Что это было? Безумное опьянение боя, известное любому воину любого мира? Когда лезешь на чужое оружие, ради того, чтобы дотянуться до ненавистного врага своим? Или, быть может, кровь человека унимает боль и облегчает страдания нечеловека?
Этого Всеволод не знал. Он знал только, что в следующий миг будет мёртв. Поздно будет потому что что-либо предпринимать.
Но прежде чем наступило роковое мгновение, Всеволод сделал то, что ещё мог сделать. Лёжа на спине, выставил перед собой мечи. Оба клинка остриями вверх. К нападавшему… к падавшему на него упырю.
Тварь сама напоролась на мечи. Клинки вошли в бледную, оказавшуюся неожиданно тяжёлой плоть рядом, один подле другого, остриё к острию. Там, где у человека солнечное сплетение.
Рёв-вой-хрип. Хр-р-рип…
Всеволод резко развёл мечи в стороны. Разрезая, разрывая тварь надвое серебрёным булатом.
И чуть не захлебнулся в хлынувшем сверху чёрном потоке.
Когда он, наконец, поднялся, отхаркиваясь и отплёвываясь, пошатываясь, упырь ещё издыхал. Обеими своими половинами. Вытянутые культи-обрубки колотились о пол пещеры. Ноги сучили по камням. А клыкастая пасть грызла шлем одного из воинов Золтана, попавший под зубы. Шлем был смят, будто мельничными жерновами. Череп под ним — тоже.
Отвратительное зрелище. Всеволод одним махом отсёк голову твари. Голова откатилась.
Глаза упыря тускнели. А зубы всё скрежетали о содранный со шлема кусок бармицы. На кольчужную сетку налип окровавленный пучок волос.
Всеволод с удивлением осмотрел мечи. Странно. Только сейчас, когда бой закончен и есть время уделять внимание малозначащим деталям, он заметил это… Всё вокруг заляпано чёрным, а оба клинка девственно чисты. Словно только что извлечены из ножен. И доспех… На броне — грязь и человеческая кровь, но кровь упыринная не липла туда, где имелась хотя бы малая толика серебра.
Тяжёлый стон вдруг нарушил тишину подземелья. Глухой стон из-под глухого шлема. Всеволод огляделся. Неужели кто-то ещё жив? Кто? Разбойники-хайдуки — мертвы. Растерзанные шекелисы — тоже лежат неподвижно.
Но вот шевельнулся… Ага, тевтонский рыцарь шевельнулся.
На краю ведрообразного шлеме сакса — вмятина от камня, однако сам шелом цел. И латы целы. А на латах и шлеме — серебро. Ясно: упырь оставил Конрада напоследок. Как и Всеволода. Две порции вожделенной крови в посеребрённых кубках. Испить из которых твари так и не довелось.
— Цел, тевтон? — позвал Всеволод.
Первым делом Конрад нашарил и цапнул меч — обронённый клинок лежал рядом, под рукой. Затем с кряхтеньем приподнялся, привалился спиной к неровной истрескавшейся стене пещеры, снял шлем, ощупал голову. Повёл глазами по сторонам. Заморгал, видимо тоже приспосабливаясь к ночному зрению. Лишь потом ответил.
— Цел. Вроде как. Булавой меня что ли?
— Не-а, камнем задело.
— Что тут было-то?
— Что было — то уж минуло.
Взгляд немца задержался на отрубленной голове с куском бармицы в зубах.
— Нахтцерер всё-таки? — пробормотал Конрад.
— Угу. Упырь. Идти можешь?
Рыцарь встал, придерживаясь за стенку. Отцепился от камня. Пошатнулся. Но на ногах устоял.
— Могу.
— Дорогу к выходу найдёшь?
— Да уж не один ты тут глазастый такой, русич, — буркнул тевтон. — Я тоже в темноте, слава Богу, не слепой.
— Ну, раз так — иди. Я остальных проверю. Может, ещё кто уцелел.
Тевтон спорить не стал. Тяжело ступая, Конрад направился к выходу. Всеволод быстро осмотрел растерзанные тела. Не особо, впрочем, надеясь на чудо. Чуда и не произошло. Можно было не искать: живых здесь больше нет. Никого. Люди после таких ран не выживают.
А нелюди?
Всеволод поднял за длинное оттопыренное ухо голову упыря. Вот теперь голова была мёртвой. Самой, что ни на есть. По-настоящему. Он стряхнул с клыков кольчужный клок. Нужно будет показать Золтану. Череп волкодлака шекелисский сотник видел, теперь пусть полюбуется на упыриный. Да и русским дружинникам посмотреть не мешало бы. Чтоб знали, с какими тварями впредь придётся иметь дело. И покойников надо вынести. Ратников Золтана хотя бы. Схоронить…
Глава 36
Луку и Илью Всеволод послал обратно под хребтом-седловину — за остальной дружиной. Конрад пришёл в себя быстро. С невозмутимым видом, будто и не лежал он давеча без памяти, сакс точил меч о камень. Бранко тоже особо не волновался: волох тщательно соскребал с накидки грязь и засохшую кровь. А вот Золтан, похоже, надломился.
Начальник перевальной заставы сидел над телами убитых угров и молчал. Молчал с тех самых пор, как шекелисов вытащили из пещеры. То, что от них осталось, вытащили… Четырнадцать трупов. Золтан не отвечал на вопросы, ни о чём не спрашивал сам. Просто сидел. Просто смотрел. Просто молчал.
Порой его взгляд соскальзывал с мёртвых соратников в сторону — на отрубленную упыринную голову. Белёсая, почти безволосая, в чёрной крови и жёлтой пене она лежала под скалой — у входа в пещеру. На самом солнцепёке. Яркие лучи дневного светила, губительные для кровопийц тёмного мира, делали своё дело.
Голова потекла, извергая жуткую вонь. Бледная кожа темнела и слезала буквально на глазах. Клочьями. Плоть под кожей пузырилась. Наросты-бородавки покрывались язвами, а из лопнувших трещин сочилась и быстро испарялась чёрная жижа. На облезшей макушке уже виднелась кость. Но со временем истает и она. Станет мягкой, податливой. Потом исчезнет вовсе.
Упыри не переносят солнца. Ни живые, ни мёртвые. Солнечные лучи делают с ними то же, что и серебро. Быть может, не так быстро, однако так же верно.
Как долго будет длиться процесс разложения? На этот вопрос Всеволод ответить не мог. Никогда прежде ему не доводилось наблюдать за упырём, лежащим под солнцем. Конрад лучше разбирался в подобных вещах. И немец уверял, что через несколько дней от головы не останется и следа.
Золтан Эшти молчал.
Голова твари текла и смердела.
— Золтан, — Всеволод подошёл к шекелису. Тронул за плечо. — Хватит горевать. Пора схоронить убитых и…
— И что? — угр поднял глаза. В них были тоска и отчаяние. — Что потом, русич?
Золтан снова покосился на голову твари:
— Что? Если ЭТО будет хозяйничать по всему Эрдею, если ЭТО подойдёт к перевалу?
— Вообще-то, ЭТО уже хозяйничает на землях Семиградья, — проворчал Конрад. — И, считай, что ЭТО уже стоит под твоей заставой, Золтан Эшти. Нахтцереры не бродят в одиночку, как вервольфы. Раз уж мы наткнулись на одного, значит, где-то поблизости прячутся от солнца и другие. Возможно, в соседних пещерах. И сколько здесь таится кровососущей нечисти, можно только гадать. Думаю, уже этой ночью они поднимутся на перевал.
— Одна тварь играючи перебила десяток хайдуков, — задумчиво проговорил шекелис. — Да что там хайдуки! Каждый мой воин в бою стоит пятерых разбойников. Но проклятый стригой справился и с ними. Со всеми! Он поверг опытного рыцаря, обученного драться с нечистью…
— Меня сбил камень, — недовольно буркнул Конрад, — Это случайность.
— … и он чудом не добрался до тебя, русич.
Чудом? Всеволод вспомнил последний бросок упыря. Покалеченного, безрукого уже, но с оскаленной пастью. Да, наверное, чудом. Если бы не вовремя выставленные остриями кверху мечи… Его ведь, действительно, могли загрызть в этой схватке. Запросто. И даже серебро на доспехах не остановило бы израненную обезумевшую тварь.
— Я предупреждал тебя, Золтан, — негромко произнёс Всеволод, — одолеть нечисть будет не просто. Но кто сказал, что это невозможно?
Всеволоду очень хотелось, чтобы последние слова прозвучали уверенно. Как получилось на деле? Он не мог слышать себя со стороны…
— Мой меч не причинил вреда стригою, — вздохнул шекелис. — А ведь я вспорол нечисти брюхо и пронзил её насквозь.
— На твоём мече нет серебра. А кровопийца-упырь не принимает человеческого обличья, как волкодлак, которого ты зарубил на своей заставе. Поэтому он неуязвим для обычной стали.
— Я не верил… — Золтан смотрел не в глаза Всеволоду — в глаза упыриной голове. Глаза твари уже лопнули под солнцем и вязким киселём истекали из глубоких чёрных глазниц. — Я не верил тебе, русич. Я не слышал твоих предостережений. И я сожалею, что задержал тебя. Но всё же…
Вот теперь шекелис взглянул на воеводу русской дружины.
— … всё же я бы почёл за честь оборонять перевал от нечисти плечом к плечу с тобой.
Опять… Всеволод вздохнул:
— Мы направляемся в иное место, Золтан. Туда, где идёт главная битва.
— А здесь?! — вспыхнул угр. — Здесь, по твоему, что?!
— Возможно, сюда добралось несколько тварей…, — говорить такое и таким тоном Всеволоду было тяжело, но он говорил, — Быть может, небольшой отряд, отбившийся от упыринного воинства. Но основные силы Чёрного Князя…
— Здесь тоже будут гибнуть люди, — сухо перебил Золтан. — Сначала мои люди — на перевале. Потом… потом другие — за перевалом. В валашских, бессарабских и кипчакских землях. А после — в ваших, русских, княжествах. И дальше. И больше. Так какая разница, где поставить заслон и где сложить голову?
— Заслон всегда лучше ставить как можно ближе к логову врага. И гибнуть лучше там, где ещё можно что-либо изменить. Где можно остановить Набег тёмных тварей.
— Можно? — шекелис невесело усмехнулся. — Правда? Ты сам-то в это веришь, русич? В то, что тевтонский замок остановит нечисть, которая уже добралась сюда? А если уже нет больше этого замка? Если пала твердыня ордена?
Всеволод отвёл глаза. После сегодняшней схватки в пещере он ничего не мог сказать наверняка. Но и остаться здесь — тоже не мог.
— Значит, всё-таки Кастлнягро. — Золтан Эшти всё понял без слов, — Чёрный Замок всё-таки… Ну что ж, удачи тебе, русич.
Угорский сотник замолчал, крепко сжав губы.
— Может, поедешь с нами, Золтан? Ты и твои воины лишними в дружине не будут.
Это было единственное, что мог сейчас предложить Всеволод горстке отважных шекелисов. Всё ведь лучше, чем бессмысленная гибель. Быть может уже сегодняшней ночью.