Так яростно на этот раз,
С такой отвагой небывалой,
Что копья в щепы изломало,
И наземь лошади упали.
Но всадники не пострадали:
Легки они, избытком сил
Господь их щедро одарил,
И вот уж оба на ногах,
Мечи у них теперь в руках.
И каждый венской сталью[97] яро
Наносит мощные удары
По шлему вражьему, и шлем
Расколот и разбит совсем.
Глаза у них сверкают дико,
Неистовости столь великой
Доселе не было ни в ком,
Так не работали мечом
Другие в столь же буйной схватке.
И золотые рукоятки
Пуская в дело, и клинки,
Так метя в шею и в виски,
Так молотя по кулакам,
Зажавши меч, и по плечам,
По ребрам крепким наугад –
Что кости все у них трещат.
Устали, дышат тяжело,
Кончать же время не пришло,
И меч о меч все чаще бьет,
Глаза им застилает пот,
Со лбов иссеченных стекая,
Друг друга видеть не давая.
И нет везенья их ударам:
Все чаще невпопад и даром
Махают рыцари мечами,
И вот уж понимают сами,
Что смысла нет сражаться так,
Но оба не хотят никак
Смириться, не достигнув цели,
И враз их очи потускнели,
Кровавым потом залиты,
Бросают враз они щиты
И в рукопашную идут.
Друг друга валят, давят, жмут,
И вот уж на коленях оба,
Но та же боевая злоба
Кипит в сердцах. Четвертый час
Пошел с полудня. И угас
Остаток сил у великана,
Но мощь Эрека неустанна,
К земле врага он властно гнет,
Срывает шлем с него, а тот
Последних сил уж не собрал,
Чтоб дать отпор, и навзничь пал
К ногам его, изнемогая.
Увы! Тяжка судьбина злая,
Но, как и должно, молвит он:
«Я честно вами побежден,
Одно меня сомненье гложет, –
Вы так прославлены, быть может,
И так о вас наслышан свет,
Что в пораженьи этом нет
Для побежденного позора.
Конечно, не возникнет спора
О вашем праве все равно:
Непререкаемо оно.
И все ж, поверьте, если тот,
Кто в плен сейчас меня берет,
Знатней, чем я, была бы рада
Моя душа, но скорбь, досада –
Оружье низшему отдать».
«Не стану от тебя скрывать, –
Эрек ему, – кто я такой,
Но ты мне тою же ценой
Отплатишь, – я ответа жду:
Что делаешь ты здесь в саду?
Услышать мне сейчас пора,
Что значит «радость для двора»,
Как ты зовешься знать хочу,
По праву, друг мой, получу
Все, что мне надо от тебя».
А тот ему: «Поведать я
Сеньор, могу всю правду вам».
Эрек готов открыться сам.
«Хочу, чтоб знал и ты отныне
О Лаке короле и сыне
Его Эреке». «Как не знать:
Немало дней при нем живать
Мне довелось до посвященья:
Большое было огорченье –
Расстаться с добрым королем».
«Ты, видно, и со мной знаком,
Коли с тобой о том поре
Мы вместе были при дворе».
«Клянусь, достойным я сражен!
Узнайте же, какой закон
Судил мне в этом жить саду,
Ни словом я не обойду
Всей правды, – рыцарь говорит. –
С девицею, что здесь сидит
Мы так слюбились с детских лет,
Что дал я ей один обет, –
Исполнить то ее желанье,
Которого она названье
Не захотела мне сказать.
На как любимой отказать?
Не любят те, кто не готов
От всей души, без лишних слов,
Все сделать, что потребно милым,
Когда деянье им по силам.
По воле госпожи моей
Обетом я связался с ней,
И, захоти она, я снова
И в стоый раз давал бы слово.
Служа любви, я клятву дал,
А в чем поклялся, сам не знал,
День посвященья наступил,
И надо мной обряд свершил
Король Эврен, мой добрый дядя,
Здесь, в дивном этом вертограде.
И тут любимая моя
Вдруг объявилс всем, что я
Торжественно поклялся ей
В саду остаться вместе с ней,
Не выйдя из него до дня,
Когда придет сразить меня
Тот, кто окажется сильнее.
И вот остался я, не смея
Теперь нарушить свой обет.
Для сердца двух решений нет:
Той, без кого мне нет отрады,
Не мог я показать досады
И недовольства своего.
Едва заметивши его,
Она рассталась бы со мной,
Я ж горькой участи такой
Стерпеть бы ни за что не смог.
Вот так меня на долгий срок
Надеялась она связать.
Сюда дорогу отыскать
Не может – ей казалось – тот,
Кто в некий час меня побьет.
И в том она не сомневалась,
Что, сколько дней мне жить осталось,
Я с нею проведу их здесь.
И то же мне твердила спесь:
Чтоб тут не оставаться вечно,
Сражаться должен я беспечно, –
Лишь так возможно пораженье.
И вот – пришло освобожденье,
Но горько мне: ведь я в бою,
Блюдя упрямо честь свою,
Не поддался бы даже другу;
И всем здесь приходилось туго,
Кого ко мне вела тропа.
И вот на кольях черепа
И шлемы тех, кто мной убит.
И пусть меня не обвинит,
Кто разумом не обделен:
Я был к победам обречен,
Когда хотел и в деле этом
Быть верным рыцарским обетам.
Всю правду я сейчас сказал.
И знайте: подвиг ваш не мал,
Великой вы добились чести,
Мой дядя с рыцарями вместе
И дамами безмерно рад,
Что я могу покинуть сад.
Все только этого и ждали,
И «радостью двора» назвали
То, что давно желалось им,
Увы! Я был непобедим –
Могли бы радость ждать годами,
Но вот она добыта вами.
Дано волшебной вашей силе,
Чтоб ныне вы мою сломили,
Чтоб не сумел я устоять;
Обязан я сейчас сказать,
Кого вы честно взяли в плен:
Зовут меня Мабонагрен.[98]
Во всех краях, где я бывал,
Никто и никогда не знал
Под этим именем меня,
И им не назывался я,
Пока не принял посвященья.
Но имя и происхожденье
Не скрыть лишь здесь в моей стране.
Теперь известно обо мне
Вам, сударь, все. И лишь одно
Добавить должен: суждено,
Чтоб выйти я отсюда мог,
Когда вы протрубите в рог,
Висящий тоже здесь в саду,
Тогда на волю я уйду,
И время радости начнется.
К кому в округе донесется
Веселый голос рога, тот
Без промедления пойдет
С отрадной вестью к королю.
Вставайте же, я вас молю,
Заветный рог скорей берите
И с легким сердцем совершите,
Чего от вас по праву ждут».
И вот с земли они встают,
Спешат туда, где рог висит.
Эрек схватил его, трубит,
Могучую напрягши силу,
Так, чтоб звучанье доходило
Как можно громче в ширь и в даль.
Эниды горькая печаль
Рассеивается, как дым,
Гиврет обрадован, и с ним
Король и двор его ликует,
Народ довольный торжествует,
Все радостно руками машут,
Шумят, кричат, поют и пляшут.
Тут похвалиться мог Эрек,
Что радости такой вовек
Нигде, пожалуй, не видали,
Нигде такого не слыхали
От странников и от певцов,
Но я сейчас без лишних слов
Поведаю про это дело.
Известье всюду облетело
О том, как все произошло,
И вот мгновенно понесло
Людей досужих ко двору:
Кто с вечера, кто поутру
Кто пешим ходом, кто верхом –
Стремятся в королевский дом.
Меж тем в саду под смех и пенье,
Эреку снять вооруженье
Собравшиеся помогли,
А дамы, что туда пришли,
Рассказ в стихах о нем сложили
И «Песней радости»[99] решили
Назвать свое повествованье.
Эрек от славного деянья
Был радостью и пьян и сыт.
В уныньи лишь одна сидит
Девица на роскошном ложе;
Невесела она, но все же
Признать не подобает ей,
Что в общей радости острей
И тягостней ее печаль.
И лишь одной Эниде жаль,
Что эта дева так грустна,
Что в одиночестве она.
И захотелось вдруг Эниде,
Столь горькое раздумье видя,
Все рассказать ей о себе,
О муже, о своей судьбе,
С тем, чтоб на дружбу и привет,
Такой же получить ответ.
Энида думала о том,
Чтоб с ней беседовать вдвоем,
Но забывать нельзя о дамах,
Прекраснейших и знатных самых,
Они, чтоб ей не быть одной,
Пошли с ней дружною толпой
Утешить ту, кому пока
От радости одна тоска,
Затем, что деве стало ясно:
Так неизменно, так всечасно,
Как здесь, в саду, в тени ветвей, –
Не будет друг ее при ней,
И рад он иль совсем не рад,
Но вынужден покинуть сад.
Всему пора перемениться.
И вот у горестной девицы
Струятся слезы из очей.
О том, как тяжко было ей,
Не в силах я и рассказать.
И все ж она решилась встать,
Но утешенья нет ни в чем,
Все уговоры нипочем,
И горя им не умягчить;
Энида с ней заговорить
Пытается, но та сначала
Молчит, как будто не слыхала,
От вздохов и рыданий нет
И слова на устах в ответ;
Лишь под конец она едва
Нашла учтивые слова,
Но тут, взглянувши на Эниду,
По голосу ее и виду
Девице сразу показалось,
Что с ней она когда-то зналась,
Сказать же точно не могла,
И тут расспрашивать пошла:
Откуда родом, кто она,
Про дом, в котором рождена,
И кто отец ее и мать.
Эниде нечего скрывать:
«Лалют – земля, где рождена я,
А мать моя – сестра родная
Того, кто в графстве том сеньор,
И там я до недавних пор
Жила у матери с отцом».
Узнав, где род ее и дом,
Заулыбалась вдруг девица,
Как будто плакать и томиться
Уже ей больше ни к чему,
И волю сердцу своему