Галлия,[270] ныне ты видишь великого тестя державу,[271]
Зришь полноводную Рону теперь и поля, что к холодным
Близки хребтам, и они у сестры[272] под владычеством мирным;
Ныне, Рейн перейдя, ты в пространные входишь владенья,
Где твой родитель царит,[273] проходя города и народы.
50 Быстрый в стремлении к ним и к делам с их важною сутью,
Только к моленьям моим ты медлителен. Мне по привычке
Мнится, что медленней даже движение месяцев вялых!
Как эти сдвоены ночи, как солнце ползет, утомившись
На нехотящих конях! И нередко, теряя терпенье,
И нетерпима к задержке, любовь на тебя издалека
Громко роптала, мешая с горячей мольбой осужденье;
«О равнодушный ко мне чересчур, настает уже снова
Ныне зима, но ленивый, ты мешкаешь все добровольно,
И без конца твои взоры пленяют чужие пределы,
60 Ты и не чувствуешь, что я измаялась в бедах и страхе.
Не адамант ли в груди у тебя, что возник незадолго?
Разве ты где-нибудь выпил воды усыпительной Леты, —
Ты — отчизны сладчайшей и почвы-кормилицы отпрыск —
Вспомнить не можешь, бесчувствен от долгого времени, ныне
Вспомнить не можешь? Чужие так царства тебя привлекают?
Пусть тебе дважды родной[274] до неба возносится Бетис,
Титулом гордый двойным.[275] Германия все же по праву,
Не отрицаю, гордится родителем также великим.
И по заслугам Савойя довольна сестрой — госпожою;[276]
70 Франция предков далеких и сотни родных родословий
Может представить. Одним этим именем я утверждаю
Первенство,[277] не уступлю ни сестре я, ни тестю бесспорно,
Сотне родственных уз и родителю не уступлю я, —
Только богами богата и вышними я и благими,
Почестью этой, скажу, что тебя мне единственной, тотчас
Как ты явился на свет из тайной утробы, Люцина[278]
В лоно передала, которое первый твой шепот
Сладкий и радостный мне донесло до чуткого слуха,
И на груди у меня ты задвигался, знатный малютка.
80 О каковыми тогда мое сердце моленьями билось,
О каковыми и ныне моленьями грудь моя бьется.
Рукоплескала тогда, веселясь, я рожденью Филиппа,
Рукоплещу веселее теперь возвращенью Филиппа.
Радостей сколько великих в тот день я провидела сердцем,
В этот провижу я день еще большие радости сердцем.
Ты превзошел моленья мои, любимейший, дивно
Благодеяньями, выше моих ты желаний, Сабейским
Ладаном храмы пусть дышат, пусть все алтари воссияют.
Пусть по обету спешит Громовержцу должная жертва.
90 Некогда дал мне тебя он, и он же тебя возвратил мне;
Он мне великого дал, возвратил еще большего он же.
Так продолжай же, Лахеса,[279] молю я, из пряжи подобной
Принца жизнь до конца выводить, и на долгие годы,
Мрачными нитями доброй вовек не испортив основы.
Ты же, отец, кто обычно достойным достойное даришь
И из сосудов обоих мешаешь смертные судьбы:
Горя ему никакого не дай, иль — самую малость;
Мне же всерадостным он, как и есть он, да будет навеки,
Пусть же и я неизменно, как ныне, ему буду в радость;
100 Эти взаимные нам и священные радости, Ате[280]
Да не расстроит вовек, неприязненна к благу людскому».
79. СЛАВНЕЙШЕМУ ПРИНЦУ ФИЛИППУ, ВОЗВРАЩАЮЩЕМУСЯ[281]
Здравствуй, Филипп, ненаглядный мой свет, повелитель народов.
Здесь, наконец, ты наш милый, желанный. Увидеть нам дали
Боги тебя — а у нас уж в душе и надежды свиданья
Не было. Здравствуй и радуйся! Боги да будут с тобою,
Как и сыны от сынов, имущие позже родиться.
Крепким навеки пребудь, и слава твоя не погибнет.
80. ДОСТОЧТИМЕЙШЕМУ ОТЦУ УИЛЬЯМУ, АРХИЕПИСКОПУ КЕНТЕРБЕРИЙСКОМУ[282]
Поэтов лебедями тонко сам Марон[283]
Назвал, Уильям, — церкви всех прелатов честь;
И дивно, что по мненью необычному
У лебедя с поэтом совпадает все.
Обоих белоснежна белизна, один
Весь в оперенье белом, сердцем чист другой.
Приятен каждый музам, Фебу посвящен;
Обоим им на радость струй прозрачных ток,
И равно оба любят травянистый брег,
10 Певучи равно оба, и сильней, когда
Их старость удручает, на пороге, смерть.
Но кто познал природы тайны, говорят,
Что лебедей не слышно, коль Зефиров нет.
Так что ж дивиться, если в этот грубый век, —
Во оны дни певучий, — хор поэтов смолк,
Коль отовсюду Ноты воют, все глуша,
И мрачные Бореи злобных и тупых,
Благим же никому не ждать Фавониев.
А если благодатно для талантов всех
20 Фавор твоей повеет благосклонности,
Как он и есть, тотчас во всей Британии
Узришь поэтов чистых возрождение;
И так они певучи, и так звонки, что
Льют к вышним звездам песню лебединую, —
Пусть век их наш услышит и потомков век.
81. ЭТИМ СТИХОТВОРЕНИЕМ ЭРАЗМ БЛАГОДАРИТ ЗА ПРИСЛАННЫЙ ПОДАРОК[284]
О великий изысканности мастер
И первейший в науках, Кармельяно,
Вот стихами тебе пиита скромный
Возмещенье дает за дар блестящий, —
Так он золото медью возмещает.
Но ведь что и богам самим сумел бы
Благодарный, но скромный дать пиита,
Как не ритмы свои и не размеры?
А тебя одарять стихами, Пьетро, —
В лес дрова приносить, а в море — волны.
82. ЗАМОК, В ПРОСТОРЕЧИИ НАЗЫВАЕМЫЙ ГАММЕНСКИМ[285]
Что невелик я, за это страшись презирать меня, недруг;
Рема Тарпейский оплот[286] не был надежней меня.
Как хорошо защищает меня здесь крепкая насыпь,
И окружает затем ров, услаждающий взор!
Этот удобнейший ров служит мне для целей различных,
Но захочу я — и он озером станет тотчас.
Истинно, чтоб отдохнула охрана всенощная стражей,
Чтобы дозорный Линкей[287] в башне под небом храпел,
В крепости стражу дневную прилежно журавль исполняет,
10 Ночью снаружи несет гусь неусыпный ее.
И ни обучен журавль, ни наставлен, на звуки дозорных
Он, отвечая, трубит, крик поднимая до звезд.
И издали нападенья (предчувствует, кажется, их он)
Верная птица, не спя, предотвращает крича.
Гусь, не наученный также, обходит все стены, пасется,
Как подобает, и вновь он у приметных значков.[288]
Но когда солнце опять в уже близких скрывается водах,
Воины густо тогда стены заполнят мои;
Их по местам и по сменам разделит с отменным искусством
20 Тот, кто старше других или назначен к тому.
Пост не покинут они, пока снова из вод не заблещет
Солнце и светоч благой ясный не вызовет день.
Можешь добавить, что верный сей воин и неутомимый
Вот уже множество лет службу без денег несет.
83. ВИЛЬЯМУ КОПУ, УЧЕНЕЙШЕМУ ИЗ ВРАЧЕЙ, ПОЭМА О СТАРОСТИ[289]
Слава единая ты, о Коп, врачей благородных,
Искусство ль кто рассмотрит,
Или же взор обратит на заботу и верность: в обоих,
Сама, в неправде, зависть
Предпочитая другим, Вильяму почести дарит.
Сдается, убегает
Всякого рода недуг пред талантом твоим. Даже старость,
Болезнь неодолимая,
Что ни унять, ни изгнать никакие не могут лекарства,
10 Внезапно наступивши,
Соки из тела сосет и силу души истощает
Тройною сотней бедствий,
Вновь отовсюду и вновь накопившейся; все многократно
Она крушит и губит
Благо, что вместе с собою принес подрастающий возраст:
Красу, осанку, прелесть,
Памяти часть у души вместе с разумом, сном и глазами,
И силы, и проворство,
Искру творящую жизни она отнимает и жизни
20 Питающую влагу.
Жизни уносит дыханье, а с кровью — и самое тело,
Улыбки, шутки, прелесть.
И человека всего у него ж, наконец, похищает,
Но и не только это, —
Только лишь имя пустое и званье ему оставляет;
Такого рода видим
Мы имена, что повсюду на мраморных выбиты плитах.
Так старостью ли это,
Или же медленной смертью скорее назвать подобает?
30 О рок, к уронам склонный!
Как эти стертые нити грозящей обрушиться жизни
С проворством столь великим
Рады спешить, настигая, как будто на крыльях несутся,
И молодость в расцвете
Злобно увлечь за собой к обрыву стремящейся нитью,
Чтоб раньше, чем довольно
Познаны блага ее, они, беглые, с нами расстались,
И чтобы мы скорее
Поняли ясно, что живы, но вот уж надломлены, с жизнью
40 Внезапно расстаемся.