Пусть возвращу я и то, что случайно найдено будет.
Пусть поборю искушенье помедлить с возвратом чужого.
Так же, как дорог себе я, мне каждый поистине дорог
Ближний, и коль не ошибся, я каждого ближним считаю
Так, чтобы к другу любовь на Христа самого обратилась,
На благочестную жизнь и на верное также спасенье:
Так, сколько ближнему будет и нужно и необходимо,
110 Тело настолько и дух поддержу ему, долг исполняя,
Чтобы и мне помогли, если буду, быть может, нуждаться.
Впрочем, я это, во-первых, родителям выкажу, коим
Тем я обязан, что в мире пришлось мне телесном родиться,
После — наставникам, кто просветил и наставил, как должно,
Буду послушен, и честь получу по заслугам за это;
Снова, однако, всегда к сотоварищам сладостной школы
И прилежанья, как равный, пусть в чистой любови пребуду.
Если когда-нибудь я, оступившись, впаду в прегрешенье,
Пусть постараюсь тотчас, чтобы чистое исповеданье
120 Подняло падшего, и покаяньем вина искупилась.
Принятие тела Христова при жизни
Но как только меня к небесной трапезе тела
Также и крови Христа призовут благочестье и время, —
Руки омыв и страшась приступить, перед этим охотно
Сердце очищу свое с величайшей заботой и рвеньем, —
Если запятнано будет, — и блеском достоинств украшу.
После, когда уж предел роковой для жизни наступит
И напомнит болезнь, что последний день на пороге,
Вовремя я укрепить себя таинствами постараюсь,
Теми дарами, какие святая нам церковь дарует,
130 Всем, кто рожден во Христе; покаяние жертвой искупит
Жизни грехи, да приемлю Христа досточтимое тело.
Если все ближе теснить испытание смерти уж близкой
Станет, тогда, помолясь, призову я того, кто, как должно,
Пусть умастит[317] и священным отметит помазаньем тело.
И укрепленный всем этим как следует христианину,
С сердцем бестрепетным я и исполненным веры, расстанусь
С жизнью, превыше всего уповая на божию благость.
Делай это и будешь жить.
95. СЕБАСТЬЯНУ БРАНТУ, КАНЦЛЕРУ ГОРОДА СТРАСБУРГА[318][319]
Пусть иных их прославили Камены, —
Сам Камены свои ты больше славишь.
Многим родина славу даровала, —
Город славный ты делаешь славнее
Знаньем, нравом своим и красноречьем,
Строгой жизнью и книгами, и делом.
Так, с обильным приростом возвращаешь
Свой почет, что ты принял, и взаимно
10 Украшая отчизну и науки.
96. СТИХОТВОРЕНИЕ К ТОМАСУ ДИДИМУ, ПОЭТУ ЛАУРЕАТУ
Те похвалы, что ты мне направляешь, ученейший Дидим,[320]
Более тех несомненно, что мог бы принять на себя я;
Если бы даже лица не касались они никакого,
Так изощренны они и души таковой порожденье,
Что невозможно ответить на них, если хочешь правдивым
Быть в той же мере: настолько изящны они и прелестны.
Сам я себе из-за них, конечно, не нравлюсь, но ты мне
Нравишься, лавров достойный; пока ты, поэт, в превосходных
Строках меня величаешь с искусством отменным, — себя тем
10 Славишь ты мужем великим и дивным настолько, что смог бы
Сделать из мухи слона, обладая таким дарованьем,
И при этом отнюдь не казалось бы это нелепым.
Но, чем я меньше твой суд, великий поэт, одобряю,
Тем мне приятней твои и любовь, и сверкающий разум.
97. К СВОЕМУ ИОАННУ САПИДУ, В РАЗЛУКЕ[321]
Если, отсутствуя, мы от отсутствия друга страдаем,
Ясный ты мой Иоанн, эту поруку прими:
Пусть же, чем дальше у нас разделяет тела расстоянье,
Ближе взаимно любовь души да свяжет у нас.
98. ПОХВАЛА ШЛЕТТШТАДТУ[322]
О благородный Шлеттштадт,[323] кто твои означая пределы,
Первым при счастливых столь знаменьях все основал?
Гений такой у тебя столь благой и столь щедрый откуда?
Звезд при рожденье каких видел мерцание ты?
Пусть ты на вид невелик, не украшен пространной стеною,
Жителей сонмом своих или избытком богатств,
Но среди всех городов, сколько их ни цветет под эгидой
Цесарской, ни одного нет благодатней тебя.
Не говоря уж о том, что вокруг плодородное поле
10 И что Церера дает ниве обилье твоей,
Что пред собою ты видишь — тут холм в виноградниках, там же —
Рейна могучий поток с легкою рябью на нем.
Выгоды дивны твои, но подобные есть и у многих,
Ты же талантами их и превзошел, и сразил.
Пусть ты один, невелик, но ты стольких на свет производишь
Доблестью славных людей или талантом своим.
Равно ты столько же перлов и светочей в мир изливаешь,
Сколько и многим другим вряд ли дано произвесть.
Столько в науке первейших живет у тебя, сколько вряд ли
20 Конь тот предательский[324] мог воинов спрятать в себе.
Город какой Вимфелинг и Спигеллий[325] не сделали б славным,
Город и Кирхер[326] какой славным бы сделать не мог?
Сапидус твой,[327] что достоин ученых Афин, он откуда?
Шторк, как и твой Фригион[328] оба откуда, скажи?
Молви, откуда Арнольд,[329] взлелеянный музами, сердцем
Светлый откуда, скажи, Шурер еще Матиас?[330]
Пусть умолчу о других, но Беат тот Ренан[331] не довольно ль
Счастием дарит тебя, двух языков грамотей?
Нет ли какого родства у тебя с безоблачным небом?
30 И не Паллады ли град дарит величье тебе?
Почва рождает тела, дух же с высей эфира нисходит,
Прочие — члены родят, ты же таланты родишь.
Всякий завидовать стал бы столь явственным выгодам, если
То не считать, что даешь миру ты все — не себе.
Слава одна у тебя, но плоды ее всем достаются
Там, где на свете у нас есть человеческий род.
Эти Эразм написал, не забывший о гостеприимстве,
Строки тебе, пусть просты, — музы признательной дар.
99. ЭПИТАФИЯ ФИЛИППУ, КЛЮНИЙСКОМУ АББАТУ[332]
Почему Благочестье быть здесь радо
С хороводом сестер своих у камня?
Здесь покоится наш предстатель давний,
Тот Филипп, кто давно уже в собранье
Был клюнийцев первейшим украшеньем.
Но ведь скорби пристал обычно траур,
А на вас белизну одежд я вижу.
Нравы чьи непорочно белы были,
Чья и жизнь и чиста, и безупречна, —
Смерть того, полагаю, не пристало
Очернять или трауром, иль плачем.
100. МОЛЕНИЕ. «САЛЬВЕ МАРИЯ»[333]
О царица, за всех сострадалица грешников, сальве,
Сладость, надежда сама, наша ты жизнь на земле;
Все мы взываем к тебе, сыновья плачевнейшей Евы,
Коих и слезы и стон в юдоли этой теснят.
Так обрати же на жалких свои, сожалеючи, взоры,
После негодных веков сына яви своего.
Сладостна ты ведь, блага, ты исполнена кротости высшей,
Сделай достойными нас сына узреть твоего.
101. ЛУКЕ ПАЛИУРУ ИЗ РУФФАХА. УПРАВЛЯЮЩЕМУ КАНЦЕЛЯРИИ ЕПИСКОПА БАЗЕЛЬСКОГО, СТИХОТВОРНЫЙ ЭКСПРОМТ[334]
Пашня, истощена безмерной вспашкой,
Земледельца несчастного обманет.
И талант, изнурен работой долгой,
Не родит ничего, что стоит нашей
Той любови, какой из всех тебя лишь
Удостою, сладчайший Палиур мой,[335]
Хоть любовь та заслуг твоих не стоит
И учености всей, согласной с ними.
Что позволено лишь, — навеки в этом
Поручусь, — до глубин до самых сердца
Моего возлюблю Луку, как должно.