Провожая Кэвелла на встречу, Леред ему сочувствовал. Он знал, что сейчас будет – Берант «зацепит» его за проступок, который послужил причиной изгнания. Загонит в угол. Придавит его же собственным стыдом, собственной виной и покажет лишь один выход – работать на него. Ибо будет убедительно доказано, что никто иной не примет, и только тут поймут. Уже приходилось видеть.
И потому он даже не особенно вслушивался в речь хозяина, вынырнув из размышлений лишь когда Берант спросил:
– Итак, вы согласны, что иной дороги нет?
– Согласен, – задумчиво кивнул Альсари. – Знаете, а я сюда к вам и шел…
– Правда? – искренне удивился Берант.
– Правда, – заверил Кэвелл.
И неуловимо быстрым ударом вогнал собеседнику меч в сердце.
Когард свалился с рассеченным горлом парой мгновений позже, успев только крикнуть; вломившиеся в комнату четверо телохранителей присоединились к хозяевам в течение какой-то минуты.
– Вообще-то, – весело сообщил Альсари окаменевшему у стены Лереду, – я должен был сперва огласить приговор. Но, думаю, их величества не будут в обиде.
– К-какие величества? – выдохнул Леред.
– Марциал Четвертый и Вальран Второй, короли Беллании и Канхайма, с ведома которых это и случилось, – Кэвелл небрежно кивнул на тела. – Для того лорд Даэмар меня сюда и послал.
– Н-но… Беллании? Но ведь ахайрен не принимают… после их проступка…
– Ахайрен – не изгнанники, – улыбаясь, пояснил Кэвелл. – А те, кому позволено идти, следуя своей воле. Глаза и уши Обители и белланийской короны. Агенты.
– Н-но… то есть, те, у кого мало мастерства…
– Нет. Много. Я не ношу кристалл, потому что мне он уже не нужен; моя музыка боя звучит в душе, и не требует носителя. Мое мастерство – таково. Что? А, «преступившие»… Маленькая языковая разница. Ахайрен – не «преступившие». «Переступившие». На иную ступень мастерства. И понявшие, когда строгие этические каноны могут помешать хорошему делу.
– Но зачем ты рассказываешь?
– Потому что теперь ты займешь место Беранта. Сохранишь четкую организацию, но не будешь тревожить корону Канхайма. И не будешь лезть в Белланию. Ясно?
– Да.
– Хорошо. Иначе и к тебе придет… какой-нибудь ахайрен.
– А… – Леред сглотнул и все же спросил: – А не боишься, что я про все это расскажу?
– А кому? – тихо рассмеялся Альсари. – Открою ещё один секрет – большинство тех, кто вообще знает об обители, считает нас скорбными разумом; ахайрен – тем более. Даже многие специалисты. Так что тебе просто не поверят. Сочтут, что мной просто овладело безумие.
– Как вы вообще до такого додумались? – только и спросил Леред.
Кэвелл ответил уже от двери.
– А это не наша идея. Спрятать за мнимым проступком настоящее поручение – обычно для всех тайных служб мира. Запомни и лучше не суди по проступкам.
И ушел. А музыка, сыгранная его мечом и словами, осталась в памяти выжившего.
13.03.2007 – 14.03.2007.
Посольская дорога
– Прошу вас, господин посол.
Коротко кивнув в ответ, Канорти прошел мимо склонившегося слуги, и, подождав, пока откроются высокие двери, шагнул внутрь.
Воинская выучка и посольский опыт позволяли ему хранить непроницаемое выражение лица, хоть это и было непросто. Ибо жители Илль-Цеана всегда были склонны к утонченной роскоши, а уж императору сами боги велели превосходить в этом своих подданных.
Жители Ретана, послом которого и являлся Канорти, предпочитали аскетичный стиль. Но умели ценить красоту.
А тронный зал был красив – светлые, почти прозрачные колонны, и столь же нежного цвета плиты пола; змеящиеся по стенам золотые знаки, сплетающиеся в слова, начертанные первым императором Илль-Цеана; потолок, на котором дивная роспись – небо с облаками и парящими птицами, столь искусно выполненная, что ее не отличить от подлинного небосвода…
Белое, золотое, лазурное. Цвета власти.
Каким-то образом сюда органично вписывались и другие цвета – которые привносили сюда люди. Алые, светло-бежевые, синие и коричневые одеяния священников. Темно-зеленые хламиды мудрецов. Золотые мантии советников. Черные доспехи военных. Разноцветные костюмы чужеземных послов.
И, конечно, неподвижно замершие за троном гиганты в белоснежных латах и глухих шлемах. Белая Стража, легендарные телохранители императоров… точнее, отдельных правителей. Ибо шесть поколений их не было в тронном зале, а нынешнему императору они присягнули.
Одного этого хватило бы, чтобы относиться к государю Илль-Цеана с осторожностью.
Странное дело – но в этом зале чужеродным себя не чувствовал и сам Канорти, в черно-красном костюме потомственного воина и с золотой наголовной повязкой посла. Да, таков Илль-Цеан – он не заставляет чувствовать себя чужим. Он понемногу переделывает тебя… и настанет день, когда и в самом деле ощущаешь себя воином этой земли.
Этого не желал Ретан. И потому в Эйцин, столицу Империи, и прибыл Канорти.
До трона оставались считанные шаги; все это расстояние, как и положено, было закрыто белоснежной тканью, знаком чистых намерений. Канорти вступил на край плата; поклонился в пояс, касаясь левой ладонью эфеса меча.
Да, в Илль-Цеане разрешали носить оружие в присутствии императора, и даже не заставляли прикручивать эфес к ножнам. Считалось, что никакой злоумышленник не сумеет причинить вред Владыке; тот сможет испепелить негодяя одним движением брови.
В отношении нынешнего императора это было истинно.
Выпрямившись, посол взглянул в лицо человеку на мраморном троне, облаченному в белые с золотым одеяния, и носящему на голове венец из синего металла. Принявшему свою излюбленную позу – локти опираются на трон, кончики пальцев касаются друг друга.
Эвеаллин Неборожденный, император Илль-Цеана. Как его называли – «человек с лицом бога, улыбкой тигра и глазами дракона».
– Ретан приветствует Рожденного Небом, – произнес Канорти ритуальную фразу. – Голосом Канорти Сейхена говорит Правитель.
– Илль-Цеан приветствует посла народа лит’энн, – голос императора звучал мягко и спокойно – словно плавно несла свои воды река. – Империя говорит моим голосом.
Они оба знали о чем пойдет речь – о договоре, который выкует мир между соседними странами. И долгое время никто не сможет атаковать, не подвергаясь угрозе со стороны стран-свидетелей – ни империя, ни лит’энн. Народ Меча, как ретанцев часто называли…
Однако мир был выгоден Ретану, который получал бы десятилетия покоя… но никак не Илль-Цеану, набиравшему силу, и явно желавшему распространить свое влияние на весь материк. Впрочем, если император вручит договор, все будет завершено. Любое несчастье, что случится с послом в дороге, сочтут делом рук Эвеаллина – и империи объявят войну многие. Таковы законы. Таковы соглашения…
– Я рад наступлению этого дня, – вновь зазвучал голос императора. – Ибо ему суждено стать днем мира и доверия между нашими странами.
Расцепив пальцы, Эвеаллин протянул руку в сторону – и стоявший рядом с троном советник поспешно вложил в пальцы владыки свиток.
Канорти позволил себе лишь еле заметный выдох облегчения. Получилось. Сейчас император передаст ему договор… и самая важная часть его миссии будет выполнена.
– Подойдите, господин посол, и примите знак наступающего мира и благоденствия. И да будут они столь же вечными, сколь вечно плодородие земли, по которой вы ступаете.
Ого! Надо же… Канорти знал об этом обычае Илль-Цеана – довольно редко послам и сановникам позволялось подойти к трону не по плитам пола, а по земле, насыпанной вместо таковых. Это великая честь – принять милость из рук императора, стоя на живой земле…
Канорти шагнул назад, сходя с белой ткани. Император сделал легкий жест рукой – и плат словно смело порывом ветра; открылись снятые плиты и заменившая их земля. Восемь шагов по ней отделяли посла от трона.
Ретанец двинулся было вперед… и резко остановился. Потому что разглядел, что за земля перед ним.
Красноватая почва со множеством мелких сверкающих камушков. Вроде бы ничего особенного… но лишь в одном месте была именно такая почва.
В Долине Грез, месте, которое для ретанцев было навеки проклятым. Уже давно забылось, что за ужас поселился там, и почему именно Народ Меча страшится его… но по-прежнему земля Долины была запретна для любого, рожденного в Ретане. Нет, она не представляла опасности… но любой, ступивший на эту почву, нарушил бы клятву, данную при совершеннолетии… а об этом нельзя было даже и помыслить. И даже ради мира Канорти не мог ступить на землю, взятую из Долины – ибо Правитель не принял бы ничего, полученного клятвопреступником.
Посол пристально взглянул в лицо императору – и получил в ответ легкую, почти незаметную усмешку, скользнувшую во взгляде.
«Он все рассчитал, – пронеслось в голове Канорти. – Если я останусь на месте – значит, не принимаю договора, и тем самым наношу империи смертельное оскорбление. Если я обойду землю – отказываюсь от столь высокой чести, и опять-таки наношу оскорбление. Результат? Империя будет вправе начать войну, не нарушая никаких законов.
И даже нельзя отговориться тем, что Долина Грез для нас – проклятое место… ибо для всех других оно – священно. И отказ ступить на священную землю поймут четко определенным образом.
Эвеаллин Неборожденный… человек с лицом бога, улыбкой тигра, глазами дракона и сердцем демона!»
В зале царила полная тишина. Те, кто был посвящен в замысел императора, молчали; остальные же просто с интересом наблюдали за замешательством посла «помешанных на оружии и воинской чести рубак», какими считали лит’энн. И почти что оправданно…
Решение пришло неожиданно, и в первую секунду Канорти даже удивился тому, как Эвеаллин его не предусмотрел… Впрочем, и император Илль-Цеана не всеведущ!
Очень медленно посол потянул из ножен меч. Воины в зале слегка вздрогнули, но не сдвинулись с места – раз уж бездействуют Белые Стражи, которые любую угрозу чуют за десять полетов стрелы, значит, опасности нет…