Так, в свой черед мы рады, — и тебе дано
Вкушать отныне трапезу небесную.
115. ЭПИТАФИЯ ДИРКУ МАРТЕНСУ[360]
Здесь я покоюсь в земле, Теодорик, в Алосте рожденный;
Было искусством моим книжных тиснение букв.
Брата, жену и детей, и знакомых своих переживший.
Сил еще полон, я жил восемь десятков годов.
Якорь священный[361] по мне остается, известнейший людям.
Будь же священным, Христос, якорем ныне моим.
116. ЭПИТАФИЯ ИОГАННУ ФРОБЕНУ, НАПИСАННАЯ ЭРАЗМОМ РОТТЕРДАМСКИМ[362]
Бренные кости Йоганна Фробена сей камень скрывает,
В мире же всем умереть слава не может его.
Нравами чистыми жизни, делами ее заслужил он, —
Скорбно лежат они днесь вместе с родителем их.
Восстановил он, украсил труды мудрецов стародавних
Рвеньем, уменьем, трудом, средствами, верой, добром.
Вечную жизнь в небесах ему дайте, правые боги,
Мы же ему на земле вечную славу дадим.
117. ТОГО ЖЕ ЭРАЗМА ТОМУ ЖЕ ФРОБЕНУ
Иоганн Фробен типограф вот от жизни отошел;
Больше всех ему обязан труд во имя разума.
Не рыдайте над усопшим: жив, живет и будет жить, —
И в душе своей, и в славе, в книгах, что оставил он.
118. ПОХВАЛА «АСТРОНОМИЧЕСКИМ НАСТАВЛЕНИЯМ» ИОАХИМА ШТЕРНА. БАЗЕЛЬ, 1523[363]
Если ты хочешь постичь звездоносного мира начала,
И как с кругами круги сплетены в небесном эфире,
И, наконец, какие черты проводит наука,
Чтобы рассечь поясами пространство полого свода, —
Юноша, все прочитай, что тройное автора рвенье
Предало книге и путь легкий к высям эфира открыло.
Так, воспари ж, кто ползешь по земле, огляди же отчизну.
К звездам, легкий, стремись, кто и род свой ведешь от созвездий.
119. НА ТО ЖЕ. ДЕЗИДЕРИЙ ЭРАЗМ РОТТЕРДАМСКИЙ
Что ты с трудом найдешь в громадной книжище,
Легко табличка эта даст глазам твоим!
Труд одного всех прочих зачеркнул труды.
То труд Иоахима. Прочитай. Прощай.
120. ЭПИТАФИЯ ФИЛИППУ ГАНЕТОНУ[364]
Шпор золотых здесь рыцарь, Ганетон Филипп.
Филиппу королю и Карлу кесарю
Служил он славно аудиенциарием.
Священный орден, злато кто руна несет,
Своих богатств храненье поручил ему.
Лишь в нем едином доблесть победила зло, —
Ко всем такая вера и радушье в нем
С душою чистой были; высшим, низшим, — всем
Единственно желанный, в небе он теперь.
121—122. ДВЕ ЭПИТАФИИ НИКОЛАСУ ВАН УТЕНХОВЕНУ[365]
121.
Камнем этим покрыт герой преславный
Николай Утенховий, всем известный,
Под главенством кого сенат весь Фландрский
Процветал много лет и совершенно.
Этот памятник здесь отцу сироты[366]
Водрузили, как дань благого долга,
Но и тщетного все ж. Зачем такому
Воздвигать монументы человеку,
Чья повсюду прославленная доблесть
Пребывает в умах у всех, — ни сила
И ни давность ее не уничтожат.
122.
Богиня, кто ты? — Имя Справедливость мне.
Но плачешь что? — О справедливце истинном
Скорблю, о Николасе Утенховий;
Всей Фландрии он славой был великою.
Чем был он, лучше человека не было.
С умершим вместе, мнится, умерла и я.
Не справедлив он, — больше справедливости.
123. ПРОЩАНИЕ С БАЗЕЛЕМ[367]
Ныне, Базель, прощай, — другой не отыщется город,
Гостеприимней ко мне бывший там много годин.[368]
Радостей всех я желаю тебе, и еще: чтоб вовеки
Путник Эразма грустней не приближался к тебе.
124.[369]
Вы мне скажите, зачем опрокинутой чашею небо
Ночи и дни напролет падает наземь дождем?
Вины оплакать свои не хотят земнородные люди, —
Небо за нас потому ныне разверзлось в слезах.
125. ЦЫПЛЯТА ДЛЯ НИКОЛАСА И ЮСТИНЫ ЕПИСКОПИЕВ[370]
Сам ты петух, кура есть у тебя; с пожеланием лучшим
Я петуха приношу, кому птенчиков кура лелеет.
126. ЭПИТАФИЯ КОРНЕЛИИ САНДЕРС, ПОКОЙНОЙ СУПРУГЕ ПЕТРА ЖИЛЛЯ (ЭГИДИЯ)[371]
Под камнем сим покоюсь я, Корнелия,
Петром когда-то Жиллем мужем счастлива,
Кому, как мать, отца названье сладкое
Дала я восьмикратно. Дом лелеять свой,
Детей любовью чистой,[372] верой крепкою
Во всем лишь одному супругу нравиться, —
Одной заботой, радостью единою
Утехой было мне, надежд основою.
Как ты поспешна, смерть, как рушишь крепкие
Любови и сердца соединенные!
Из-за тебя, завистница, отказано
Мне люстр шестой окончить.[373] Ты, читающий,
Ступай, прохожий, душам верь умчавшимся:
Все дымом сгинет, — лишь любовь останется.
127. ДРУГАЯ ЭПИТАФИЯ ЕЙ ЖЕ
Я погребенной лежу под этим, Корнелия, камнем;
Мужем, Жиллем Петром, прежде была я славна.
Я восьмикратно ему отца даровала названье
Сладкое, но для меня радость была недолга.
Раньше, чем было дано люстр шестой мне в жизни закончить,
Нить моей жизни была Паркой оборвана злой.
Дом был заботой моей и дражайшие дети, и славой
Доброю, кротостью я мужа к себе привлекла.
Страстью то было моей, это было надежд основаньем,
Это и в жизни моей сладостью было одной.
128. ЭПИТАФИЯ ВТОРОЙ ЖЕНЕ ПЕТРА ЖИЛЛЯ (ЭГИДИЯ)[374]
Под камнем сим Мария Дионисия;[375]
Второй, повторным браком, взял ее женой
Эгидий Петр, — и дочкой был обрадован.
Она ж от родов сгибла в дни немногие,
В годах цветущих, мало насладиться ей
Супругом и детьми пришлось сладчайшими.
О вечном думай: жизнь, как дыма облачко.
129. ЭПИТАФИЯ АНТОНИЮ КЛЯВЕ, СЕНАТОРУ ГАНДАУ[376]
Кто ты, что здесь почиешь? — Клява — прозвище,
Антоний — имя. — Бедный, что здесь слышу я?
Ужель угас сената светоч Гандау,
Наук опора и краса дражайшая?
— Я прожил вдоволь. Ибо люстр четырнадцать[377]
Окончил. И тебе довольно этого.
Наукам и отчизне — недостаточно.
О небеса, что ж людям выдающимся
Бессмертья не дано неколебимого?
10 И остается, Клява, строчкой горестной
И плачем жертву нам свершить, печалуясь.
130. ДИАЛОГ ШКОЛЯРА И КНИГОПРОДАВЦА[378]
Шк. Что нового приносишь? Книгу?
Кн. Нет.
Шк. Так что ж?
Кн. Поток золотоносный.
Шк. Да, богата речь;
Так говори скорее.
Кн. Стагирит со мной,[379]
И от него не скрылось знанье ни одно.
А он его прекрасней для тебя взрастил.
Шк. Ты молвишь правду; это — Амалфеи рог.[380]
Кн. И в нем плодов обилье, и каких плодов!
Шк. И кто ж богатство это преподносит нам?
Кн. Его трудолюбивый Бебель нам несет.[381]
Шк. Так он не словоносец — златоносец он?
Кн. О да, коль нечто злата и камней ценней, —
Оно — ничто пред мудростью божественной.
131. ДЕЗИДЕРИЯ ЭРАЗМА РОТТЕРДАМСКОГО, ИЗБАВИВШЕГОСЯ ОТ ЧЕТЫРЕХДНЕВНОЙ ЛИХОРАДКИ С ПОМОЩЬЮ ЖЕНЕВСКОЙ БОГОМАТЕРИ, СТИХОТВОРЕНИЕ, СОЧИНЕННОЕ ПО ОБЕТУ[382]
Дивная, песнь разреши, что тебе посвятил по обету
Скромный поэт, кто желает, моленья неся, чтобы разум
Ты вдохновила и силы — воспеть тебя, как подобает,
О Женевьева, оплот твоего вернейший народа,
Коего Галлия род заключает, простершись широко,
Натрое разделена; но тебе несравненно дороже