Ведь невозможно сомневаться:
Настолько и в слезах она
Ума и красоты полна,
Что, явно, рода не простого.
Могла б она, поверьте слову,
Венец носить в любой стране.
И сам я, думается мне,
Жених достойный, без обмана.
Скорей зовите капеллана,[83]
И даму тоже привести.
Готов я ей преподнести
Полграфства, только бы добром
Пошла со мною в божий дом».
И вот по графскому приказу
Священник появился сразу,
И дама с ним приведена,
Хотя противилась она.
Закон насилием поправ,
С Энидой обвенчался граф
И гневным пренебрег отказом.
Обряд свершен, и тут же разом
Готовят праздник: сенешал
Столы расставить приказал
В парадном зале для гостей
И ужин подавать скорей.
Но горестно пришлось Эниде
В тот майский вечер. И в обиде
И в страхе плакала она,
Хоть граф твердил ей, что должна
Веселой и довольной быть,
Велел Эниду посадить
Он в кресло пышное за стол,
От просьб к угрозам перешел,
И под конец не без усилий
Ее с ним рядом усадили,
Прибор поставили, а он,
Ее упорством разъярен,
Добром, однако, взять хотел:
«Должны вы положить предел,
Сударыня, своим слезам.
Ведь ими не удастся вам
В сей мир покойного вернуть,
Пора от скорби отдохнуть
И убедиться, что со мной
Почет, богатство и покой
Вас ждут, и не придется боле
Вам и мечтать о лучшей доле:
Бедна была – богата стала.
Фортуна вам дарит немало,
Сударыня, когда у нас
Графиней стали вы сейчас.
Супруг ваш прежний мертв, конечно,
Не думайте, что бессердечно
Я скорбью вашей удивлен.
Однако не воскреснет он.
Пусть убедит вас мой совет:
Ведь я вам брачный дал обет,
И вы повеселеть должны,
Повиноваться – долг жены.
Извольте есть! Я так хочу».
Она ж в ответ: «Не проглочу
Ни капли и ни крошки я –
Тому порукой жизнь моя, –
Пока супруг покойный мой
Не встанет, чтобы есть со мной».
«Но мертвые не восстают,
И вас безумною сочтут
За эти речи, и никто
Здесь не похвалит вас за то,
Что гнев мой ныне вызывает».
Она ж ему не отвечает,
Прощенья у него не просит,
И граф тогда удар наносит
Ей по лицу. Она кричит,
И каждый из гостей стыдит
Жестокого за дерзость злую.
Все восклицают, негодуя:
«Позор! Позор! Ударить даму!
Пускай она скорбит упрямо –
Ведь здесь супруг ее лежит.
Он мертв. Пусть сокрушит вас стыд!
Мы ж, как достойным должно людям,
Ее, конечно, не осудим».
«Молчите все! – кричит он им. –
Друг другу мы принадлежим,
Я властен над женой своей!»
Но тут уж не стерпелось ей,
И с яростью твердит она,
Что графу вовсе не жена.
Он ей грозит, она в ответ:
«Подлец, каких гнуснее нет!
Не думай, что боюсь я их –
Побоев и угроз твоих.
Как хочешь режь, как хочешь бей,
Для злобы бешеной твоей,
И рук твоих – одна лишь малость
Сейчас поистине осталась –
Глаза мне вырвать, растоптать,
Иль кожу заживо содрать».
Меж тем средь шума и смятенья
От своего оцепененья
Эрек очнулся, вздрогнул, сел,
Но подивиться не успел
Толпе гостей и блеску зала;
Душа его затрепетала,
Когда жены услышал крик.
За меч схватившись в тот же миг,
Он устремляется вперед,
Ему отвагу придает
Любовь к подруге дорогой.
Вот перед ним обидчик злой:
Без слов, без вызова Эрек
Злодею голову рассек:
Из раны, что во лбу зияет,
Мозг вместе с кровью вытекает.
Тут с мест бароны повскакали:
Ведь появился в этом зале
Сам дьявол вдруг, покинув ад!
Все в ужасе – и стар, и млад,
И все, толкаясь там и тут,
Из-за столов своих бегут,
Из зала и из замка прочь,
Куда и как попало, в ночь,
Крича, моля, чтоб бог их спас!
«Скорей, мертвец догонит нас!»
У двери – давка и затор,
Так все торопятся во двор.
Один другого бьет, пинает,
Вперед насильно пролезает
Тот, кто сначала отставал.
Вмиг опустел парадный зал,
Хоть, правда, выйти было трудно.
Эрек надел свой щит нагрудный
И тоже к выходу идет,
Жена копье за ним несет,
Легко отсюда им бежать,
Кто их посмеет задержать?
Для слуг и рыцарей – Эрек
Не смертный вовсе человек,
А дьявол, что, лукав и зол,
Здесь в тело мертвое вошел.
Весь люд немедля разбежался,
И на дворе один остался
Юнец, который в час ночной,
Повел коня на водопой,
А тот был взнуздан, под седлом.
И распростился он с конем:
Эрек мгновенно подбегает,
И парень молча уступает,
Испуган и ошеломлен.
Эрек – в седле. Эниде он
Тотчас же руку подает,
На стремя та легко встает
И прыгает коню на шею,
Чтоб он из замка поскорее
Двух седоков один умчал.
Ворот никто не запирал,
Их задержать никто не смеет,
Пусть замок весь и сожалеет
О графе, что сейчас убит,
Никто оттуда не спешит
Ни за какое награжденье
Свершить положенное мщенье.
Эрек, Эниду обнимая,
И к сердцу тесно прижимая,
Целует в нежные уста
И говорит: «Как ты чиста,
Любимая моя сестрица!
Душа твоя да не смутится,
Что я испытывал тебя,
Все, все ты делала любя.
Я до конца, навеки вновь
Уверовал в твою любовь.
Теперь я вечный пленник твой.
Моей ты будешь госпожой.
А если как-то речью вольной
Меня ты уколола больно,
Тебе, подруга дорогая,
Я все и навсегда прощаю».
И снова он ее целует,
И сердце у нее ликует,
Что в лад с Эрека сердцем бьется,
В ночную даль их конь несется
И любо им, что ночь ясна,
И светит полная луна.
Дурная весть – в том нет сомненья –
Разносится без промедленья.
И вот Гиврет, что ростом мал,
О мертвом рыцаре узнал,
Который найден был в лесу,
О том, что юную красу
При нем нашли, всех дам прекрасней,
Всех горестней и всех несчастней.
Хваленой прелестью своей
Изольде не сравниться с ней.
Нашел их там Лиморский граф.
Честь рыцарскую запятнав,
И гневом дамы не смущен,
С ней в замке обвенчался он.
Услышал это все Гиврет,
Душе его покоя нет,
Эрека вспомнил он мгновенно,
И сразу же решил из плена
Несчастную освободить,
И с почестями схоронить
Того, кто, может быть, Эрек.
И он берет с собой в набег
До тысячи людей, решив,
Что если дерзостно спесив
Не сдастся граф, он замок тот
Возьмет, разрушит и сожжет.
Луна струила с высоты
Свое сиянье на щиты,
Кольчуги, шлемы – весь убор
Бойцов, идущих на Лимор.
Эрек навстречу им скакал
И поздней ночью увидал
Большой отряд издалека,
Опасность, знал он, велика:
Легко им справиться с одним.
Тут, за кустарником густым
Эниду он с коня спускает
И притаиться убеждает:
«Укройся ненадолго тут,
Покуда мимо не пройдут
Все люди этого отряда.
Показываться им не надо.
Как знать, чего они хотят
И кто собрал такой отряд.
Возможно, в нас им нет нужды,
Но как нам в случае беды
И где от них искать спасенья?
Укройся же без промедленья.
А что сулит судьба моя?
Честь мне велит, чтоб вышел я
Навстречу им, не размышляя.
А если нападут – тогда я,
Усталый, раненый, больной,
Вступлю с любым в неравный бой.
Да, я в тревоге, признаюсь,
Но встречи этой не боюсь,
С тобой бы не случилось лиха!
Сиди в кустах безмолвно, тихо,
Пока последний не пройдет».
Гиврет, все убыстряя ход,
Увидел всадника чужого,
Но ни один из них другого
Не смог узнать: спустилась мгла,
Луна за облако зашла.
Сейчас в Эреке силы нет,
Куда слабей он, чем Гиврет,
Чьи раны зажили почти.
Любому встречному в пути
Открыться должен бы Эрек,
Но он коня пустил в разбег,
Да и Гиврет все шибче мчится,
И как ему остановиться?
Эрек, упорствуя, молчит,
Уверенный, что все свершит
И даже то, что свыше сил,
А надо бы умерить пыл.
Сейчас, однако, побороться
В неравной схватке им придется:
Один ведь слаб, другой силен,
Такой удар наносит он,
Что вмиг, напора не сдержав,
Эрек с коня летит стремглав,
Энида издали глядит:
Без сил супруг ее лежит.
В слепом отчаяньи, в тревоге,
Из-за кустарника к дороге
Она спешит поднять его
И не страшится ничего:
К Гиврету смело подбегает
И за узду коня хватает:
«Будь проклят, рыцарь! Как ты мог
Того, кто слаб и одинок,
Истерзан и изранен весь,
Вот так ударить? Если б здесь
Ты проезжал совсем один,
И был здоров мой господин,
Иным бы вышло столкновенье!
Прими же честное решенье,
Будь милосерд, великодушен
И чести рыцарской послушен,
И начатого невзначай
Сраженья ты не довершай!
Немного славы обретешь,
Когда захватишь иль убьешь
Ты рыцаря, который встать,
Чтоб эту битву продолжать,
Сил не имеет оттого,
Что в тяжких ранах грудь его».
«Не бойтесь, госпожа!» – в ответ
Ей молвит ласково Гиврет. –
Супруг вам дорог, вижу я,
Моих вассалов и меня
Совсем не должно вам страшиться,
Но я прошу вас не таиться
И имя мужа мне открыть:
Не может доблестнее быть
У нас имен. Кто ж он, скажите
И с миром вместе с ним идите.
Охотно слово чести дам: