Она не знала, кому верить. Не сразу, но спустя недели и месяцы, слухи превратились в сообщения, а сообщения — в факты. Она всё ещё не знала как поступить, и следует ли ей что-либо делать вообще.
Тем не менее, она всегда, снова и снова, возвращалась к единственной истине, звучащей у неё в голове. Император выбрал её.
Не Воитель. Не лорд Ангрон. Не лорд Аврелиан, с которым они сейчас плыли. Они использовали её таланты и проявляли к ней уважение после того, когда узнали её в деле, но не они её выбрали. Они восстали против Него — того, кто выковал Империум. Они объявили войну против Него — того, кто возвысил ей подобных, дал им жизнь в роскоши, и позволил семейным кланам Навис вести корабли сквозь чёрную бездну межзвездного пространства.
Теперь они направляются на Терру, чтобы убить Его — того, кто выбрал её.
Имматериум являл собой океан обжигающего, вопящего света. Лица всплывали на поверхности безумной мигрени, лица из её прошлого. Они рыдали и смеялись, ярились и кричали, после чего рассеивались. Посмотрев сквозь корпус, она обнаружила тень плывущего неподалеку «Трисагиона», неповоротливого, серого и полного жизни, который содрогался, пробиваясь сквозь неспокойные волны. Волны эфира разбивались о колоссальный линкор Лоргара, заставляя его стонать и крениться так же, как и «Завоевателя». Как и в случае с любым кораблем, попавшим в шторм, самый верный способ выжить — плыть через вздымающиеся волны, бороться с ними, надеяться, использовать всё свое мастерство и полагаться на освященное железо. Тем не менее, «Завоеватель» с трудом проходил там, где «Трисагиону» это ничего не стоило — первый скользил по волнам, пропуская удары под днищем, в то время как второй пробивался прямо сквозь волны эфирного океана подобно огромному, непокорному клинку.
Чернота давила на неё извне корабля — чернота, не проницаемая ни для чьих глаз. Это было не просто отсутствие света, а его смерть. Навигатор интуитивно поняла то, чего другие люди не могли бы себе даже представить: глубочайшие течения варпа поглотили свет. Доходя сюда, он находил свою смерть.
Её маяком был свет Императора. Более тусклый чем обычно, ослабевший, как будто от боли, он оставался единственным светом, по которому она могла вести корабль. Она купалась в нем, как делала это всегда. Она следовала за Астрономиконом, освещавшем самые темные области нереальности, скрывавшейся за реальностью.
Не так давно в её покои заглядывала капитан Саррин, чтобы обсудить волнение волн варпа. Ей нравилась капитан Саррин, которая обращалась к ней как положено — ''мой навигатор'', а не ''госпожа Ниша Андраста'', как её вечно лебезящие рабы.
Разговор был недолгим, ибо у Ниши не было ответов для капитана. Варп стал бурнее, свет Императора слабее, и она не знала причин, по которым это произошло.
Чуть позже к ней пришел лорд Лоргар Аврелиан. Он сказал ей, что «Завоеватель» слишком медлителен и они задерживают всю флотилию. Она извинилась перед ним, и он улыбнулся сияющей улыбкой своего отца-Императора.
Как он её заверил, ей не за что извиняться. Для усвоения некоторых уроков требуется время, вот и всё. После он поведал ей об иных путях через варп. Иных светилах, иных маяках, по которым можно вести корабль. По его словам, «Трисагион» направлялся не Астрономиконом, а песнями далеких богов. Смогла бы она услышать их? Смогла, если бы действительно попыталась?
Он говорил мягким тоном учителя, но за добрыми глазами скрывалась ожидавшая её смерть.
— Вы слышите песнь богов, навигатор Андраста?
— Да, — ответила она Носителю Слова. Лорд Аврелиан оставил её в покое, но «Завоеватель» продолжал с трудом пробиваться через волны варпа. Её обман скоро будет раскрыт.
Находясь в своих дворцовых покоях в сердце «Завоевателя», она бережно держала в кружевных перчатках богато украшенный лазерный пистолет, пряча его от посторонних глаз. Её маникюр был безупречен, каждое утро и вечер её прислужники старательно обрабатывали их.
Её рабы всегда держали её в тщательнейшей чистоте; она не могла с уверенностью сказать, делали они это с целью избежать заразы или же придерживались укоренившихся в них придворных стандартов.
Её царственные одежды прилипли к коже, мокрые от трудового пота пустотного мореплавателя. Её трон передавал беззвучные порывы и малейшие сокращения мышц, заставляя корабль следовать им.
Через свою связь с изменяющимся, мутирующим духом машины «Завоевателя» она почувствовала ярость чего-то заключенного глубоко во тьме судна. Это что-то когда-то было примархом, и именно его присутствие превратило священный металл корабля в воплощение ярости Ангрона. Какой был смысл в поле Геллера, когда варп уже поселился в костях «Завоевателя»?
Используя свой третий глаз, она увидела «Трисагион», продолжавший переть напролом, уже на бесконечно большом расстоянии. «Завоеватель» стонал, напрягался и замедлялся в кильватере большего судна.
Когда её выбрал Император — а не эти люди и чудовища, намеревающиеся убить его — она была уверена, что заплатит любую цену за то, чтобы увидеть звёзды и миры, которые никогда раньше не видело человечество. Время показало, что её уверенность была ложной… Она не была готова предать человека, избравшего её.
Она прижала дуло украденного пистолета к виску. Её слуги разбегались, визжали, рыдали.
— За Императора, — сказала она им.
Навигатор Ниша Андраста спустила курок и вырвала «Завоевателя» из варпа в каскадах ревущего, терзаемого металла.
Гай ХейлиЭребовы осколки
Империи обречены забывать, а тем, кто предает свои победы и поражения забвению, суждено повторять их вечно. Империи надлежит чтить свою историю.
Предательство наших братьев открыто, а Отметка Калта измеряется в ударах сердец верных легионеров, и мы собираем и сопоставляем. Нам рассказывают свидетели конца мира. Мы допрашиваем врагов. Коммюнике, инфопотоки, рапорты — мы прочтем все. Изучим. Проанализируем. Мы вынесем приговор другим и самим себе. Соберем всю правду о тех мрачных днях, пусть даже на это уйдет тысяча лет.
XIII Легион не забыл — и не забудет — что произошло на благородном Калте. Мы сражаемся, неся на плечах груз истории Ультрамара.
Это наше бремя. Это наша честь.
Пение людей-жрецов, подручных Эреба, достигло пика, когда тот развернул благословенный покров и извлек анафем. Темный Апостол почтительно поднял оружие, сжимая эфес одной рукой и поддерживая клинок открытой ладонью другой, чтобы плоть не коснулась смертоносного лезвия.
Анафем не был создан ни из металла, ни из камня, однако имел свойства обоих материалов и казался теплым на ощупь, словно обладал жизнью. Это оружие было похищено у интерексов, и его клинок ранил Воителя, направив того по истинному пути. Священный артефакт, ключевой элемент замысла, охватывавшего десятки тысячелетий.
И теперь Эреб должен был разрушить его.
Он посвятил меч изваяниям четырех сил, возвышавшимся в сакеллуме «Длани судьбы», произнося молитвы с заклинаниями и поочередно приветствуя ужасных владык варпа. Шеренга из восьми жрецов-культистов с курильницами и иконами повторяла каждое его движение, усиливая просьбы хором своих голосов.
Они отстали от Эреба, когда тот торжественно зашагал к священному алтарю Октета, занимавшему главенствующее положение в нефе. Темный Апостол не жаловал простых смертных, но эти жрецы входили в число его наиболее доверенных слуг.
Его действия должны были оставаться в тайне до назначенного времени. Двери были закрыты на засовы. Снаружи на страже стояли телохранители.
Перед огромной звездой из меди и железа располагалась наковальня, специально отлитая и освященная для одного-единственного ритуала. По обе стороны от нее стояли наготове мастера в одеяниях с капюшонами — Гальдир, глава варп-кузнецов Темного Апостола, и его первый подмастерье. Им предстояло помогать Эребу, направляя его удары и отводя в сторону высвобождаемые гибельные силы.
Варп-кузнецы даже не пошевелились, когда Эреб направил на них ужасный клинок. Певый капеллан взялся за эфес обеими руками и поднял анафем острием вверх, поднеся ко лбу. Закрыв глаза и быстро шепча молитвы, Темный Апостол положил святое оружие, которое привело Хоруса Луперкаля к свету, на наковальню.
Жрецы опустили иконы и погасили факелы. Они извлекли из рукавов атамы. Пение стало ниже.
Эреб принял от подмастерья варп-кузнеца покрытый рунами молот. Боек сходился в устрашающее острие, как у кирки, и потрескивал от сдерживаемой энергии разрушающего поля.
Темный Апостол долгий миг глядел на клинок. То, что должен был сделать Эреб, казалось святотатством, однако оружие исполнило свое предназначение.
По крайней мере в этой форме.
Эреб крепко прижал клинок. Бормоча запретные заклинания, вырванные из разумов мертвых металлургов-кинебрахов, он занес молот над головой и с силой опустил. Навершие молота полыхнуло, ударившись о неведомый сплав, из которого был изготовлен анафем. Раздался грохот и жуткий вопль, словно само оружие закричало от боли, и жрецы вонзили ритуальные атамы себе в сердце.
Они поступили так по собственной воле. Эреб предложил им великую честь первого помазания нового оружия против Ложного Императора. Жрецы упали, кровь хлынула на каменные плиты пола, и души с ликованием помчались в варп, пока гимн обрывался сдавленным предсмертным хрипом. Темный Апостол вознес молитву, чтобы их слабые сущности оказались достаточным подношением.
Меч начал корчиться в руке. Это было незаметно для глаз, однако Эреб чувствовал, как оружие дрожит и извивается, будто мускулистая и смертоносная змея.
Эреб закричал на черном наречии кинебрахов и ощутил, как воздух смещается под гнетом смертоносных слов. Он бил молотом снова, снова и снова.
Громоподобный треск. Вспышка зеленого света.