Среди северных поэтов-гуманистов прямым предшественником Эразма был его земляк Родольф Агрикола (1447—1485). Старшим современником Эразма был также уже упомянутый Конрад Цельтис (1459—1508). Уже к следующему поколению принадлежали такие известные гуманисты общегерманского масштаба, как Ульрих фон Гуттен (1488—1523), Эвриций Корд (ок. 1486— 1535), Гелий Эобан Гесс (1488—1540). Эти поэты создали высокие образцы неолатинской поэзии, отмеченные не только искусством версификации, но и подлинным вдохновением.
На молодого Эразма, по всей вероятности, немалое влияние оказал и трактат итальянского гуманиста Лоренцо Валлы (1407—1457) по грамматике и стилистике — «Об изяществе латинского языка»[433], впервые изданный в 1471 г., с превосходно подобранными примерами из произведений классиков древности.
Однако определяющее влияние на становление Эразма-поэта оказали корифеи римской поэзии классического периода: Вергилий, Гораций, Овидий, которые, — особенно первые два, — стали затем любимыми поэтами Эразма. Он высоко ценил также острый сатирический гений римского поэта I—II вв. Децима Юния Ювенала, талант Папиния Стация, Клавдиана и Лукана, Тибулла и Проперция. Многочисленные реминисценции из этих поэтов нередко встречаются в стихотворениях Эразма, особенно раннего периода, а первое его стихотворение — буколическая поэма о неразделенно» любви пастуха Росфама к юной Гунифольде — написано под прямым влиянием и обаянием «Буколик» Вергилия.
Из христианских поэтов эпохи поздней античности Эразм высоко ценил современника Авсония, Аврелия Пруденция (IV в. н. э.), автора торжественных гимнов.
К собственно средневековой латинской поэзии Эразм, как и многие другие гуманисты, его современники, относился отрицательно, считая ее «варварской» и «грубой».
Высоко ценя древнюю «языческую» литературу и культуру, гуманисты способствовали развитию прогрессивных идей, столь ненавистных ортодоксальным теологам-схоластам и противоречивших официальной католической доктрине с ее отрицанием античной литературы и культуры вообще.
О том, какова была роль Эразма в гуманистическом движении, косвенно сказал тот же Л. Ольшки[434], назвавший великого реформатора анатомии Андрея Везалия (1514—1564), покончившего с заблуждениями Галена и галенизмом, которые тормозили развитие подлинной науки о строении человеческого тела, «Эразмом медицины», ибо Везалий (родившийся в Брюсселе и работавший в Италии) «плодотворно объединил в своем произведении[435] итальянский и северный дух».
Латинская поэзия Эразма (лишь 7 из 136 его стихотворений написаны по-гречески) охватывает более чем 50-летний период в жизни великого гуманиста. Его творчество не было однородным в течение всего этого долгого времени. Начав с подражания «Буколикам» Вергилия и создав в 80-х годах XV столетия еще несколько стихотворений, отмеченных постепенным обретением мастерства, но написанных еще в духе классических традиций и тем, Эразм на рубеже 80-х и 90-х годов обращается преимущественно к сюжетам религиозно-этическим. В дальнейшем на протяжении многих лет он создает стихотворения самого различного содержания. Среди них не последнее место занимают стихотворения «на случай», небольшие эпиграммы — обращения к друзьям и корреспондентам, эпитафии, стихотворения-надписи, адресованные читателям вновь выходящих книг, собственно эпиграммы, оды, поэмы и др.
Эразм — вершина гуманизма, но идеал поэзии для него, как он сам его определил — «поэзия ученая и священная». А это многое объясняет в его поэтическом творчестве.
В отличие от поэзии своего друга и единомышленника Томаса Мора[436], из 280 стихотворений которого более 100 — переводы на латинский язык греческих оригиналов, всё поэтическое наследие Эразма состоит из оригинальных стихотворений, хотя и Эразм, как и Т. Мор, не был чужд переводческому искусству[437].
Как и поэзия Т. Мора, стихотворения Эразма находят отклик, хотя, возможно, и не столь часто, в его прозаических сочинениях. Некоторые из них включены в прозу Эразма. Огромное эпистолярное наследие гуманиста убедительное свидетельство тому, что Эразм был не только блестящим знатоком древней классической литературы, но превосходно знал и современную ему.
Не касаясь здесь роли Эразма, его прозы и писем в идейной борьбе начала XVI столетия накануне Реформации, достаточно освещенной в трудах советских и зарубежных историков этой эпохи[438], мы обратимся непосредственно к рассмотрению его поэтического наследия.
В основной части образцового и пока единственного исследования, посвященного поэзии Эразма, книге голландского ученого Корнелиса Рэдейка[439], содержащей на языке оригинала публикацию поэзии великого гуманиста, — 136 стихотворений. Кроме того в пяти приложениях помещены стихотворения, приписываемые Эразму, включенные им в его прозаические сочинения, стихотворные фрагменты и т. п. К. Рэдейк называет их «carmine» — стихотворения, песни.
В разнообразных по содержанию стихотворениях Эразма поражает и многообразие примененных поэтом стихотворных размеров: мы находим в них 20 размеров классической греческой и латинской поэзии или их сочетаний.
Чаще других (в 55 случаях) применяется элегический дистих — сочетание гексаметра и пентаметра, наиболее распространенный и в древности размер, применявшийся не только в эпиграмме. Далее следуют ямбический сенарий и греческие ямбические триметры (соответственно в 16 и 4 случаях). Классический гексаметр встречается в 15 стихотворениях, одиннадцатисложник — в 10. Сапфическим размером написано 6 стихотворений — од. Реже встречаются такие размеры, как холиямб, Архилоховы и Асклепиадовы размеры, ямбические и трохаические, а также комбинации двух различных стихотворных размеров. 6 стихотворений написаны размерами, которым нет аналогий в классической латинской поэзии[440]. Это — Алкеев десятисложник, первый пифиямбический размер и малый Асклепиадов, за которым следует неусеченный ямбический диметр.
Объем стихотворений также весьма различен. Среди них встречаются, впрочем редко, двустишия и четверостишия, чаще же — более крупные стихотворения, достигающие 100 и более стихотворных строк (№ 1, 9, 20, 23, 24, 25 и др.), а также целые поэмы объемом от 200 до 400 строк (№ 14, 19, 21, 83).
Среди адресатов поэзии Эразма, как и среди адресатов его писем, мы встречаем много прославленных имен: Себастьян Брант (1457—1521), автор знаменитого «Корабля дураков», Иоганн Фробен (1460—1527), крупнейший базельский издатель, выпустивший в свет многие произведения Эразма и Мора, врач Вильям Коп, латинист Пьетро Кармелиано, государственный и церковный деятель, архиепископ Кентерберийский, Уильям Уорхем, дипломат Петр Эгидий (Жиль) и др.
В «Похвале Шлеттштадту» (J4 98), небольшому имперскому городу на Рейне, бывшему родиной многих гуманистов и ученых, Эразм среди других упоминает Якова Вимфелинга (1450—1528) и Беата Ренана (1485—1547). Именно Б. Ренан в марте 1518 г. в Базеле представил Вилибальду Пиркхеймеру (1470—1530) «Эпиграммы» Т. Мора, которые перед тем прислал в Базель для издания И. Фробену Эразм[441].
Несмотря на то, что в поэзии конца XV — начала XVI в. было много известных имен, поэзия Эразма — явление выдающееся. Эразм не просто превосходный версификатор, овладевший всеми приемами стихотворства, но латинский поэт, пишущий на живом для него языке (вспомним, что и Ульрих фон Гуттен был гораздо сильнее как латинский, чем как немецкий автор). Во второй половине своей обширной вступительной статьи К. Рэдейк анализирует эволюцию Эразма-поэта и подводит итоги его полувековой поэтической деятельности. Поскольку это единственный в научной литературе об Эразме анализ подобного рода, мы и обратимся к нему.
Он пишет: «Начиная с «Carmen bucolicum» (№ 1) до последней эпиграммы умирающего гуманиста — более 50 лет латинской поэзии, обязанной трудолюбию в начале и излившейся без большого усилия в последующие годы... нелегкая задача сформулировать всеобъемлющую оценку всего написанного Эразмом»[442].
В несомненно подражательных и действительно традиционных стихотворениях начального периода К. Рэдейк не видит отражения собственных переживаний юного Эразма, но главным образом — «удовлетворение видеть элегические дистихи аккуратно построенными в ряды»[443]. Допуская, однако, возможность выражения и в них собственного «Я» поэта, он справедливо связывает ее с традиционным для классической поэзии выражением мыслей и переживаний юноши.
Около 1489 г. характер поэтического творчества Эразма меняется. Он постепенно оставляет традиционные мотивы, которые разрабатывал ранее (неразделенная любовь пастуха, элегическое сопоставление горя и радости, всесильное могущество колчаноносного Купидона, обращения к друзьям, мотивы быстротечности жизни, любовная ода и т. п.)[444] и обращается к темам религиозно этическим (начиная с № 19). Как бы на рубеже между ними стоит превосходное, довольно большое по объему стихотворение (№ 14 — 244 стиха с примыкающим к нему № 15 — 35 стихов) — Апология Эразма и Корнелия, изложенная в виде горестного диалога против варваров, презирающих древнее красноречие. Написанное выразительным стихотворным размером — сочетанием трех Асклепиадовых стихов и одного Гликонея, вероятно, весной 1489 г., — оно поражает силой и убежденностью.
Группу стихотворений (№ 19—21), как и № 23—25, действительно можно назвать назидательно-моралистическими. Несколько особняком стоит между ними ямбическое стихотворение (№ 22) — похвала Анне, бабке Иисуса Христа.