Хотя бы подступы к награде!
Покой со славою в разладе».
Сыновним пылом увлечен,
Был счастлив царь и удручен.
Того, кто хочет сыну блага,
Такая радует отвага,
При этом тягостно в груди,
Когда разлука впереди;
Но мыслям вопреки печальным
Царь помнил, что первоначальным
Согласьем он себя связал,
И сыну царь не отказал.
«Мой сын, — сказал он, — к вашей славе
Путь преграждать я вам не вправе.
Перечить я не стану вам,
Два корабля богатых дам.
Пусть вам богатство помогает
И к щедрости располагает».
И юноша прекрасный рад:
Так значит нет ему преград!
Он будет снаряжен богато,
Получит серебро и злато,
И сверх того на этот раз
Отец дает ему наказ,
Предписывая жить пошире:
«Поверьте, сын мой, в этом мире
Царица Щедрость выше всех.
Она приносит нам успех;
Ее целебное влиянье —
Всех добродетелей сиянье.
Вы убедитесь без труда:
Поможет щедрость вам всегда.
Для знатных и богатых скупость —
Наипозорнейшая глупость;
И до скончанья наших дней
Царица Щедрость нам нужней,
Чем знатный род и воспитанье.
Уступит ей мирское знанье,
И доблесть, и высокий ум,
Сокровище глубоких дум,
Величие самодержавных;
На этом свете нет ей равных.
Она прекрасней красоты.
Так затмевает все цветы
Царица Роза свежим цветом
Наперекор любым наветам.
Царица Щедрость вознесет
Питомца выше раз в пятьсот,
Чем добродетели другие
И начинания благие.
Не перечесть ее заслуг.
Перечислять их недосуг».
И нет богаче снаряженья,
Когда готов без возраженья
Дать сыну любящий отец
Все то, чего просил юнец.
Царица горестно вздыхала
С тех пор, как, бедная, слыхала,
Что нужно сына провожать
И этого не избежать.
Зато, мечту свою лелея
И ни о чем не сожалея,
Скорбей не зная и тревог,
Спешил юнец, как только мог;
Сердечные забыл он узы;
На корабли доставить грузы
Велит он людям поскорей
И заготовить сухарей
И запасти вина и мяса,
Не потеряв притом ни часа.
Отплыть готовы корабли
От берегов родной земли,
И Александр, судьбой венчанный,
Выходит на берег песчаный,
Возглавив тех, кто вместе с ним
Отбудет к берегам иным.
Царь вышел, с первенцем не споря;
Царица не скрывает горя,
А моряки готовы в путь;
Попутный ветер начал дуть,
Погода хороша на диво;
С отцом расставшись торопливо,
С печальной матерью простясь,
Ничуть при этом не смутясь,
Хоть можно было бы смутиться,
Спешил царевич в путь пуститься,
И был он первым на борту.
Отчаливают налету,
И вдаль плывут под парусами,
Овеянные небесами.
Покуда с берега вдали
Еще виднелись корабли,
За ними следовали взоры,
Стремясь в пустынные просторы;
И безутешная печаль
Следила, как уходит вдаль
Корабль, едва заметный в море;
На берегу высоком вскоре
Пришлось подняться на утес,
Чтобы, не вытирая слез,
Любовно, робко и тревожно
Следить за ним, пока возможно.
Судьбой царевич был храним,
Господь в открытом море с ним;
Он юношу не оставляет,
Его ведет и направляет,
Являя праведную цель.
Так в море миновал апрель,
И в первой половине мая
Явился, взоры привлекая,
Английский берег им вдали;
В порт соутгэмптонский вошли[129]
Они, причаливая смело,
Когда уже завечерело.
И самый доблестный из них
Был Александр, бодрей других,
Которым становилось дурно,
Когда бывало море бурно,
Так что теперь они бледны,
Измучены измождены
И рады, страждущие души,
При виде вожделенной суши.
Гостеприимен этот брег:
Нетрудно там найти ночлег.
Гостей приветливо встречают
И на вопросы отвечают:
Мол, короля найти легко,
Винчестер,[130] мол, недалеко,
Дорога, мол, туда прямая.
Речам приязненным внимая,
Решили греки отдохнуть
И на заре продолжить путь.
Царевич рано пробудился.
Он поскорее снарядился,
Не дав замешкаться своим,
И, нетерпением томим,
Бросая вызов отдаленью,
Он поскакал по направленью
К Винчестеру во весь опор,
Туда, где королевский двор;
К полудню греки прискакали,
Нашли того, кого искали.
Доехав, спешились они;
Оставив лошадей в тени,
Они представиться спешили.
(Высокомерьем не грешили
При наилучшем короле
Из всех, кто правил на земле).
И прежде чем юнец назвался,
Юнцом король залюбовался:
Герой не может не пленять.
Плащи решили греки снять,
Обычаев не нарушая,
Доверие к себе внушая.
Гость, не успев заговорить,
Сумел придворных покорить.
Такою благородной статью
Похвастать перед высшей знатью
Достоин принц, не то что граф.
И перед королем представ,
Нарядом пышным, но пристойным,
Осанкой гордой, станом стройным
Так выделялся каждый грек,
Что все двенадцать человек
Не посрамили господина:
Под стать ему была дружина.
Врожденной доблестью блеща,
Красавец юный без плаща
Себя нимало не роняет,
Когда колени преклоняет,
Честь воздает он королю.
(Высокородного хвалю)
Двенадцать на коленях тоже.
Блюсти нельзя приличий строже!
Царевич перед королем
В благоразумии своем
Не посрамил своей державы:
«Король, — сказал он, — если правы
Те, кто повсюду славит вас,
Готов сказать я без прикрас,
Что в смысле слова самом строгом
Вы первый рыцарь перед богом.
Из тех, кто верует в Христа,
Вы самый знатный неспроста.
Я внял призыву вашей славы;
Приехал я не для забавы,
Хотел бы вам я послужить,
И если мною дорожить,
Король, вы будете в грядущем,
То, перед богом всемогущим,
Хотел бы я дождаться дня,
Когда бы в рыцари меня
Своей рукой вы посвятили;
Не рыцарь тот, кого почтили
Другие званием таким.
Король! Мы вам служить хотим!»
Король ответил: «Не отрину
Ни вас, любезный, ни дружину.
Вопрос вам, сударь, я задам:
Откуда прибыли вы к нам,
Взыскую столь достойной цели?»
«Из Греции». «Да неужели?
Отец ваш кто? Скажите мне!»
«Отец мой — царь в моей стране».
«Как звать вас, мы не разумеем».
«Меня помазали елеем,
Крещеньем к церкви привлекли
И Александром нарекли».
«Остаться вам я разрешаю,
Сердечно вас я приглашаю!
Здесь счастье вас, поверьте, ждет;
Вы оказали мне почет,
Друг Александр, сюда приехав,
И я желаю вам успехов.
Я вам скажу от всей души:
По всем статьям вы хороши!
Дружить мы будем, вне сомненья.
Зачем коленопреклоненья?
С колен извольте, сударь, встать!
Здесь предстоит вам заблистать».
Конечно, греки были рады.
Им был отраднее награды
Благожелательный прием.
На службу принят королем,
Царевич королю по нраву,
А это предвещает славу.
И каждый доблестный барон
Был Александром покорен.
Себя ведет он безупречно,
И каждый рад ему сердечно
И счастлив подружиться с ним.
Говеном[131] Александр любим.
В нем сам Говен души не чает,
Он грека другом величает.
От родины своей вдали
Приезжие приют нашли
У горожанина под кровом,
Где можно жить на всем готовом.
Утехи грекам суждены.
Привез достаточно казны
С собой царевич тороватый.
Он жил, как человек богатый,
Совет отцовский оценил
И всех щедротами пленил.
Скупиться доблестному тошно.
Он жил беспечно, жил роскошно
И, не стесняясь, тратить мог.
Царевич был душой широк,
И восхитил он всех придворных.
Он всем дарил коней отборных;
Отменных греческих коней,
Которые других ценней,
Дарил направо и налево.
И сам король и королева,
И все придворные подряд
К царевичу благоволят.
Как говорится, шел он в гору.
Король задумал в эту пору
В Бретани снова побывать.[132]
Баронов он велел созвать,
Дабы решить без промедленья,
Кому вручить бразды правленья,
Кто будет Англию блюсти.
У благородных кто в чести?
И все они, как мне известно,
Решенье приняли совместно:
Один сеньор во всей стране,
Ангре, граф Виндзорский,[133] вполне
Достоин править целым краем.
Мол, графу все мы доверяем.
Не возражал король ничуть;
Власть передав, пустился в путь.
Конечно, не без королевы.
Ее сопровождали девы.
Бретань монарха заждалась.
Бретань веселью предалась.
Повеял ветер на просторе.
Вновь Александр отважный в море:
Он состоял при короле.
На том же самом корабле
При королеве, по преданью,
Была девица по прозванью
Золотокудрая Любовь,[134]
— Моим словам не прекословь —
Пренебрегавшая любовью.
Не поведет, бывало, бровью,
Красавцев не желает знать,
Достойных рада прочь прогнать.
Но если дева так прекрасна,
Она противится напрасно
Тому, чья пагубная власть
Сулит ей в будущем напасть.
Амур в неукротимом гневе