Исполнен был его приказ,
И вносят два венца прекрасных
В карбункулах кроваво-красных:
Их в каждом было по четыре.
Сама луна в ночном эфире
Таких лучей не изливала,
Как из каменьев самый малый.
И так светло они сияли,
Что были все в дворцовом зале
Не то чтобы изумлены,
А попросту ослеплены.
Король со всеми удивлялся,
Камнями долго восхищался,
И повелел он под конец
Двум девам взять один венец,
Другой баронам двум держать,
За клиром приказал послать,
Чтоб начинали поскорее
Епископы и иереи,
Блюдя, как должно, предписанья,
Святой обряд коронованья.
Вот выступают все подряд
Священники – и стар и млад:
Со всех концов страны в те дни
Съезжались ко двору они,
Епископ Нантский, муж почтенный,
Обряды с чинностью священной
Над новым королем свершил
И на Эрека возложил
Он первую из двух корон.
Артур велел, чтоб принесен
Был скипетр новый для Эрека;
Воистину, нигде от века
Такого не видали чуда:
Из цельного он изумруда
С широкой плотной рукоятью;
На ней же, должен вам сказать я,
Лесных зверей и птиц породы,
И рыб, что населяют воды,
И жители любой страны
Искусно изображены.
Работе мастера дивясь,
Король Артур в восторге глаз
От скипетра не отрывал,
Потом Эреку передал,
Чтоб властью королевской он
По правилам был облечен.
Затем Эниду увенчали
Вторым венцом, и тут же стали
Переходить в соборный храм
Святую мессу слушать там
И к небу вознести моленья.
От радости и умиленья,
Что королева их – Энида,
Заплакала Карсенефида,[119]
Прекрасной королевы мать,
Счастливых слез не смог сдержать
И Ликональ,[120] ее отец, –
Сбылась мечта их наконец.
Пришли к собору. У дверей –
Весь клир встречает королей,
Весь блеск церковной лепоты:
Хоругви, свечи и кресты,
Кадила, раки золотые,
Где мощи спрятаны святые,
Навстречу королям несут,
Протяжно певчие поют.
И вмиг наполнился собор:
Не видели до этих пор,
Представить было невозможно,
Чтоб столько знати столь вельможной
К одной обедне собралось.
Простым и места не нашлось:
Впускали рыцарей и дам,
Но много их осталось там
Перед заполненным собором
Баронов и дворян, которым
Не удалось войти в него.
Пропета месса. Торжество
Продолжат в замке, за столами:
Их праздничными скатертями
Накрыто боле пятисот.
А впрочем, может быть, и лжет
Рассказ восторженный об этом:
Преувеличивать поэтам
Недаром свойственно всегда.
Ну как поверить, господа, -
В одном дворце пятьсот столов?
Я все же утверждать готов:
Пять было залов, в каждом зале
Так тесно все столы стояли,
Что между ними не пройдешь.
Зато за каждым ты найдешь
То герцога, то короля,
И яства меж собой деля,
Баронов сотни ели, пили,
А с тысячу других носили,
Одетые в парчу и мех,
Кувшины, блюда. Там для всех
Вполне хватало угощенья.
Что подавали, — без сомненья
Я мог бы вам пересказать,
Но незачем перечислять
Мне здесь изысканные блюда.
Все вышли сытые оттуда.
На пире этом пил и ел –
Поверьте, сколько кто хотел.
Когда же праздник миновал,
Король Артур уже не стал
Задерживать своих гостей –
Ни герцогов, ни королей,
Ни тех дворян простого званья,
Что были на коронованьи,
Но щедро одарил он их
Не пожалел ни дорогих
Коней, ни тканей, ни оружья;
Любил Эрека он, к тому же
Душа его была щедра.
А нам рассказ кончать пора.
На сем кончается роман
Об Эреке и Эниде.
Клижес
Воспев Эрека и Эниду,
Ученым людям не в обиду
Овидиев канон услад
Переложив на новый лад,[121]
Поведавший в подобном роде
О соловье и об удоде,[122]
И как надкушено плечо,[123]
И как любила горячо
Изольда[124] пылкого Тристана,
Кретьен для нового романа
Отменный отыскал сюжет:
Грек, безупречный с юных лет,
Благословенная натура,
Любимец короля Артура,
Достойный своего отца,
Который покорял сердца
И, верный своему призванью,
Был в Англии, когда Бретанью[125]
Именовали ту страну.
Я свой роман с него начну.
Блистал он мужеством счастливым,
Согласно хроникам правдивым,
Чей достоверный свод притом
Храним в Бовэ Святым Петром.[126]
Нам книги древние порукой:
Обязаны своей наукой
Мы Греции, сомнений нет;
Оттуда воссиял нам свет.
Велит признать нам справедливости
За ней ученость и учтивость,
Которые воспринял Рим
И был весьма привержен к ним.
В своем благом соединеньи
Они нашли распространенье
У нас во Франции теперь.
Когда бы только без потерь
Им сохраниться здесь навеки!
Поныне римляне и греки,
Избегнув суеты мирской,
Остались в памяти людской,
Поскольку нам живое слово
Напоминать о них готово,
Почти не зная перемен.
Итак, начать готов Кретьен.
Былое былями богато.
Константинополем когда-то,
Столицей греческою, встарь
Достойный правил государь,
И было у него два сына;
Прямой наследник властелина,
Был старший преисполнен сил,
И стать он рыцарем решил,
Взыскуя всей душою славы,
Чтоб не делить ни с кем державы.
Был назван Александром он.
Меньшой Алисом наречен.
Царь Александром звался тоже,
(Нам правда вымыслов дороже) ;
Танталой[127] мы бы стали звать
Почтенную царицу-мать,
О ней рассказывая ныне,
Но речь пойдет о старшем сыне,
Который был настолько смел,
Что вдруг желанье возымел
Стать рыцарем, но нет, не дома:
Бретань ему была знакома
По слухам с некоторых пор:
Его привлек Артуров двор.
Героя не страшат препоны.
Там благородные бароны
Числом, как месяцы в году,
У государя на виду.
Герою медлить невозможно,
Его решенье непреложно,
Царевич доблестный готов
Достичь корнийских берегов,[128]
Но перед тем как в путь пуститься,
С отцом задумал он проститься,
Смирил неукротимый нрав,
Перед родителем представ.
Отважный, гордый и прекрасный,
Сын, собираясь в путь опасный,
Царю промолвил в добрый час:
«Отец, просить я должен вас,
И в просьбе вы не откажите,
Когда вы мною дорожите,
Поскольку честь просить велит,
Награду верную сулит,
Чтобы достойный отличился».
Отец ничуть не огорчился,
Отец желал ему добра;
Когда сама судьба щедра,
Грешно родителям скупиться.
Сыновней честью поступиться?
Конечно, нет! Наоборот:
Любовь свое всегда берет,
И царь ответил: «Я согласен.
Мой сын, просите! Стыд напрасен.
Что вам я должен даровать?»
Как было не возликовать
Юнцу, который, вне сомненья,
Счастливый, чаял исполненья
Своей излюбленной мечты
За счет отцовской доброты?
«Отец, — он молвил, — я не скрою:
Я тронут вашей добротою.
Отец, признаться мне пора:
Мне нужно много серебра,
А также золота помногу
Берут, по-моему, в дорогу;
Еще нужней дружина мне,
Особенно в чужой стране.
Отец, в Бретань я собираюсь,
И заслужить я постараюсь
Там при дворе такой почет,
Что в рыцари произведет
Меня король без промедленья,
Осуществив мои стремленья.
Неопоясанный мечом,
Не вижу радости ни в чем;
И надевать стыжусь доспехи»...
«Стремленьям вашим нет помехи! —
Царь восклицает. — Сын мой, здесь
Принадлежит вам город весь.
Зачем нам с вами расставаться?
Вы можете короноваться
И рыцарем хоть завтра стать:
Вам лучше в Греции блистать.
И вам в сиянии короны
Охотно присягнут бароны;
Почтят они, конечно, вас.
Некстати был бы ваш отказ».
Спешит юнец неугомонный,
В своих решеньях непреклонный;
Видать, не терпится юнцу.
Так отвечает он отцу,
Отбыть желая на чужбину:
«Принять, конечно, не премину
Я на прощание дары.
Отец мой, будьте так добры!
Вы пожелайте мне успеха!
Одежды беличьего меха
В дороге будут мне нужны,
Понадобятся скакуны.
Наверно, шелковые ткани
Весьма понравятся в Бретани.
Там, в этой рыцарской стране
Король Артур однажды мне
Присвоит рыцарское званье;
Душой владеет упованье,
И удержать меня нельзя,
В Бретань ведет моя стезя.
Там государь среди баронов —
Блюститель рыцарских законов.
Таков, по крайней мере, слух.
Сидящий сиднем явно глух
К призыву сладостному славы,
И путешественники правы.
Отвага низких тяготит,
Отважным страшен только стыд.
Тот, кто по свету разъезжает,
Свое добро приумножает.
Не век мне дома вековать!
Позвольте мне завоевать