— Даже так…
— Ну да! Причем избиение было настолько жестоким, что у графа отнялись ноги! Приехал в нашу страну человек на своих двоих, а увезли его отсюда на носилках, чуть живого! Говорят, он и сейчас все еще не ходит. Жаль, что подобное несчастье произошло с таким красивым мужчиной! Не знаю, кем был тот человек, что позволил себе подобную дикость. Разные слухи бродили; говорили что это сделал или дальний родственник, или называющий себя таковым, или вообще кто-то приблудный, желающий втереться в родню… Причем произошло все это во дворце Правителя! Представляете, какой там из-за этого был скандал?!
— А что было дальше с тем человеком, что избил графа?
— Точно не знаю. Но, говорят, сбежал…
Граф Д'Диаманте… А ведь я уже когда-то слышала это имя, причем оно было упомянуто как-то не очень хорошо, и воспоминания о том оставили некий неприятный осадок в разговоре… Так, так, так… Когда же это произошло… Вспомнила! Это было в первый день моего приезда в Стольград вместе с Даном и Веном. Верно, разговор происходил поздней ночью, в домике Райсы… Тогда еще с нами была лекарка Элсет. Я рассказала о замужестве Эри, и Вен усомнился в том, что Эри вступила в брак с князем по большой любви. Он тогда сказал еще-то вроде того, что князь Айберте — это не граф Д'Диаманте, одно появление которого лишает дам рассудка… Помнится, Дан, при упоминании этого имени резко одернул друга… Но и Вен, в свою очередь, был смущен этой оговоркой, и извинялся за неосторожно оброненное имя…
Ничего не понимаю!
Глава 26
Домой к Райсе мы вернулись во второй половине дня, нагруженные покупками. До того мы долго ходили по лавкам, рынка и магазинчикам, приобретали мальчишкам одежду на зиму. Парнишки останутся здесь, и нам следует заранее позаботиться о том, чтоб у Райсы с ними было немного меньше забот хотя бы насчет их одежды.
Мы уже поговорили с Райсой насчет ребят. Она была совсем не против оставить их у себя.
— Пусть живут — сказала она. — Им лучше, и нам с дочкой веселей. Я уже троих парней вырастила, так что еще с двумя как-нибудь управлюсь. А места в доме на всех хватит.
К сегодняшнему дню Даян, кажется, немного успокоилась. Она больше не плакала, но вставать на ноги хотя бы ненадолго все еще отказывалась наотрез. Ей было страшно. Девочку можно понять: столько лет мечтать о том, что будешь как все соседские дети, привыкнуть передвигаться в коляске — и вдруг все это может осуществиться наяву! А вдруг все это окажется неправдой… Тогда уж лучше потянуть это время, пока не наступит разочарование… И сейчас ей все казалось настолько непривычным, она чувствовала себя, как говориться, не в своей тарелке. Ну, Райса, тебе еще предстоит немало труда, чтоб преодолеть страхи и боязнь Даян, суметь убедить ее ходить самостоятельно. Не сомневаюсь — Райса сумеет это сделать.
Я до последнего оттягивала неприятный миг. Нравится мне это, или нет, но надо было сообщить матери Зяблика о гибели ее сына. Нам предстоял тяжелый разговор. И еще мне хотелось посмотреть в глаза женщине, не вставшей на защиту своего ребенка.
К нужному дому нас вели Лис и Толмач. Позади остались шумные столичные улицы, пошли места победней и потише. Я бы, без сомнения, в очередной раз запуталась в переплетениях улиц и переулков, но мальчишки уверенно вели нас в нужном направлении.
Как я поняла, раньше Зяблик жил в Рябиновке. Уже по названию чувствовалось, что когда-то здесь было полным-полно рябин. Впрочем, в здешних местах их и сейчас хватает. Взгляд постоянно натыкался на деревья с начинающими краснеть гроздьями. Хорошо здесь, во всяком случае мне нравится. Тихое место, где можно спокойно жить, растить детей… Почти у каждого дома стоит скамейка, где по вечерам усаживаются люди, куда приходят соседи обсудить последние новости. Невысокие дома с маленькими садами и огородами, куры, гуляющие вдоль палисадника… Вон, даже пара поросят копается в траве… На какие-то мгновения мне даже показалось, что я вновь оказалась в своем родном поселке.
Дело к вечеру, старики сидят на лавочках у ворот, играют дети, люди после работы идут по своим домам… Район находится ближе к окраине Стольграда. Живущих здесь людей богатеями не назовешь, но и на голытьбу никак не тянут. Как я поняла из пояснений мальчишек, здесь в основном жили отставные солдаты, мелкие лавочники, ремесленники, мастеровые…
— Вот дом Зяблика — остановился Толмач.
— Ты уверен?
— Спрашиваешь! — обиженно фыркнул мальчишка. — Конечно, уверен! Нас Зяблик сюда пару раз приводил, издали свой дом показывал. Так что я это место запомнил.
— Приводил, значит…
— А то!.. Правда, тогда стояли мы куда дальше отсюда, вон там, у тех кустов. Ближе к дому Зяблик подходить боялся. Говорит, если отчим его увидит, то убьет… Вот его, отчима, Зяблик очень боялся.
— Нам еще тогда Зяблик говорил, что когда его отец был жив, то к тем двум березам, что растут у них во дворе, в хорошую погоду привязывали гамак, и они там качались — добавил Лис. — А еще на скамейке, что стоит у ворот возле их дома, верхняя доска сломалась. Отец Зяблика как раз собирался ее починять, когда у него сердце прихватило… Так подле этой скамейки он и умер внезапно…
Понятно… Крепкий дом, правда, не очень ухоженный. Я привычно отмечала: не помешало бы забор подправить, облупившуюся краску обновить, да и ставень на одном из окон висит на одной петле… Отчим Зяблика, что, этого всего не замечает? Чем же, интересно, таким важным он занимается, если у него руки до хозяйства не доходят?..
Мы заранее договорились, что разговаривать с матерью Зяблика буду я, а Кисс и ребята постоят рядом, по возможности не вмешиваясь в нашу беседу. И я обещала сдерживаться в этом разговоре, не допускать крика и шума. Кисс, правда, услышав подобное, лишь ехидно ухмыльнулся, но ничего говорить не стал. Но и без того было понятно, что он имел в виду: ну-ну, мол, поглядим на твои обещания…
Поколебавшись, я вошла в ворота. Парни вошли вслед за мной. И мне вновь на мгновение показалось, что я нахожусь в своем поселке: там у некоторых небогатых людей были такие же маленькие дворики с гуляющими по траве курами… И у нас так же у сарая до середины вкапывали в землю деревянные бочки для воды…
Совсем молодой мужчина, сидящий у дома на скамейке с кувшином пива и связкой вяленой рыбы… Вполне довольный жизнью парень с холеными усиками на упитанной морде. Одет в дорогую одежду, а его новенькие сапоги из тонкой кожи стоят не меньше, чем зарабатывает за месяц работы хороший гончар. Отчего-то у меня с первого взгляда создалось впечатление, что этот мужик — типичный захребетник. Неужели парень с пивом и есть отчим Зяблика? Надо же, я представляла себе мужчину постарше. А этот парень слишком молод, да и рановато в его возрасте проявлять такую жестокость к детям. Хотя, если судить по его наглой самоуверенной физиономии, то следует признать — от такого можно ожидать чего угодно.
Мужик, в свою очередь, посмотрев на меня и покосившись на стоящих за моей спиной Кисса и мальчишек, поинтересовался без особого интереса:
— Чего надо?
— Надо бы с хозяевами поговорить — сказала я.
— Ну, я хозяин и есть — отхлебнул из кружки мужик. — И зачем я вам понадобился?
— Мне бы хотелось с хозяйкой поговорить. Она дома?
— А где же ей быть? Здесь где-то вандалается. Эй, — повысил голос парень, — эй, жена, тут тебя спрашивают.
На крыльцо вышла женщина, вытирающая мокрые руки полотенцем. Худая, с невыразительным лицом, на вид куда старше своего так называемого мужа. Она недовольно уставилась на нас: что, мол, пришли, я вас не знаю и не звала… Неужели это и есть мать милого Зяблика, чудесного кудрявого малыша?
— Вы кто такие? И что вам надо?
— Вообще-то мы к вам — шагнула я навстречу женщине. — Я насчет вашего сына…
— Какого сына? — взвилась женщина. — Ничего не знаю! Мой бездельник давно убежал куда-то из дома, и с той поры глаз не кажет! Где шляется, с кем — не знаю! Если он что у вас украл, то я за то не в ответе!
— Сбежал, говорите? А может, вы его выгнали?
— Это он вам такое сказал? Врет! Никто его не гнал! Сам сбежал!
— Слышь, краля, — сунул мужик себе в рот полоску вяленой рыбы, — слышь, ты чего у нас позабыла?
— Что позабыла? — повернулась я к нему — Да вот хочу тебя спросить: это ты ребенка из дома выгнал?
— Слышь, краля, пасть захлопни, а не то я сейчас и тебя отсюда выгоню. Вместе с твоим мужиком и с твоим выводком.
— Что вам здесь надо? — стала повышать голос женщина.
— Я пришла к вам с плохой вестью. Понимаю, вам, как матери, страшно будет услышать подобное, но… Ваш сын погиб. Его убили.
Лицо у женщины дрогнуло. Как бы сознание не потеряла от подобной вести… Но помолчав немного, женщина произнесла тихим голосом:
— Нет…
— К сожалению, это горькая правда.
— Погиб… Если это правда… Что ж, значит так угодно было Высоким Небесам.
— Ты что, глухая? Или не поняла? — теперь уже я повысила голос. — Твой сын погиб! Его убили!
— Я слышала. И я не глухая. Теперь буду знать… Если это все, что вы хотели мне сказать, то уходите.
— Эй, вы, потише там орите — вмешался мужик, сдирая чешую с рыбы. — Дайте спокойно посидеть. Охота нашла глотку драть — идите за ворота!
— Вы что, не хотите даже узнать, как погиб ваш сын? — я старалась не обращать внимания на этого человека. — И где это случилось?
— Ты чего развопилась? — мужик снова налил себе в кружку пива из кувшина. — Не твой ведь парень помер. Вон их каждый год сколько на небо уходит… Одним больше…
— Что?
— Что слышала! Разоралась, как оглашенная! Заняться больше нечем?
— Я сказала, что сын этой женщины умер… И в том, что произошло с ребенком, есть немалая доля вашей вины! — я чувствовала, что до этих людей не доходят мои слова, и злость начинает потихоньку разгораться во мне пока еще тихим огоньком… Вон, и Кисс, хотя не произнес ни слова, а начинает тревожно поглядывать на меня.
— Тоже мне, беда великая! Этот щенок на меня все время волчонком глядел, по папаше слезы проливал, да жрал в три горла!