– Говорят, что он сейчас при дастранском дворе не в чести, – продолжал Альмир. – Эта кампания – шанс доказать, лев он или пес. Если не докажет, то следующим полководцем сможет стать разве что его сын, Даниэлю уже нечего надеяться на милость короны.
Эллимия не умела читать мысли и чувства, как более сведущие маги. Но она прекрасно видела, как при каждом слове волшебника рыцарь смерти едва заметно содрогается. И совсем не удивилась, когда он резко повернулся и ушел в свой шатер.
Войдя в палатку, Сейн с размаху рухнул на жалобно скрипнувший стул и опустил голову на сцепленные руки.
Будь проклято все на свете!
Какая злая шутка – заставить сражаться против своего потомка, лишать славы свой собственный род! Поневоле поверишь в то, что рыцари смерти прокляты самим фактом своей не-жизни…
Почему Синкэн отправил его сюда? Он ведь не мог не знать имени дастранского командира… Или не знал? Вряд ли…
Или…
Сейн поднял голову, расширившиеся глаза впились в стену шатра.
Или знал и именно потому отправил?
Арторис был уверен, что Синкэн знает о том, что рыцарь старается вести себя точно так же, как в жизни. И не превращается в ненавидящего все живое, каковы, по слухам, другие рыцари смерти. А может ли это нравиться Повелителю Мертвых?
Вряд ли. И значит, это испытание – сможет ли он хладнокровно разрушить и судьбу, и, возможно, жизнь своего потомка. Сможет – значит будет бесстрастным убийцей, как все рыцари смерти.
Будь ты проклят, Синкэн!
Здравый смысл некстати шепнул: «Думаешь, Ожидающий хоть поморщится от твоего проклятия?»
Конечно, нет. В том-то и дело – проклятия не-мертвых действуют лишь на живых. И уж совсем глупо проклинать того, от кого исходит твоя же сила.
А что еще делать?
Сейн почувствовал за спиной чье-то присутствие и резко встал, повернулся.
Эллимия.
– Вас явно взволновало то, что сказал Альмир, – прямо заявила королева. – Я желаю знать, в чем дело.
– Ваше величество, я искренне прошу прощения, но это личные дела.
– Личные дела в военное время могут привести к поражению, – справедливо заметила Эллимия. – Вы сказали, что я могу спрашивать о чем угодно – вот я и спрашиваю.
В другое время Сейн бы нашел подобающе изящный и уклончивый ответ. Но сейчас он не сдержался: настойчивость королевы оказалась последней каплей.
Эллимия отступила на шаг, когда рыцарь смерти навис над ней.
– Да, меня это «взволновало»! – прорычал он, стараясь, однако, не сорваться на рык. – Если это можно так назвать – когда тебе объявляют, что ты воюешь со своей собственной кровью, и судьба этого человека напрямую зависит от тебя!
Кого иного вспышка ярости рыцаря довела бы до обморока. Но Эллимия Айеннская умела и держать себя в руках, и выделять главное из любой речи.
– Со своей кровью? Но, Тайг… – и тут она осеклась, что-то вспомнив. А затем вымолвила: – Тайг… На старовеленском – «алый», «багряный»…
– Вот именно, – горько кивнул воин, отходя к столу. – Я – Сейн Арторис, Алый Генерал. Был им. И командир армии Дастрана – мой пра… внук. О чем я не знал до этого часа.
– Я не знала, что рыцари смерти ценят узы крови, – неосторожно сказала Эллимия.
Эта фраза Сейна взбесила.
– Может, они и не ценят, но для меня это важно! – рявкнул он, ударив кулаком по столу. Ножки подломились и расстеленные карты посыпались на пол. – Да, я погиб на Риенском поле, но я помню все! И любой, кто видел мои портреты, узнает меня! И вы, скорее всего – тоже!
Ослепленный яростью Сейн сделал то, в чем когда-то вежливо отказал – сорвал с себя шлем и кинул его поверх разломанного стола.
Эллимия отшатнулась.
Она ждала, что под забралом окажется голый череп. Или мертвая изуродованная плоть. Или еще что-то кошмарное.
Но правда оказалась иной.
Аристократичное, красивое лицо не было искажено. Напротив – каждая черточка была видна ясно и четко, не скрадываемая никакой тенью. Такая четкость не свойственна лицам живых, и она особенно была заметна при белой как мрамор и на вид такой же гладкой и крепкой коже. Длинные рыжеватые волосы навеки застыли в одной и той же прическе – даже когда Сейн мотнул головой, они не сдвинулись.
В сочетании с глазами, залитыми янтарным огнем и с маленькими точками зрачков в центре, это лицо устрашало. Даже вампиры казались более близкими к живым людям, чем то, во что превратился рыцарь смерти.
Увидев побелевшее лицо Эллимии, Сейн мгновенно остыл и вспомнил о своем облике. Неуловимо быстрым движением он подобрал и водрузил на голову шлем и коротко сказал:
– Извините, ваше величество.
– Это вы простите, – тихо сказала Эллимия, на лицо которой постепенно возвращались краски.
И выскользнула из шатра, не прощаясь.
Сейн посмотрел ей вслед, вздохнул, подобрал карты и сел на пол, прислонившись к опоре шатра.
Как оказалось, планы сорвались не только у Даниэля. Неожиданную атаку командующий дастранцев предвидел; более того, операцию со скелетами он начал, синхронизировав ее с наступлением противника.
В результате положение практически не изменилось – правильно выстроенная армия Дастрана большого ущерба не понесла, а Индарис верно оценил ситуацию и вовремя отступил, немного потрепав противника.
Новым козырем могло стать подкрепление, идущее к Даниэлю, но армия Айенна тоже неожиданно усилилась – помощь прислал граф Веллен Эндари, заменявший королеву в столице. Полностью обезопасив город, граф выделил половину гарнизона в помощь войску.
Противостояние могло затянуться надолго, а тянуть время было невыгодно. Дастран помимо войны с Айенном вел кампанию на западе, и там дело шло успешно. Эллимия и ее советники отлично понимали: стоит западной войне завершиться, и высвободившиеся армии немедленно перебросят к Айенну.
С момента неудачного наступления Сейн ходил как в воду опущенный, и на советах давал лишь краткие рекомендации. Да и то, если обращались напрямую к нему.
Альмир и Мартин этому не удивлялись: потрясенная Эллимия все сообщила своим советникам. Те поразились не меньше, осознали происшедшее, и понемногу начали сочувствовать рыцарю смерти.
Сама королева долго не могла изгнать из памяти мраморное лицо Сейна; а заодно вновь чувствовала жгучий стыд при мысли о том, что тоже со страхом отшатнулась. От того, кто помог армии. Кто закрыл ее саму от стрел.
Эллимия чувствовала себя виноватой, но не знала, что сделать, как загладить вину. И потому, когда к ней явился Альмир с любопытным предложением, она, помедлив, согласилась.
Сейн всегда любил смотреть на закат. Разумеется, только ради этого он не откладывал важных дел, но если был шанс полюбоваться садящимся солнцем, он им всегда пользовался.
Об этой привычке айеннцы уже знали. Поэтому Альмир не ошибся, вечером поднявшись на холм и увидев там высокую фигуру.
– Прохладного вечера, уважаемый.
– И вам того же, мастер Альмир, – вежливо ответил рыцарь, не поворачивая головы.
Поняв, что завязывать разговор самостоятельно Арторис не собирается, Альмир прямо сообщил:
– Я подготовил портал к лагерю дастранцев. Уверен, что смогу провести его так, чтобы один человек прошел мимо оберегающих заклинаний.
– Куда? – изумленно обернулся Сейн. – Зачем?
От пристального взгляда желтых глаз магу стало не по себе, но он честно сообщил:
– Для вас. Мы решили, что вам необходимо поговорить с Даниэлем Арторисом.
– Вы с ума сошли… – ошеломленно протянул Сейн.
– Почему же? – поднял бровь Альмир. – Я серьезен как столетнее дерево. Уверен, что сердце вашего потомка расцветет от встречи с предком, прославленным своими победами и добывшим почет роду…
Маг даже не успел испугаться, когда латные перчатки схватили его за плечи и вздернули вверх, так что глаза его оказались на одном уровне с забралом рыцаря.
– Расцветет? – рыкнул Сейн, закипая от злости. – Прославленным победами, да? Я всю свою не-жизнь стараюсь скрыть свое существование от потомков, и тут вы предлагаете мне самому все рассказать? Когда я был жив, я скорее всадил бы себе кинжал в сердце, чем навлек бы позор на семью!
– Почему – позор? – кротко поинтересовался Альмир.
– Что? – опешил рыцарь, выпуская мага.
Тот пружинисто приземлился и спокойно ответил:
– Записано в легендах и летописях, что лишь достойнейшие и искуснейшие во владении мастерством боя способны стать рыцарями смерти. И черные доспехи, что на вас – символ высокого мастерства.
Глаза Сейна вспыхнули удивлением; не давая ему вставить слово, Альмир продолжил:
– Да, можно посчитать позором, если дух воина недостаточно силен, чтобы сопротивляться некроманту, возжелавшему поставить его себе на службу. Но вас коснулась рука Повелителя Мертвых, перед которым бессильны и чародеи, и короли. Из многих достойных он выбрал вас.
Чуть помедлив, маг триумфально завершил:
– Так позор это или повод для гордости, уважаемый?
Сейн отступил на шаг, ошеломленный. Он помнил все это, сам убедил себя в чести стать вассалом бога. Но почему-то считал, что потомки сочтут случившееся позором. И только аргументы Альмира заставили его задуматься.
Арторис еще не знал, о чем будет говорить со своим потомком. Но почему-то был уверен, что найдет слова.
Даниэль Арторис любил работать ночью: и тихо, и вряд ли кто сунется с мелкими делами (командир считал себя обязанным быть в курсе всего, что происходит в лагере). Кроме того, если противник вздумает подослать убийцу, то бодрствующего уложить куда сложнее, чем спящего.
Сейчас Даниэль расположился в своем шатре за столом, изучая нынешние условия и мрачнея все больше. Все варианты давали один и тот же результат. А значит, оставалось одно-единственное решение…
Каким-то шестым чувством Даниэль уловил холод, исходящий из-за спины и мгновенно обернулся, хватая со стола кинжал.
Рядом со входом в шатер высилась могучая фигура в темных доспехах.
Даниэль разжал пальцы и кинжал глухо стукнулся о доски стола.