Повозки тянули невысокие, но крепкие сильные кони. Правили упряжками хмурые мужики в крестьянских тулупах овчиной наружу и в надвинутых на глаза бараньих шапках. Между повозками шли оружные пешцы, и ехало несколько всадников. Охрана…
Воинов при обозе было немного. Да и вооружены эти, с позволения сказать, бойцы абы как. Всё больше копья из кос, охотничьи рогатины, ножи, кистени, дубьё, топоры лесорубные. Мужицкое оружие, в общем. И броней ни на ком нет. И шлемов — тоже. Щиты только кое-где — большие, тяжёлые, дощатые, на скорую руку сбитые. В бою от таких щитов проку немного — только руку оттянут.
Сразу видать, — не боярские гриди оберегают обоз, не княжеская и не воеводская дружина, не рыцари короля или королевского наместника-надора. Деревенские ополченцы. Или вольная ватага какая из простолюдинов, сопровождающая пугливых поселян за посильную плату. Большому отряду такие ратники противостоять не смогут. Да и от малой, но опытной дружины не отобьются. Однако мелкую разбойничью шайку, пожалуй что, и отпугнут.
— Кто такие? — спросил Всеволод.
— Известное дело — беженцы, — ответил Золтан. Прищурился, всматриваясь, подсчитывая повозки. — Только вот давненько через наш перевал таких больших обозов не проезжало.
— Может, купцы какие?
— Как же, купцы! — начальник заставы скривился. — Торгаши из Эрдея самыми первыми сбежали. Как татары пришли — так и сбежали. И не в нашу сторону, притом, — на запад. К тому же купеческие обозы не мужичьё с дубинами и топорами защищает. У торговых людей всегда найдётся звонкая монета, что нанять охрану получше.
— А ты на повозки-то глянь. Не крестьянские ведь телеги-развалюхи. А кони, видишь? С такими не пашню пахать, а в бой впору идти.
— Да, странный обоз, — вынужден был согласиться угр, — Повозки хорошему хозяину принадлежат — это сразу видно. Будь при обозе рыцари или охранный отряд посолиднее, я бы решил, что барон или воевода какой добро из своего замка вывозит, а так… Нет, русич, благородные господари, что не полегли от татарских сабель, давно покинули Эрдей. И на знатных королевских иобагионов [27] не похоже. Простые сбеги то. Только, видать, из зажиточных. Не безземельные бедняки-желлеры, а свободные поселенцы побогаче всей общиной спасаются. Взяли, небось, с собой самое ценное — и к перевалу…
Обоз между тем уже почти подъехал к воротам заставы.
— Но вот если это саксы, — Золтан оскалился в недоброй усмешке, — я с них три шкуры за проезд сдеру. Не люблю саксов. Хотя немцы на восток не подадутся, им на запад сподручнее. Ладно, пойду встречать. Опрашивать, да пошлину изымать. После с тобой поговорим, русич.
— Поговорить-то поговорим. Но ты бы того… Поостерёгся бы, — отчего-то не нравился Всеволоду этот беженский обоз. И не то, чтобы он сильно радел сейчас за безопасность Золтана. Но — вдруг подвох какой? А начальник перевальной стражи нужен живым и невредимым. Ну, живым, хотя бы. Чтобы смог отдать приказ верхним дозорам. Чтобы открыть дорогу русичам. Всеволод ещё надеялся убедить Золтана…
— Чего стеречься-то? — изумился угр. — Рамук, вон, спокоен. Значит, нечисти в обозе нет.
Громадного белого волкодава, в самом деле, уже подвели к воротам. Пёс принюхивался, но признаков беспокойства не проявлял.
«Интересно, а кто же тогда сейчас добро заставное охраняет?» — невольно подумалось Всеволоду. Глянул со стены. Добро охранял Раду — тот самый юный воин, что играл ночью на гуслях-цимбале и распевал песни о славе.
Золтан уже стоял над воротами, когда к Всеволоду подошёл Бранко. Волох был озабочен и насторожен — Всеволод сразу уловил настроение проводника.
— Что, тоже беженский обоз не нравится?
— Не сбеги то, — твёрдо сказал Бранко.
Всеволод почувствовал, как и его собственная тревога от таких слов возросла многократно.
— Отчего так думаешь?
— Оттого, что прежде много беженских обозов видеть приходилось, — чуть помедлив, ответил Бранко.
— И что?
— Скотина где? Быки, коровы, козы, овцы? Здесь только лошади, что не в упряжь, а под седло больше годятся. А птица домашняя? Ни в одной повозке ни куры не кудахчут, ни гуси не гогочут. Почему так?
Почему? Всеволод насупился.
— Золтан говорит, богатые поселяне могли взять самое ценное и…
— Золтан Эшти — воин. В воинском искусстве Золтан разбирается хорошо, но ему никогда не понять простого мужика. А какой крестьянин бросит корову-кормилицу, да ещё направляясь на чужбину? Для него ж корова и есть самое ценное, самое дорогое. Уж поверь мне, русич, даже зажиточные поселяне Трансильвании не столь богаты, чтобы оставлять скот и птицу.
— Домашняя скотина замедляет ход, а если надо бежать быстро…
— То и от прочего добра избавляются. А эти повозки гружены сверх всякой меры — видишь, как тяжело идут?
Всеволод видел…
— А где бабы? Где детишки? — продолжал Бранко. — В иных обозах их больше половины бывало, а здесь — мужики одни.
А ведь в самом деле…
— В повозках, наверное, бабы и дети прячутся, — неуверенно сказал Всеволод, — где ж им ещё быть-то?
— А ты слышишь? Плач детей слышишь? Как бабы причитают, слышишь?
Всеволод не слышал. И мрачнел всё больше.
— И почему, скажи на милость, все повозки крытые? Простой крестьянский скарб так не прячут.
— Тогда кто же это?
— Кто-то, кто очень хочет пройти перевал. И потому просто прикидывается беженцами.
Глава 29
Всеволод позвал десятников. Приказал дружине быть начеку. Сам спустился к воротам. Там уже закончились переговоры с прибывшими.
На заставе царило оживление. Шекелисы бегали, суетились, хватали оружие, влезали в доспехи, отвязывали лошадей от коновязи. Похоже, готовились к бою. Значит, всё-таки тревога? Но почему тогда угры отворяют ворота перед странным обозом? Почему не засыпают повозки стрелами? Почему Золтан даже не смотрит на подозрительных беженцев, а вглядывается со стены куда-то вдаль, вглубь ущелья?
Всеволод же видел, как первая повозка уже въезжает на заставу. Возница торопился вклинить её в ворота, не дожидаясь даже, пока створки распахнутся до конца. Да они что, все с ума посходили, эти шекелисы?! Не видят разве?!
— Закрыть ворота! — крикнул Всеволод, не особо задумываясь, понимают ли воины Золтана русский. — Не пускать!
Замахал руками, замотал головой. Чтоб поняли.
На него даже не взглянули. Начальником перевальной заставы был другой. Ему и надлежало отдавать приказы.
— Золтан!
— Не мешай, русич, — процедил сквозь зубы шекелис.
По-прежнему не отводя взгляда от ущелья.
— Что?! — Всеволод подбежал к нему. — Что тебе наговорили эти сбеги?!
— Что за ними по пятам гонится чёрная смерть. Что они едва ушли от неё.
— Сейчас?! При солнце?! Врут! Вся нечисть давно попряталась по норам.
— Не врут. Беженцы говорят не о нечисти — о Чёрных хайдуках.
— Да никакие это не беженцы! Закрой ворота, Золтан!
— Закрою. Впущу обоз — и закрою.
— Ты веришь в их россказни?
— А ты — нет? Тогда во-о-он туда посмотри, русич.
Золтан Эшти простёр руку, указывая на ущелье. Далеко внизу, в узкой горловине, стиснутой скалами, маячили вооружённые всадники. Немного, но и не так, чтоб мало. Около сотни. Над головами верховых Всеволод различил большой стяг. Чёрный. Беспросветно чёрный.
— Хайдуки никогда прежде не осмеливались подбираться к перевалу так близко, — хмурился Золтан. — Оттуда уже можно достать стрелой до заставы. Если из хорошего арбалета бить.
— А почему на лиходеев не сыплются камни? Где обвал? Спят, твои верхние дозоры, а?
Если так, то самое бы время самим вырваться из западни, да проскочить опасное ущелье…
— Не спят. Ждут, пока все душегубы в ущелье войдут. Я уже послал наверх человека. Приказал не обнаруживать себя прежде времени.
— А если они не войдут? Покрутятся, да отступят?
— Мои воины уже седлают коней. Отступят разбойники — догоним. Хайдуки привыкли иметь дело с беженцами, и в настоящем бою не устоят. Судьба сегодня благоволит к нам, русич. Злодеи, за которыми мы не можем гоняться по всему Эрдею, сами пришли сюда. А такую возможность упускать нельзя.
— Ты готовишься к вылазке?
— Это будет не вылазка, это будет возмездие. Чёрные хайдуки перехватывают обозы, идущие к перевалу, убивают сбегов…
— И лишают тебя законной добычи? Пошлины, я хотел сказать…
Золтан резко обернулся, вскипая от гнева:
— Русич, ты, конечно, гость, но моё гостеприимство не бесконечно. Не забывай об этом. И ещё… Молись, чтобы меня сегодня не убили ненароком. Потому что на верхние посты я послал ещё один приказ: не выпускать вас с перевала, даже если вы погонитесь за хайдуками.
Тем временем первая повозка обоза — большая, высокая, тяжёлая, наглухо закрытая шкурами, покачиваясь и поскрипывая, уже вкатилась на территорию заставы. Крепенький и низенький бородатый мужичёк держал вожжи в левой руке. Правой возница настёгивал длинным кнутом.
Бородач зычно покрикивает с козел на двух гнедых лошадей. Заставная стража расступалась, пропуская упряжку. Вслед за повозкой протиснулся всадник с топором у седла. Остальной обозный люд тоже споро подтягивался к воротам.
— Золтан, ты совершаешь ошибку!
— Не лезь не в своё дело, русич!
Впрочем, слова эти начальник перевальной заставы кричал уже в спину Всеволоду. Всеволод не слушал.
Прыжок с невысокой стены — и воевода русской дружины стоит на пути обоза. Не стоит — висит. Вцепившись обоими руками в конскую сбрую. Одна рука — на узде испуганной лошади въехавшего за ворота верхового. Вторая пытается сдержать упряжку гнедых.
— Стоять! Стоять, говорю!
Схваченная под уздцы кобыла норовит подняться на дыбы. Всеволод — не даёт. Всадник — широкий, плотный, в грязной залатанной овчине — тянет из седельной петли топор. Упряжная пара, подстёгиваемая бородачом-возницей, хрипя, втягивает на заставу повозку, впихивает, вталкивает Всеволода.