— Все ли? Не думаю. Чего вы на самом деле боитесь?
Малькадор поднял руку, и в его комнатах зажегся свет. Дорн огляделся. Никогда прежде он не бывал в личных апартаментах Сигиллита. Стены украшали древние изображения: осыпающиеся, подернутые узором трещин масляные полотна, заключенные в голубоватую пленку стазис-поля; дымчато-бледный портрет женщины с загадочной улыбкой; большие желтые цветы, написанные грубыми мазками; пристальный взгляд и мясистые щеки старика, выступающие из бурой тени.
Вдоль другой стены были развешены старинные изорванные штандарты: зигзаги молнии, символика армии, предшествующей Объединению эпохи. Ниже красовались доспехи, окруженные слабым мерцанием стазиса, — отлично сохранившаяся отполированная силовая броня.
Малькадор предложил Дорну вина, от которого тот отказался, и кресло, на что у примарха не нашлось возражений.
— Я достиг определенного душевного равновесия, — сказал Дорн. — Я понял, чего я боюсь.
Малькадор кивнул. Советник откинул капюшон, и свет заплясал в его длинных белых волосах. Отхлебнув из бокала, Сигиллит предложил:
— Посвятите меня в детали.
— Я не боюсь людей. Ни Хоруса, ни Фулгрима, никого из них. Я боюсь дела, за которое они сражаются. Боюсь узнать причину их враждебности.
— Вы боитесь того, чего не можете понять.
— Точно. Я не могу вообразить, что движет Воителем и его сторонниками. Это что-то совершенно чуждое мне, что-то не поддающееся осмыслению. Сильная оборона всегда основывается на понимании того, от чего приходится обороняться. Я могу воздвигнуть сколько угодно бастионов, стен и орудийных башен, но я все еще не знаю, против чего мне предстоит сражаться.
— Весьма точно подмечено, — ответил Малькадор. — И справедливо для всех нас. По-моему, даже Император толком не представляет, что заставило Хоруса так неистово выступить против нас. Хотите услышать, что я об этом думаю?
— Хочу.
Малькадор пожал плечами:
— Я считаю, что нам лучше не знать. Понять это — значит понять безумие. Хорус совершенно безумен. В его душе поселился Хаос.
— Вы говорите так, словно Хаос — это… нечто реальное.
— А он и есть нечто реальное. Вас это удивляет? Вы бывали в варпе и наблюдали за его искажающим прикосновением. Это и есть Хаос. Сейчас он затронул человечество, извратил лучших и достойнейших из нас. Все, что мы можем сделать, — это остаться верными себе и противостоять ему, отвергать его. Пытаться понять Хаос — бессмысленная и опасная затея. В случае успеха он поглотит и нас.
— Я вижу, вы знаете, о чем говорите.
— Кто меньше видит, Рогал Дорн, тот дольше проживет. Просто примите свой страх как должное. Это все, что вам остается. Осознайте, что ваш страх — нормальная реакция здорового человеческого рассудка на источаемое варпом безумие.
— Император тоже в это верит? — спросил Дорн.
— Император это знает. И знает, чего ему не следует знать. Иногда, друг мой, спасение заключается в неведении.
Некоторое время Дорн сидел неподвижно. Малькадор поглядывал на него, пригубливая из бокала.
— Что ж, благодарю вас за то, что уделили мне время, сэр, — в конце концов произнес Дорн. — И за вашу искренность. Я должен…
— Есть еще кое-что, — перебил его советник.
Он поставил бокал на стол и встал:
— Я хочу вам кое-что показать.
Малькадор пересек комнату и вытащил что-то из ящика антикварного письменного стола. Вернувшись к Дорну, советник разложил это что-то на низком столике между ними.
Дорн открыл рот, но не издал ни звука. Его охватил страх.
— Вы, без сомнения, их узнали.
Перед примархом лежали старые гадальные карты, потрепанные и рваные, полинявшие и запятнанные временем. Малькадор выкладывал их одну за другой.
Младшие Арканы — просто безделушки для игры, однако в Эру Раздора их широко использовали и для предсказания будущего.
— Эту колоду сделали на Нострамо Квинтус.
— Он пользовался ими, — выдохнул Дорн.
— Да. Он полагался на них. Он верил гаданиям. Он раскидывал карты на судьбу, одну страшную ночь за другой, и наблюдал за тем, что выпадет.
— О Благая Терра…
— Вы в порядке, сэр? — спросил Малькадор, поднимая глаза от карт. — Вы сильно побледнели.
Дорн передернул плечами:
— Кёрз.
— Да, Кёрз. Вы о нем забыли или просто подавили воспоминания? Вы ссорились и вступали в поединки со многими из ваших братьев, но только Конрад Кёрз причинил вам боль.
— Да.
— Он едва не убил вас.
— Да.
— На Шерате. Много лет назад.
— Я помню это достаточно ясно!
Малькадор посмотрел на примарха. Тот вскочил на ноги.
— Тогда садитесь обратно в кресло и расскажите мне — потому что меня там не было.
Дорн послушно сел.
— Это произошло так давно… как будто в другой жизни. Мы тогда покорили систему Шерата. Это был трудный бой. Дети Императора, Повелители Ночи и мои Кулаки — мы добились Согласия. Но Кёрз не мог остановиться вовремя. Он никогда не умел остановиться вовремя.
— И вы отчитали его за это?
— Он был настоящим зверем. Да, я упрекнул его. А затем Фулгрим сказал мне…
— Сказал что?
Дорн закрыл глаза:
— Феникс пересказал мне то, что Кёрз поведал ему: судороги, припадки, которые преследовали Кёрза со времен его детства на Нострамо. Видения. Кёрз говорил, что видел Галактику в огне, видел, как наследие Императора повержено в пыль, как Астартес схватились с Астартес. Все это было ложью, оскорблением нашего дела!
— И вы предъявили Кёрзу обвинение?
— Да, и он напал на меня. Думаю, он меня убил бы. Он сумасшедший. Вот почему, устав от его немыслимой кровожадности, мы изгнали его. Вот почему он сжег свой родной мир и увел Повелителей Ночи туда, где не светят звезды.
Малькадор кивнул, продолжая раскладывать карты:
— Рогал, Кёрз и есть то, чего вы на самом деле боитесь, потому что он — само воплощение ужаса. Ни один из примархов не использует страх как оружие, кроме Кёрза. Вы не боитесь Хоруса и его полоумных еретиков. Вас пугает то, что выступает на их стороне, ужас, который шагает рядом с бунтовщиками.
Дорн откинулся в кресле и выдохнул:
— Он преследовал меня. Признаюсь: все это время Кёрз преследовал меня.
— Потому что он был прав. Его видения оказались истинными. Он видел приход Ереси. Вы боитесь правды. И сожалеете, что не прислушались к нему.
Дорн взглянул на карты, разложенные на столе:
— А вы, Сигиллит, верите этим гаданиям?
— Давайте посмотрим, — ответил Малькадор.
Одну за другой он перевернул карты: Луна, Мученик и Монстр, Темный Король наискось от Императора.
И последняя карта: Башня Молний.
Дорн застонал:
— Крепость, разбитая молнией. Дворец, дотла сожженный небесным огнем. С меня хватит.
— У этой карты много значений, — возразил Малькадор. — Подобно карте Смерти, она далеко не столь очевидна, как кажется. В ульях Северной Мерики она символизирует крутой поворот судьбы. Для племен Франка и Тали — это знание или свершение, добытое через жертву. Если угодно, проблеск высшей воли, которая переворачивает знакомый нам мир вверх тормашками, но взамен приносит другой, величайший дар.
— Темный Король лег наискось от Императора, — указал Дорн.
Малькадор фыркнул:
— Я бы не назвал это точной наукой, дружище.
Они пробились через мощные фортификации Халдвани и Шигадзе. Небо пылало огнем. Несмотря на бомбардировки с орбитальных платформ и постоянные рейды «Грозовых ястребов» и «Элоквингов», Легионы предателей продвигались вверх по Брахмапутре, вдоль дельты реки Карнали. Огненный шторм охватил долину Ганга.
Когда они преодолели внешние укрепления дворца, шквал орудийных залпов приветствовал бурлящую, завывающую орду и шагающие боевые машины. Орудия рявкнули с каждой огневой точки Дхавалагири. Лучи лазеров распороли ночь неоновыми нитями, уничтожая все, к чему прикасались. Градом посыпались снаряды. Титаны загорались, взрывались, валились на землю, давя кишащих у их ног солдат. И все же они шли. Режущие лучи ударили в бронированные стены, словно молнии — молнии, бьющие в башню.
Стены пали. Они обрушились, подобно сходящим с гор ледникам. Облаченные в золотые доспехи тела летели вниз, захваченные потоком.
Дворец пылал. Врата Примус были разрушены; Львиные Врата подверглись атаке с севера; Врата Аннапурны содрогались от ракетных ударов. Наконец мятежники прорвались во дворец через Последние Врата и принялись уничтожать все живое на своем пути. У разбитых Врат грудились тела боевых титанов, которые спотыкались друг о друга в стремлении прорваться внутрь. Толпы еретиков карабкались по их корпусам, текли во дворец, скандируя имя…
— Завершить симуляцию, — приказал Дорн.
Примарх смотрел вниз, на гололитический стол. По его команде вражеские войска отступили отряд за отрядом и дворец начал восстанавливаться. Воздух очистился от дыма.
— Ввести новые параметры: Хорус, Пертурабо, Ангрон и Кёрз.
— Оппозиция? — запросила машина.
— Имперские Кулаки, Кровавые Ангелы, Белые Шрамы. Перезагрузка и повтор сценария.
Карта дрогнула. Армии пришли в движение. Дворец загорелся вновь.
— Можешь проигрывать это снова и снова, симуляцию за симуляцией, — произнес голос за спиной Дорна. — Это всего лишь симуляции. Я знаю, что ты не подведешь меня, когда наступит час.
Примарх обернулся.
— Если это будет в моей власти, я никогда не подведу тебя, отец, — проговорил он.
— Тогда не бойся. Не позволяй страху встать у тебя на пути.
Чего ты боишься? Чего ты на самом деле боишься?
«Башня Молний, — подумал Рогал Дорн. — Я понимаю ее значение: свершение, достигнутое путем жертвы. Меня пугает лишь то, какой может оказаться эта жертва».
Грэм МакниллТёмный король
Там, где прежде был свет, ныне осталась лишь тьма. Горячий, лихорадочный пульс близящейся смерти стучал в его венах, а на губах застыл горький, ожидаемый и все же совсем нежеланный привкус предательства. Он знал, что это произойдет, что таковы неизбежные последствия его наивной веры в чистоту человеческого сердца. Смерть затуманила его чувства. Рот наполнился кровью, ее острый запах щекотал ноздри.