Выскочившие на свет беглецы медлили лишь мгновение. Взгляд вперёд — на блестящую сталь. Взгляд назад — в густую плотную тьму… Да, они почти не колебались. С отчаянными криками оба кинулись на преследователей. Двое против… М-да…
Шекелисские мечи своё дело знали. Чего они не знали — так это пощады. Два изрубленных тела легли у входа в пещеру. Но только два. А остальные?
Золтан что-то коротко приказал. Двое шекелисов подхватили горящие факелы. Один за другим угры вступили во мрак под нависшей глыбой.
Всеволод шагнул было следом, но…
— Погоди, русич, — на плечо легла в латной рукавице.
— Конрад? В чём дело?
— Ты слышал крик в пещере? — хмурясь, спросил тевтон. — Ты видел, как выскочили оттуда эти двое?
Немец кивнул на мёртвых хайдуков.
— Все мы слышали, — ответил Всеволод. — И все видели.
Он смерил рыцаря недоумевающим взглядом. Неужто, боится сакс? Нет. Такого вряд ли что-то испугает. Тут, скорее, элементарная осторожность и здравый смысл, противящиеся необдуманным поступкам.
— И что ты думаешь об этом, русич?
— Да мало ли… — Всеволод сбросил тяжёлую руку с плеча. — Может, лиходеи перебили друг друга, может, кто-то ушёл, закрыв ход остальным. Может, не поделили что. Может, обвал, может провал…
Он говорил, и сам не верил сказанному. Наверное, это хорошо чувствовалось.
— Перестань, — скривился Конрад. — Ты ведь понял уже — там, в пещерах прячется от дневного света нечисть. И сколько её там — мы не знаем.
— Но разве мы ехали сюда не для того, чтобы истреблять нечисть?
— Остановить, русич. В первую очередь — остановить нечисть. Выстоять перед Набегом. Помешать Рыцарю Ночи войти в этот мир. Или хотя бы задержать его приход, насколько это возможно. А если гоняться по всему Семиградью за вервольфами и нахтцерерами, прорвавшимися за границу, мы ничего не добьёмся. Твоя задача — довести дружину до Серебряных Ворот, а не растерять воинов по пути в малых бессмысленных стычках. И — не пасть самому.
Всеволод покачал головой:
— Всё правильно, Конрад, я направляюсь к вашему замку. Но тварей, встречающихся на пути, буду уничтожать. Хоть в человеческом, хоть в нечеловеческом обличье. Нечисть нельзя оставлять в живых. Ты сам преподал мне этот урок в валашских степях, сакс.
Конрад неодобрительно покачал головой. И — надел шлем с серебряной отделкой.
— В пещеру, — приказал Всеволод.
Илья и Фёдор последовали за ним сразу. Бранко и Конрад — немного помедлив.
Блики от факелов, которыми угры освещали себе путь, едва виднелись впереди. Пришлось поторапливаться.
Глава 34
Свобода, свежий ветер и бескрайние пространства остались снаружи. Где-то там, позади. Впрочем, сзади теперь царил мрак. И входа в пещеру уже не разглядеть. А ведь удалились, вроде бы — совсем ничего.
И впереди — тоже тьма. А с боков людей, выставивших перед собой трепещущие огни, норовили обхватить и сжать до костяного хруста неровные влажные стены. А сверху давили низкие своды. Кое-где пляшущий свет факелов вырывал над головой трещины, на которые смотреть совсем не хотелось. Жутковато. Кажется, вот-вот обвалится потолок.
Звук незримой капели отдавался равномерным и ленивым эхом. Сердце билось часто. Под ногами шуршало каменное крошево. Ход, в незапамятные времена пробитый талой водой, шёл с небольшим уклоном и пока не разветвлялся. Не заблудишься — хоть это радовало. Однако в непроглядной темноте, могла таиться опасность иного рода.
Люди двигались осторожно. Гнали впереди себя волну света. И до боли в глазах всматривались туда, куда свет не доставал.
Угры держали оружие наготове. Оружие это остановит человека. Но нечеловека… Всеволод, Бранко, Конрад и два русских десятника протолкались вперёд, к Золтану и шли сейчас сразу за факельщиками. Их клинки с серебряной насечкой пригодятся там, где бесполезной будет обычная сталь.
Первый труп нашли неподалёку от входа в пещеру. «Кому входа, а кому — выхода, — подумалось Всеволоду. — Недостижимого уже выхода…»
Хайдук лежал на животе, вытянув руки в ту сторону, где кончалась пещера. Скрюченные, белые — ни кровинки — пальцы вцепились в камень. Да так, что выворочены треснувшие ногти. Видать, убегал. И даже в последние мгновения жизни разбойник ещё пытался ползти. Прочь из темноты. Однако добраться до света эрдейскому душегубу было не суждено.
В огненной игре факелов на хайдуке тускло поблёскивало железо. Кольчуга. И неплохая, притом. А всё равно ведь — не спасла…
Вся спина разбойника была изодрана в клочья. Кольчужные звенья свисали вперемежку с кусками мяса и кожи. Позвоночник выдран, выворочен наружу. А крови… А вот крови почти нет. Не почти — вообще! Нет! Словно слизали кровушку-то. До последней капли. И с трупа, и с доспехов, и камней вокруг. Да, именно слизали. Во всяком случае, очень похоже на то.
И само тело… Всеволод склонился над мёртвым. Тело обескровлено. Полностью. Видны следы зубов. Больше всего — на шее. Так и есть: прокусывали и пили. Пока не выпили всё.
Это уже не оборотни. Упыри это. Воинство Чёрного Князя.
— Всё-таки добрались, — процедил Всеволод сквозь зубы. — И сюда уже добрались, кровопийцы поганые.
— Чёрные хайдуки потревожили дневной покой стригоя, — тихо произнёс Бранко. — За это и поплатились. Самозваные слуги Чёрного Господаря пали от рук его истинных слуг.
— Он ещё здесь, Бранко? — спросил Всеволод. — Или они?
— Кто?
— Упырь. Упыри…
— Может, здесь. А может, дальше, глубже. Стригои не любят, когда солнце близко.
— Там — ещё, — хрипло шепнул кто-то из воинов Золтана. — Один. Лежит.
Подошли. Точно, лежит. Ещё. Один. В пяти шагах — та же картина.
Этот хайдук тоже бежал. И тоже не добежал. Лишился жизни и крови. Всей.
А вон — ещё один разбойник.
И ещё.
Свет факелов выхватывал новые трупы. Подземный ход здесь резко расширялся. Потолок круто уходил вверх.
Ого! Целая зала в чреве скалы! В темноте и сполохах огня кажется — необъятная, бескрайняя. Вот где беглецы-хайдуки приняли свой последний бой. Или, скорее всего, попали в засаду. Здесь трупы лежали вповалку, один на другом. Тоже — изгрызенные, изодранные, обескровленные.
Команды не было, но замерли все. Разом. Тишина. Недвижи’мость… Только трескали и плевались искрами факелы, только прыгали по нерукотворным стенам в дикой пляске огня чудовищные тени. Тени от мёртвых, от живых… пока ещё живых тени.
Люди молча и напряжённо смотрели вокруг. Строй, обретённый в узком проходе, смешался. В просторной подземной зале, полной тьмы и незримой, но явственной смерти, воины жались друг другу, стараясь не подставить мраку спину. Никому не хотел разделить участь хайдуков.
— Похоже, Золтан, все душегубы нашли здесь свою погибель — тихо-тихо, одними губами произнёс Всеволод.
— Похоже… Все… Нашли… — кажется, шекелис, сожалел, что возмездие свершил не он, а создания тьмы. Но печалился об этом начальник перевальной стражи недолго.
С потолка, закрытого вечным мраком, вдруг обрушился… обрушилось… Обрушилась… Сама смерть. В упырином обличье.
Мелькнуло в темноте что-то длинное, неестественно вытянутое и бледное. А за миг до того сверху упало несколько глыб. Задетых? Обронённых? Случайно? Специально?
Один камень с треском раскололся у ног Всеволода. Второй — рухнул на Конрада. Тевтонский шлем-горшок — хорош, но от такого удара не защитит и он. Немец рухнул, как подкошенный. Убит? Оглушён? Некогда выяснять: на пол пещеры уже мягко приземлился ночной охотник за кровью.
Такую тварь и так близко Всеволод видел впервые. Руки поднимали мечи, тело устремилось вперёд. А сознание отмечало, фиксировало… Отстранённо, фрагментарно… Стоящую на двух ногах фигуру. Щуплую, высокую. Матово-бледную, вернее, до омерзения, до отвращения, белёсую, как рыбье брюхо кожу. Редкий — не чета густой волкодлакской шерсти — волос. Стремительные — ох, до чего же быстро перемещалась тварь! — движения.
Большая голова. Оскаленная пасть. Зубы — острые, крепкие; клыки длинные, прямые. Бородавчатая, лишённая чувств и эмоций морда — не человеческая и не звериная даже. Страшнее. Отвратнее. Мерзже. Поганее. Гораздо. Хуже чем у оборотня становящегося человеком. Хуже, чем у человека, перекидывающегося в оборотня. Глаза — алчущие, жаждущие. И красные огоньки в широких зрачках — отражение факельного пламени и уже пролитой крови.
Длинные, длинные… и ещё длиннее руки. Когти — каждый как мясницкий нож.
А руки всё вытягиваются, удлиняются. Извиваются, будто змеи. Суставов в них нет, что ли? Или слишком много гнущихся под самыми немыслимыми углами фаланг?
А когти рвут. А клыки пронзают. Одинаково легко рвут и пронзают живую плоть и мёртвую броню. Куски кольчуг и панцирей летят, как ошмётки мягкой кожуры.
А упырь ищет, ловит ртом потоки крови.
Уродливая морда твари становится красной. Бледная кожа тоже окрашивается в красное. «Вылижется, вычистится, и ни одна капля горячей влаги не пропадёт даром» — это Всеволод знал. Наверняка знал.
Внешне упырь не казался таким мощным, как волкодлак в зверином обличье. Однако в этом белёсом теле таилась немыслимая, необъяснимая сила, ловкость и гибкость иномирья.
Первыми от когтей и клыков твари пали угры с факелами. Оба. С сухим стуком ударилось о камень обмотанное промасленной ветошью дерево. Две вспышки и сноп искр осветили кровавую бойню под пещерными сводами. Потом огненные блики заплясали под ногами.
Неудобно! Слишком мало света, чтобы видеть обычным зрением. Но слишком много, чтобы в полной мере воспользоваться зрением ночным. Твари же, судя по всему, это неудобство не мешало ничуть. У тёмных тварей глаза устроены по-другому. А может, и не глаза вовсе сейчас вели упыря, а особое чутьё, тепло, ощущение вожделенной живой крови.
В толкучке и суматохе Всеволод никак не мог поспеть за скачками упыря. Его серебрённая сталь не дотягивалась до нечисти. Вокруг бестолково топтались угры. Размахивали оружием почти вслепую, лезли под руку, гибли без пользы от клыков и когтей и больше мешали, нежели помогали.