А степняк, от головы до пят перемазанный чёрным, с маху бьёт за решётку. Под решётку. Размашистым и секущим нижним ударом.
Блеснул прихотливым серебряным узором заточенный крюк на конце копья. И будто косой прошлись по ногам нечисти. Ай, да татарин! Подсёк, свалил… Зараз — с полдюжины.
Визг, рык…
На той стороне с короткого крепкого ратовища сдёрнули бунчук. А кочевник уже полоснул копьём-косой снова.
И — опять — по низу.
И ещё раз.
Степняк достал всех, кто удерживал решётку на весу.
Решётка рухнула. Придавила руки, которые не успели втянуться обратно и до которых не дотянулись ещё мечи Всеволода.
Переломила серебрённое татарское копьё.
Наконечник с крюком-серпом остался снаружи. Но Всеволод взял за него немалую плату. Он в два маха срубили все конечности, прижатые решёткой, извивающиеся и судорожно хватающие воздух.
Татарин тем временем откатился в сторону и вскочил на ноги. Схватил саблю, готовый к продолжению боя.
Новая волна упырей напирала на упавших, визжащих и воющих собратьев. Раненых и покалеченных безжалостно топтали и давили… Нечисть, занявшая их место, снова тянулась к решётке. И за решётку.
Опять ведь поднимут! Отворят! Нет, допустить этого нельзя! Нельзя вообще подпускать тварей так близко. И раз уж не дано людям длинных рук, и раз не хватает длинны клинка, чтоб оттеснить кровопийц, помогут…
— Копья сюда! — скомандовал Всеволод. — Копейщики, вперёд! Остальные — с дороги!
Предводитель кочевников понял его замысел. Степняк тоже выкрикнул краткую команду на своём гортанном наречии.
Русские и татарские копья ударили через решётку единой колючей стеной. Осиновые древка дружинников Всеволода. Обитые серебряными гвоздиками, оплетённые серебряной проволокой и охваченные серебряными кольцами ратовища степняков.
И на каждом — острое посеребрённое жало.
Вынырнувшие из-за прутьев наконечники сразили первый ряд упырей.
Потом — второй.
Потом…
Потом кровопийцы, напиравшие сзади, насаживали на копейные острия передних. Сами напарывались на сталь с серебром, выходящую из чужих спин.
В давке, что царила под сводами воротной арки, у тёмных тварей не было ни малейшей возможности спастись. Копья тонули в сплошном воющем месиве бледных податливых тел. Они могли бы входить ещё глубже, дальше, нанизывая всё новые и новые жертвы. Но…
Сухой треск. Под тяжестью бьющихся на древке упырей сломалось одно копьё.
Отчаянная брань. Выпало, выскользнуло за решётку у кого-то из рук другое.
Предсмертный крик — громкий и пронзительный. Это подошедшего слишком близко татарского воина подцепила когтистая лапа издыхающей твари.
— Хватит! — заорал Всеволод. — Назад! Копейщики, на-зад!
Рядом дико кричал, размахивая саблей, татарин с обрывком лисьего хвоста на шлеме.
Воины отошли, сбрасывая, стряхивая с копий корчащихся тварей. Словно комья грязи — ожившие, многорукие и многоногие.
Перевели дух.
Но передышка была недолгой.
Павшие твари вновь исчезли под новой волной штурмующих. Безжалостно затаптываемые и раздавливаемые.
— Ещё раз! — приказал Всеволод. — Навались!
Махнул рукой на решётку — чтобы татары поняли тоже.
Они поняли.
Копейщики ударили снова. Ладно, дружно.
И снова сталь с серебром, выкованная людьми, беспрепятственно входила в незащищённую плоть нелюдей. И снова тупо прущая вперёд нечисть сама напарывалась на копья.
И потоки чёрной крови разливались под решёткой.
Кто-то из упырей пытался ударом когтистой руки-лапы переломить осиновое или посеребрённое древко, прежде, чем то вгонит в бледную грудь порцию белого металла. Кому-то это удавалось.
Кто-то старался увернуться от смертоносных жал, протиснуться между ними и напасть сам. У кого-то получалось и это.
Везло, правда, единицам. Но если везло и копейщики падали, в бой вступали мечники. Клинки рубили когти, пальцы и руки, взломавшие строй…
— На-зад! — едва не надорвался от крика Всеволод.
Они отошли опять, оставив по ту сторону решётки груду копошащихся белёсых тел. И по эту — с полдесятка растерзанных бойцов. И хлюпающую чёрную жижу. С красными вкраплениями.
А потом — снова.
Вперёд.
И назад.
Теряя копья. Теряя людей.
Но за решёткой росла гора избитой, изрезанной, истыканной нечисти. Быстро росла. Так быстро, что обращать копья уже приходилось не параллельно земле, а вверх. И всё выше, выше…
Сверху, из-за решётки, текло и лилось. Целые ручьи, реки… В лицо прямо. Копейщики были с ног до головы измазаны в липком, тёмном, маслянистом. Древка скользили в руках как живые гады.
Зато теперь решётку упырям точно не поднять! Теперь им снаружи до решётки вообще не добраться. С той стороны она завалена телами под самый арочный свод.
Воротная арка была забита, замурована, закупорена. Плотно, надёжно. Мёртвые и издыхающие кровопийцы стали преградой для живых, всё ещё напирающих сзади.
Глава 45
Поздно, слишком поздно упыри смирились с тем, что через ворота им не прорваться. А на полноценный штурм стен сил у нечисти уже не оставалось.
И всё-таки они лезли. Снова. Наверх, на стены. Начисто утратив инстинкт самосохранения. Не внимая голосу разума. Хотя был ли он у них вообще — разум у этих кошмарных тварей тёмного обиталища?
Вряд ли. Был бы — не полезли.
Почему не полезли бы? Да потому что ряды защитников крепости пополнились татарскими всадниками. Потому что уже перебиты под внутренними городскими воротами все до единой твари, которые наседали с тесных улиц Сибиу. Потому что упыри, атакующие из-за рва, тоже не кажутся больше неодолимой ратью.
Но сейчас в атаку нечисть вёл не разум, а недоступная пониманию жажда, которая сильнее страха смерти. И утолить которую способна лишь человеческая кровь. Пожалуй, единственное, что могло бы сейчас остановить упырей и обратить их в бегство — это солнце, встающее над горизонтом. Но до рассвета ещё далеко и…
И страшен враг, не ведающий страха!
Яростный бой вспыхнул с новой силой. И закончился лишь со смертью последнего упыря, сброшенного со стены.
— Победили? А? — десятник Фёдор стирал с окладистой бороды тёмные потёки и изумлённо смотрел вниз. Судя по всему, он ещё сам себе не верил, — Ведь победили? Отбились?
Именно Фёдору довелось нанести последний удар в этой битве.
— Похоже на то, — осторожно проронил Всеволод. — Победили.
— Я бы не был столь самонадеян, урус, — прозвучал за спиной низкий хриплый голос.
Всеволод обернулся. Сзади стоял предводитель татарского отряда. Сабля — в ножнах. Вместо добротного панциря с серебрёнными пластинами — ошмётки. Шлем оцарапан. Лисий хвост — сорван.
— Что так? — нахмурился Всеволод. — Чего опасаешься? Твари-то все перебиты.
— Не все. Всех их за одну ночь не перебьёшь…
Кочевник говорил по-русски вполне сносно. Видать, из Батыева воинства. Таких нынче много, что на Руси побывали и языком овладели. Теперь татары с русичами часто соприкасаются и близко общаются. Притираются потихоньку друг к другу Русь и Степь — где войной, где миром — и во что всё это выльется, пока никому неведомо.
— А что касается этих…
Татарский воевода брезгливо пнул носком сапога срубленную упыринную пятерню.
— Мы лишь малую часть их одолели. Небольшой отряд. Главные силы ещё не подошли. Но они уже на подходе.
— Откуда знаешь? — прищурился Всеволод.
— Да уж знаю. Сами скачем от проклятых мангусов.
— От кого — от кого? — не понял Всеволод.
— Мангусы… Духи тьмы, живущие за пределами этого мира. Ненасытные кровопийцы, произошедшие от чёрной жабы, что вышла из ядовитой пены нездешнего жёлтого моря…
— Кровопийцы, значит? — Всеволод вычленил из пространного и не очень понятного ответа главное. — Упыри…
— Ночные демоны, — кивнул степняк. — Охотники за кровью. Мангусы…
Он ещё раз пнул отрубленную руку с когтями-ножами.
Что ж, пусть будут мангусы. Ничем не хуже упырей, нахтцереров и стригоев. Не хуже и не лучше. Просто каждый народ даёт тёмным тварям свои имена.
— Значит, демоны эти гонятся за вами?
— Гонятся.
— Давно?
— Мы наткнулись на них сразу после заката, — ответил татарин. — Слишком долго искали место для ночёвки. Замешкались. Не успели поставить курень [30]. Не огородили вовремя стан кострами, не оплели арканами.
— Арканами? — удивился Всеволод. — Как это? Зачем?
— Пойдём покажу.
По сбитой из жердей и скользкой от упыриной крови приставной лестнице они спустились на межвратный двор. Татарин подошёл к ближайшему низкорослому степному коньку, взял конец намотанной на седельную луку верёвки. Протянул Всеволоду.
Ага, верёвочка-то не простая. Диковинная верёвочка-то…
В прочный конский волос были вплетены серебряная проволока и серебряные нити. Кроме того тугую косу аркана часто охватывали тонкие кольца из белого металла. Да, такими верёвками, действительно, есть смысл оплетать подступы к лагерю. Особенно в проходах между кострами. Коли полезет нечисть, да запутается в серебрённых силках — сильно пожалеет.
— Только-только стали готовиться к ночлегу, а тут — мангусы, — сокрушённо вздохнул татарский воевода. — Охотников за кровью было слишком много. А принимать неравный бой в открытом поле было бы неразумно. Пришлось уходить. Ночные демоны бегают быстро, но, слава извечному синему небу-Тенгри, не так быстро, как волколюди-чотгоры [31]
— Волколюди? — встрепенулся Всеволод. — Оборотни? Вы их тоже встречали?
— Встречали, — кивнул татарин, — От них не ускачешь, зато отбиться от них проще. Чотгоры нападают по одному. А вот мангусы… В общем, нас спасли кони. Но кони устали после дневного перехода. Они не могли скакать всю ночь безостановочно. Мангусы же, напавшие на след жертвы, идут за ней до конца. До рассвета.
— И вам нужно было укрытие? — догадался Всеволод.