Не для себя — для нее и для отчизны рожден.
Благочестивый, он дважды в обители Якова бывший,
После и Рим, и святой Йерусалим посетил.
Так, благочестьем подвигнут, своей добродетелью славен,
Век свой счастливо скончал, не запятнавшись ничем.
66. ДОСТОЙНЕЙШЕМУ ОТЦУ АНТОНИЮ БЕРГЕНСКОМУ, АББАТУ СВ. БЕРТИНА, О СМЕРТИ ЕПИСКОПА КАМБРЕ[254]
Смерть, кто зависти дочь, но и матери самой преступней,
Тем же оружьем стремясь больший урон причинить,
Неповторимую ветвь благородного древа срубила:
Генриха, Бергена был честью, надеждою он.
Так разноликую скорбь он одним погребеньем рождает;
И о патроне пока родина, плача, скорбит,
Доброго пастыря паства пока ожидает, лишившись,
Как и советника двор, непревзойденного в том,
Бедность ученая жаждет благого пока Мецената,
10 И о надежде своей сирых рыдает толпа,
И, наконец, пока в скорби весь Бергена люд провожает
Отпрыска прах своего, честные слезы лия,
Ты, и уже не впервые, о пастырь Вертинский, о брате
Плачешь, — увы, третий он из столь большого числа.
Плачешь по праву, но пусть будет мера для праведной скорби;
Радуйся, что не всегда можно иметь, что имел.
Истинно, брат не скончался — направился к вышнему небу;
Нравов своих чистотой, жизнью он то заслужил.
Вы лишь храните останки нетленные этого рода,
10 Боги, кто благости полн к духом великим мужам.
67. НА ТИТУЛЕ КНИГИ «О ПРЕВОСХОДСТВЕ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ»[255]
Вы, кем чтим глубоко кесарь, мир хранящий христиан,
Сердцем эту книгу чтите, что нам кесаря хранит.
68. НА КАРТИНУ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ МИФА О ГИГАНТАХ[256]
Вот из нелепой земли, без отца народившись Гиганты[257]
Горы на горы поверх громоздят, самого угрожают
Неба владыку низвергнуть с его высокой твердыни.
Но безуспешны безумные силы, лишенные смысла.
69. НА НИХ ЖЕ, ПОРАЖЕННЫХ МОЛНИЕЙ
Нагроможденные рушит Юпитер ударами молний
Эти громады, огнем облекая Гигантов и горы.
Так, так без разума сила, так все нечестивых деянья
Ниспровергаются вмиг непрерывно отмщением вышних.
70. НА КАРТИНУ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ УМЕРЩВЛЕННОГО ПЕНФЕЯ
Эхионида ты зришь, Пенфея,
Кто чужеземного Вакха тайны[258]
Презрел. Но был нечестивец этот
Мстителем — богом за зло наказан.
От материнской руки погиб он
И от вакханок — сочтен за зверя.
Как преступленья достойна кара
И злодеянья злодейств достойны!
71. НА ИЗОБРАЖЕНИЕ ОБЕСЧЕЩЕННОЙ ЕВРОПЫ
Тот, кто с вершины быков[259] повернул к морскому прибрежью,
Тот и тебя убедить может жезлом золотым.
Будут свидетели тут — сандалии с крыльями, будет
Шапка двуцветная — знак на золотистых кудрях.
Спросишь, что делает он: он любови отцовской прислужник,
Прячет, не ведая сам, хитрость угодой своей.
Ведь похититель обличье быка белоснежного принял,
Дерзкий, добычу свою он понесет по волнам.
Крита как только достигнет, тотчас же не будет Юпитер
10 Больше быком, да и ей девой недолго пробыть.
Да и к чему ни принудит слепая любовь человека,
Если не стыдно быком даже Юпитеру стать?
Или какой же довольно для девушек милых защиты,
Если прельститель — и тот страшен поистине был?
72. ПОД ИЗОБРАЖЕНИЕМ ЛИКА ХРИСТА
Здесь он во глубь души сокрытую глядит.
Всё сделай, чтоб ее сверкала глубина.
73. НА ДОЧЬ БЕКИ, ЧТО НА НАШЕМ ЯЗЫКЕ ОЗНАЧАЕТ «ПОТОК»[260]
Я — Вильгельмина,[261] отец мой — Арнольд, по прозванию Бека;
Был он не только «поток» — прав он обеих исток.
В качестве зятя, Антоний, один ты ему приглянулся:
Схожий с Избрандом — отцом равно лицом и душой.
Жизнью не меньше тебе, чем красой, я обязана также:
Храмы, потомство и дом были заботой моей.
Ту, что родила сынов четырех и столько же дочек,
В люстр моей жизни седьмой разом похитила смерть.
Так, пожелавши, читатель, покоя душе сей и праху,
10 Долго живи, но ничто — долго, живи хорошо.
74. НА НЕКОЕГО МАГНАТА, НО ПОД ВЫМЫШЛЕННЫМ ИМЕНЕМ, КТО ЗА ХВАЛЫ ЕМУ ОТПЛАТИЛ НИЧТОЖНЫМ ПОДНОШЕНЬИЦЕМ[262]
Мою ошибку выправил
Марулл премило, ибо мной
Со всей похвален щедростью,
Поэта тароватого
Он отдаряет мелочью.
О человек, о дивное
Его благоразумие!
Не хочет славы он без дел,
Молчанья хочет, их свершив.
10 Зато наградой скряжною
Зовет он к палинодии,[263]
Зовет он к умолчанию.
Не такова в нем трезвенность
И бережливость хваткая,
Когда и скоморохам он
И дуракам постыднейшим
Дает подарки щедрые.
А что певцам дает он то,
Что — меньше, чем не дать совсем,
Тут стыд виной, а не порок.
75. НА ТИТУЛЕ ДРУГОЙ КНИГИ ПОСЛАННОЙ В ДАР ЕПИСКОПУ АРРАССКОМУ[264]
С приметой доброй шествуй, ты мой дар книжный,
Хоть тощим сотворил тебя поэт скромный.
Вельможе мудрому понравиться б только, —
И Эритрейские ты превзойдешь камни.[265]
76. НА ТИТУЛЕ КНИГИ, ПОСЛАННОЙ В ДАР БУСЛЕЙДЕНУ[266]
Чести собой не придам я Буслейдена библиотеке,
Библиотека сама больше мне чести придаст.
77. НА ТИТУЛЬНОМ ЛИСТЕ КНИГИ[267]
Право же, ты не украсишь Антония библиотеку,[268]
Библиотека тебя, книга, украсит собой.
78. СЛАВНЕЙШЕМУ ПРИНЦУ ФИЛИППУ, СЧАСТЛИВО ВОЗВРАЩАЮЩЕМУСЯ НА РОДИНУ, ПРИВЕТСТВЕННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ ЭРАЗМА, ГОВОРЯЩЕГО ОТ ЛИЦА РОДИНЫ[269]
О достопамятный вечно и вечно день достохвальный,
Тот, что благие на пряже мне Парки длят белоснежной;
Так вот сребристая блещет жемчужина средь Эритрейских
Раковин; только она дня такого все радости должно
Обозначить могла б, что тебя, желаннейший принц мой,
Среди обетов к тебе и молений, поникших в печали,
Вновь мне вернул. И теперь возвращенной я вижу надежду
Снова мою, — я тебя — честь, вершину молений, приемлю.
Право, жемчужины мало одной для дня ликованья,
10 Дня, что навек обновляет все радости прежние жизни,
Дня, в завершенье одном для меня столько радости слившем.
Слов недостаточно мне, да и сердца в груди нехватает —
Выразить радость, и слабы для рукоплескания руки.
К нам из испанской земли возвратился Филипп невредимый.
Невредимый, и все с Филиппом моим возвратилось.
Вот возвращенье Филиппа народ и сенат восхваляют,
«Ио», — ликует толпа, возвращенье встречая Филиппа;
Отзвук дают звонкозвучные кровли: Филипп возвратился,
И не обманчив сей образ опять повторенного звука:
20 Ведь возвращенье Филиппа безмолвные чувствуют скалы
И, не безмолвны совсем, отзвук шлют возвращенью Филиппа.
Был ты далеко отсюда — и все было в горькой печали,
Здесь ты опять невредимый — и все в поклонении блещет.
Так, где — сурова — зима Аквилонами воздух вздымает,
Голая никнет земля и сады без цветов загрустили,
Реки недвижно стоят и тоскуют без листьев деревья,
Нива бесплодной простерлась, поля без побегов слабеют;
А когда вновь от зефиров, что веют теплом, возвратится
Юность веселая года, — сады в усыпленье цветочном,
30 Снова потоки бегут, вновь листвой зеленеют деревья,
Нивы тучнеют плодами и поле ликует в побегах.
Только Титан златовласый в пучину сокроется моря,
Тотчас же ясного мира прекраснейший лик исчезает,
Вялый нисходит покой и, суровая, крыл чернотою
Ночь и недвижность, что смерти подобна, все кроют собою;
А когда снова Заря, на пурпурной вернувшись квадриге,
Ласковым светом откроет росою покрытые земли, —
Разом все прежний свой вид принимает, сочтешь ты, что снова
Все возрождается вновь, молодея в обличье приветном.
40 Ты мне — сладость весны, ты — возлюбленный свет, ты единый
Все отнимаешь, уйдя, и, вернувшись, все возвращаешь.
Как все скорбело тогда, когда не было с нами Филиппа,
Как мое сердце тогда трепетало в заботах тревожных,
Снова пока для тебя не открылась ныне тройная