Не убедил вас мой совет.
К тому, что так вас увлекло,
Придете вы, но тяжело
На сердце у меня: за вас
Боюсь я в страшный этот час.
Во всем, однако, помогу я
Вам, друг. И если, торжествуя,
Вы радость нам должны принесть, –
Вам высшая воздастся честь,
И да сподобит вас господь
То наважденье побороть».
Всю ночь об этом говорили,
Но вот им ложа постелили,
И все заснули до утра.
Забрезжил день, – уже пора
Эреку чуткому вставать,
Зарю и солнышко встречать.
Все у него сейчас готово.
Эниде же несчастной снова
Болеть тревогой и тоскою.
И ночью не было покоя.
Все тот же страх ее томит:
Опасность новая грозит
Супругу милому ее.
Он снова взялся за свое,
Ничем его не убедить.
Король, чтоб другу угодить,
Ему, едва лишь день настал,
Доспехи лучшие прислал,
Эреку кстати эта милость:
Все у него поизносилось –
Кольчуга, и копье, и щит.
Он в зале рыцарском велит
Вооружить себя, да живо,
И по ступенькам торопливо
Во двор спускается потом.
Там конь любимый под седлом.
Король с ним выступить готов,
И все – из замка, из домов
Спешат сопровождать его.
Не остается никого –
Ни женщин даже, ни ребят;
Худой и толстый, стар и млад,
Кто только может, с шумом, криком
Бегут в смятении великом,
И все – и знатный, и простой –
Одно твердят наперебой:
«Увы, увы, отважный воин!
Ты лучшей участи достоин,
Чем та, которой ищешь жадно,
Идя лишь к смерти беспощадной»,
И этот говорит и тот:
«Господь ее да проклянет!
Немало жертв она взяла,
А нынче уж беда пришла,
С которой прежним не сравниться».
Эрек все то, что говорится,
Отлично слышит: «Ах, сюда
Такой красавец никогда
К нам не являлся. Правды нет
В том, чтоб он сгинул в цвете лет,
Чтоб он в бою не устоял
И в муке тяжкой умирал».
И хочет каждый человек,
Чтоб услыхал его Эрек,
Увидел и узнал, как страстно,
Как горестно и как согласно
Жалеют все они его.
И слышит он, но ничего
В своем решеньи не меняет,
И головы не опускает –
Затем, что нет боязни в нем.
Он едет вслед за королем
Недалеко, в чудесный сад,
И все туда за ним спешат
Молясь прилежно, чтоб от бога
Была ему сейчас подмога.
И надо мне на этот раз
Продлить немного свой рассказ
Не болтовни излишней ради –
Чтоб все вам знать об этом саде.
Ни стенкой, ни забором он
По кругу не был огражден,
Но не давало волшебство
Свободно заходить в него,
Как будто воздух был сплошной
Железной замкнутой стеной.
И летом и зимою там
Цвести всегда дано цветам,
Зимой и летом, круглый год,
Свисает с ветки зрелый плод,
Но у плодов тех свойство есть:
В саду их каждый может есть,
А кто захочет унести,
Обратно не найдет пути
И к выходу не подойдет,
Покуда не оставит плод.
И в небе нету птиц таких
Приятных нам за щебет их,
Какие бы в саду ни пели
В беспечнейшем своем весельи,
И не творит с начала века
Природа – мать для человека –
Таких корней и трав, потребных
Для нужд лекарственных, целебных,
Какие б из сырой земли
В том вертограде не росли.
Есть в сад и узенький проход, –
Туда-то двинулся народ
И рыцари за королем;
С прилаженным к седлу копьем
Эрек въезжает, не спеша;
Ликует у него душа:
Он радость чует в птичьем пеньи
Ту, что в великом нетерпеньи
Завоевать решил. Но вдруг
Увидел нечто он, в испуг
Способное вогнать и тех,
Кто был в веках бесстрашней всех:
Вам трех, к примеру назовут –
То Оспинель[91] и Фернагут[92]
С Тьебо[93], отважным эскавлонцем.
Увидел он: блестят под солнцем
На кольях рыцарские шлемы,
И в шлемах этих слепы, немы,
Белеют тускло черепа,
А где кончается тропа
Один лишь кол пустой стоит,
И только рог на нем висит.
Эреку непонятно это,
От короля он ждет ответа,
Что едет справа от него.
Тот говорит: «Я ничего
Любезный друг, от вас не скрою,
Хотите знать, что здесь такое?
Скажу вам сразу, что оно
На вас бы страх нагнать должно,
Коль жизнью дорожите вы,
Затем, что вашей головы,
А может чьей-нибудь другой,
Передний кол, еще пустой,
С которого свисает рог,
Здесь ждет уже немалый срок.
Смотрите, друг, чтоб не был он
Для вас нарочно припасен:
Ведь вы, не слушая совета,
Стремились жадно в место это.
Боюсь, что вам не сдобровать
И гибели не миновать.
Мы словно знали неперед,
Что вашу голову он ждет.
Но только ты падешь в бою
И все мы голову твою
Увидим на колу – увы!
Тотчас для новой головы
Поставят новый кол, но чья
Та голова, – не знаю я.
Скажу еще про этот рог:
Пока еще никто не смог
В него трубить, кто ж затрубит,
Великой славою покрыт
У нас и в целом свете будет,
И, благодарный, не забудет
Наш край такого удальца
И помнить станет без конца.
Пока же, друг мой, вашей свите
Назад податься прикажите.
И то, что манит вас в саду,
Встречайте на свою беду».
Король с Эреком распростился.
А тот к Эниде наклонился, –
В печаль свою погружена,
Молчала горестно она:
Ведь не всегда стенаний звуки
Вернейший знак сердечной муки.
Он сердце знал жены своей:
«Сестрица, – говорит он ей, –
Ты и мудра, ты и прелестна,
Мне мужество твое известно,
А ты боишься, дорогая,
Чего – сама еще не зная.
Но страхи – тщетны и пусты,
Покуда не увидишь ты,
Что в щепки мой изломан щит,
Что весь я ранами покрыт,
Что кровь кольчугу залила,
Начищенную добела,
И шлем рассечен пополам,
И я уже бессилен сам,
И неспособен защищаться,
Пощады должен дожидаться
И, может быть, о ней молить –
Тогда уместно слезы лить,
Тогда мой друг, но не сейчас.
Темно грядущее для нас,
И будет иль не будет так –
Узнать не можем мы никак.
А если б доблестен был я
Лишь тем, что мне любовь твоя
Вливает в душу, – и тогда бы,
Поверь, не робкий и не слабый,
С любым вступил я в смертный бой
И знай, что этой похвальбой,
Не гордость тешу, а любя
Стараюсь убедить тебя:
Будь мужественна и тверда.
Остановиться без стыда
Я не могу на полпути,
Со мной же никому идти
Нельзя – король мне так сказал».
Тут он ее поцеловал,
И божьей милости и силе
Они друг друга поручили.
Но дух Эниды все мрачней:
Увы, не знать, не видеть ей,
Что будет с ним, какой исход
Игру затеянную ждет.
С Эреком быть она не может,
И злая скорбь ей душу гложет.
С ней и Гиврет и весь отряд.
Эрек же углубился в сад,
И с дивом повстречался скоро!
В тени высокой сикоморы[94]
На ложе серебра литого
С обивкой пышною, парчовой,
Девица юная сидит.
Уж верно каждого пленит
Она красой лица и стана.
Я здесь перечислять не стану
Всех черт ее, скажу одно:
Тот, кому было бы дано
Ее поближе созерцать,
Решился сразу бы сказать:
Лавинии[95] из римских басен
На четверть не был так прекрасен
Прославленный веками лик.
Ее завидев, в тот же миг
Эрек подходит ближе к ней;
Толпа собравшихся людей
Расселась вдалеке в тени,
И видят рыцаря они
В доспехе пышном, ярко-алом;
Он ростом наделен немалым,
Красавец был бы хоть куда,
Да рост чрезмерный – вот беда:
Ведь он – считал бывалый люд –
Повыше будет, чем на фут,
Всех рыцарей окружных стран.
И крикнул гордый великан
В лицо Эреку: «Эй, вассал,
Рассудок твой, я вижу, сдал.
Куда идешь? Остановиться
Пора тебе. Моя девица,
Любезный друг, не для таких.
Брось шутки, а не то за них
Заплатишь дорого. Назад!»
Эрек остановился, взгляд
В него вперив; умолкнул тот,
Не двинулись они вперед,
Пока Эрек на дерзость эту
Достойного не дал ответа:
«Кто был разумен до сих пор,
Глядишь – городит всякий вздор.
Друг, вам угодно угрожать,
Я ж постараюсь промолчать, –
В пустых угрозах толку нет:
Бывает, ждешь в игре побед,
А проигрыш твой тут как тут.
Не зря безумцем назовут
Того, кто любит похваляться.
Бежать ты будешь или гнаться –
Как знать? Но я не так боюсь,
Чтоб загодя бежать, как трус,
Смогу, пожалуй, защититься,
А кто со мной захочет биться,
Какого бы он ни был роста,
Не так уж это будет просто».
А тот: «Ну нет, и вам, друг мой,
Вступить придется в смертный бой.
Я вызываю вас. Смелей!»
Пустили вскачь они коней
Не на турнир, на бой кровавый,
Готовились не для забавы
Их копья с мощными древками,
С наточенными остриями,
Которым дан закал такой,
Что, нанеся удар прямой,
Щиты они пробили сразу,
Наружу выйдя на туазу[96],
Никто, однако, не задет,
Царапины на теле нет
У рыцарей, и копья целы.
Тут каждый из бойцов, умело
Древко перекрутив свое,
Обратно притянул копье.
И снова битва началась,