у непролазных буераков. Не миновать никак…
Перед засекой — почему-то перед, а не за ней — суетились ратники в кольчугах и шлемах. Видать, тоже заприметили чужаков — вон, уже сдвинули пару брёвен, открыв узкий проход, и теперь спешно перебирались по ту сторону завала. Уводили коней, уносили оружие. Лишь с десяток воинов, вскочив в сёдла, направились к отряду Всеволода. Десяток — слишком мало для боя. Значит, едут для разговора. Или время просто потянуть хотят, пока вся засечная дружина не укроется за брёвнами.
Всеволод оглянулся. Его сотня ещё не подтянулась, так что атаковать сходу, всей дружиной не получится. Да и нужно ли оно? Хотят лесные стражи поговорить — так поговорим. А там уж видно будет.
— Э-гей! Кто такие? Пошто тайной тропой, аки тати лесные, пробираетесь? Куда направляетесь? Чего молчите? Кто за старшо’го у вас? — сразу насел с вопросами предводитель подскакавших всадников — пожилой воин с иссечённым шрамами лицом и длинными, свисающими ниже подбородка, седыми усами. Говорил грозно, по-хозяйски. Будто и не жалкий десяток за ним стоит сейчас, а добрая тысяча.
Всеволод тронул коня. Неторопливо подъехал к хорохорившемуся незнакомцу:
— Ну, я над этим отрядом главным буду. Зовут меня Всеволод. Только и ты уж представься, добр человек, прежде чем допрос-то учинять.
— Прохор я, — недовольно буркнул седоусый. — Полусотник засечный.
— И что ж это за полусотня такая дорогу путникам ни с того ни с сего перегородила?
— Да мы-то известно кто, — процедил седоусый. — Брянского князя Романа Михайловича воины. Слыхал, небось, о таком? Должен бы слыхать, раз из его земель выезжаешь.
— Выходит, здесь брянские земли заканчиваются? — Всеволод снова глянул на засеку. Там, в узком проходе, всё ещё бестолково толкались бойцы Прохора.
Княжеский полусотник в это время не отводил глаз с поднимающихся по пригорку всадников в посеребрённых доспехах. Считал. Тревожился. Понятное дело. Сотня — она всё ж побольше полусотни будет. Ровно в два раза. Впрочем, держался Прохор вполне достойно.
— Кому брянские земли заканчиваются. А кому и начинаются. Но ты говори-говори, да зубы мне не заговаривай. Отвечай, чьих ратников с собой ведёшь, куда и зачем. Или грамотку покажи проездную, да чтоб с княжьей печатью.
— Нет у меня грамотки, — вздохнул Всеволод, — А путь мы держим на закат, в угорскую сторону. Зачем, почему и откуда едем — то наше дело. Не серчай, но больше мне тебе, Прохор, сказать нечего. Зла мы брянским землям не причиняли, и причинять не намерены, так что пропустил бы ты нас подобру-поздорову.
— На закат? В угорщину едите? Эва как! — это известие, похоже, сильно озадачило брянского дружинника. Настолько сильно, что всё остальное сказанное Всеволодом, он пропустил мимо ушей.
Всю воинственность с полусотника как рукой сняло. Прохор потянулся было почесать затылок, да пальцы наткнулись на сталь шлема.
— Мало кто нынче в ту сторону направляется, — задумчиво пробормотал седоусый ратник. — А вот бегут…
— И что, — вмиг насторожился Всеволод, — много сбегов?
Неужели и сюда уже волна докатилась?
— А кто ж их разберёт — сбеги ли, не сбеги. Идут от соседей, чушь всякую несут. Народ почём зря баламутят россказнями да нелепицами.
— Какими? — Всеволод аж подался в седле вперёд. — Какими россказнями?
— Да так, — Прохор махнул рукой, — разное говорят… Пугают нечистью, что, якобы, объявились в угорском королевстве и скоро, будто бы, до нас доберётся…
Скоро? Как скоро? Всеволод с трудом сглотнул сухой ком. Набег! Точно ведь Набег, о котором рассказывал Конрад! А они ведь только-только свою Сторожу покинули. Ох, не опоздать бы!
— Врут, конечно, пёсьи дети, — скривившись, продолжал брянский воин. — Или просто бродяжничают, бездельники, да ищут, где жизнь посытнее, или… Знамо ведь — любой сбег, он и соглядатаем вражьим на поверку оказаться может. А что страху нагоняют небылицами своими, так это ж обычное дело — разжалобить хотят. А, может, и того хуже: запугать задумали, внести в доверчивые души сумятицу перед войной.
— Какой войной?
— Известно какой, — князья-соседушки вокруг — что волки ненасытные, а Брянское княжество — не из бедных всё ж таки. Лакомый кусок-то. Да князь наш Роман Михайлович, будь он здрав и счастлив, тоже не лыком шит. Приказал вот все пути перекрыть, никого в свои земли не пущать, а всех подозрительных — задерживать для дознания.
Так… Не врал, значит, Бранко о заставах и засеках на дорогах и тропах. Да только не ведал волох, что засеки те, покуда он к Сокрытой Стороже пробирался, уже и в брянских лесах появились.
— Ежели сбегов специально сюда шлют, ежели хитрость это чья-то, — продолжал тем временем Прохор, — то не будет от неё проку. Ни киевлянам, ни волынцам, ни галичанам, ни тем же уграм. Вот Роман Михайлович разберётся, кто недоброе против него замыслил, полки свои соберёт, да сам как вдарит. Не по одним, так по другим. Не по другим — так по третьим.
— А если нет тут хитрости никакой и худого умысла? — осторожно спросил Всеволод. — Если сбеги, в самом деле, от беды спасаются?
— Ну-у-у, — недоверчиво протянул Прохор. — Тодыть мы подождём, да посмотрим. Коли, взаправду, лихо неведомое на Русь надвигается, так нас от того лиха леса родимые укроют, как не раз ужо бывало. Но и так, и этак рассудить — ни к чему народ прежде срока полошить. Незачем сбегов на брянщину пускать. В общем, с правильным разумением Сторожи князем на дорогах выставлены.
С правильным разумением? Всеволод только вздохнул. Эх-хе-хе… Сторожа Стороже рознь и далеко не от каждой польза прибудет. И прав, трижды прав мудрый старец Олекса, говоря о княжьих раздорах. Как таких правителей в единый кулак собрать? Как вбить в их бестолковые головы, что не друг друга сейчас сторожиться нужно? Ну да ладно… покуда князья козни один супротив другого строят, кому-то обиталище людское всё равно спасать надо.
— Так ты нас пропустишь или как, а Прохор? — напрямую спросил Всеволод.
Полусотник оглянулся на засеку — там за поваленные лесины его воины заводили последних лошадей, и из-за брёвен уже выглядывали лучники. Затем Прохор окинул взором сотню серебрённых клинков и копий за спиной Всеволода. Видимо, ещё раз прикинул соотношения сил. Замялся…
— Я, вообще-то, так разумею. У нас ведь приказ от князя не впускать никого в пределы княжества. А насчёт того, чтобы выпускать — не было о том ничего сказано.
Всеволод улыбнулся. Уже лучше…
— Но с другой стороны и пропустить без ведома князя незнамо чьих воев… уж, не знаю можно ли. Так просто…
— А как можно? — поторопил Всеволод. — Скажи — обмозгуем. Только быстро. Недосуг нам под твоей засекой стоять.
— Да можно-то оно, пожалуй, можно, — Прохор снова потянул руку к затылку, снова отвёл, наткнувшись на шлем.
— Говори ж ты, медведь тебя задери! — Всеволод начинал терять терпение. Отчего-то сдавалось ему, что задерживают их неспроста. Может, и не по княжьему повелению вовсе, а по причине самодурства этого старого служаки, наделённого властью и рассматривающего лесную засеку как собственную вотчину.
— Эх, богатенькая у тебя, я смотрю дружина, — не без зависти пробормотал в ответ Прохор. — Эвон сколько серебра на себе везёте. Только мастера никудышные ваши брони и клинки ковали. Дорогого металла извели уйму, а красы — никакой. Небось мошна полна, раз так деньгами сорите, а?
— Ясно, — Всеволод начал понимать, к чему клонит Прохор. — Сколько возьмёшь за проезд?
— Ну… — полусотник улыбнулся, закатил глаза, что-то прикидывая, — чтобы своих робяток не обидеть и князя задобрить, ежели вдруг осерчает, за то что выпустил вас… скажем… гривенок этак… этак…
— Всеволод! — Прохора весьма невежливо оборвал подъехавший сзади Конрад. Сакс был явно чем-то озабочен. За тевтоном на своей вороной кобыле следовал Бранко. Волох тоже тревожно посматривает по сторонам.
— В чём дело? — нахмурился Всеволод.
— Воин один куда-то подевался, — Конрад заговорил по-немецки. Значит, таился от брянских дружинников. Хотел сказать что-то не для их ушей предназначенное.
— Какой воин? — Всеволод насторожился, спросил тоже — на языке германцев. — Наш?
— Нет — из этих, — Конрад мотнул головой на недовольного столь бесцеремонным вмешательством Прохора.
А в самом деле — из десяти брянских ратников, прискакавших вместе со своим полусотником — только девять теперь на виду. Одного — нет. Нигде. Действительно, странно…
— Может, по нужде отлучился?
— Пока вы здесь языками чешете, он кустами на тропу, по которой мы прибыли, пробрался. А после исчез. Что за нужда такая?
Так…
Всеволод повернулся к Прохору. Перешёл на русский. И сразу — в лоб:
— Гонца послал? За подмогой?
Глава 12
Благодушное настроение торгаша перед выгодной сделкой — как оказалось напускное — будто водой смыло. Перед Всеволодом вновь восседал в седле суровый и недоверчивый воин. Прохор недобро прищурился.
На вопрос не ответил. Спросил сам:
— А ты никак немца сопровождаешь, а Всеволод? По говору-то судя. И ещё я смотрю, — Прохор кивнул на Бранко, — лях с ним какой-то. Или мадьяр? Или волох? У нас на Руси этаких диковинных одежд не носят. Лазутчиков, знать, иноземных бережёшь?
— Лазутчики при тебе по-немецки говорить бы не стали. И наряда иноземного не надели б. Послы то.
— А коли послы, пошто грамотки проездной нет? Князь Роман Михайлович послам завсегда свою грамотку с печатью вручает.
— А не к твоему князю послы потому что направлены.
— Но по его землям едут…
— Прохор, слушай, добром прошу, — пропусти.
— И притом тайной тропой едут.
Понятно — не пропустит. Тянет время. Ждёт, пока засеку перегородят. И гонцу, проскользнувшему в тыл Всеволодовой дружины, срок даёт. Потому и речь — будто речка журчит. Журчит, да убаюкивает:
— Вот ежели бы ты, Всеволод, послов своих у нас погостить оставил. Пусть бы рассказали, по какой надобности в брянщине ездят так скрытно. Да поведали заодно, что за переполох такой в закатной стороне поднялся. Сказками всякими о волкодлаках и упырях баб пугать можно, а Роману Михайловичу потребно знать, кто за тем переполохом на самом деле стоит. Соседи-князья? Немецкий орден? Угорский король? Ляшские паны? Нет, правда, оставил бы послов здесь, а?…