— Вы лорд Ра'стан, — надтреснуто прошептал он.
— Я не лорд, — ответил я, — Теперь просто Ра'стан. И положил руку ему на грудь, чтобы успокоить: «Отдыхай, брат».
— Я служил в вашей роте, — прохрипел тот, и старался ударить кулаком в свой сломанный нагрудник, пока я не остановил его.
Глаза сузились, когда вспоминал имя.
— Ик'рад, — сказал я. Он кивнул. Улыбнулся. Такая мелочь — а сколько значит.
— Вы нашли, — спросил, — вы нашли его?
Что-то холодное протянулось из живота и сдавило сердце. Когда я наконец ответил, то удивился, насколько глухо звучал мой голос.
— Нет. — И не подумав добавил. — Пока нет.
Я только что дал ложное обещание умирающему.
— Найдите, — выдохнул раненный. Его силы иссякли, он отпустил меня и осел на кровать.
— Попробую.
Саламандр отпустил меня, но я продолжал крепко сжимать его предплечье, когда почувствовал, как Усабиус сдавил моё плечо.
— Рууман ждёт, — мягко произнёс он.
Я отпустил умирающего брата, медленно кивнул, и мы беспрепятственно пошли дальше. Всю дорогу до задней стенки грузового отсека я смотрел только вперёд — не хотелось повторения разговора с братом Ик'радом.
Когда прибыли в заднюю часть отсека, где наконец-то не было коек с лежащими воинами, то встали перед нажимной панелью, встроенной в стену — простой металлической пластиной рядом с другой, меньшей дверью.
Я толкнул её.
Скрежет металла ударил нам по ушам, и оружейная открылась — хотя и не полностью. Дверь застряла на половине, сервоприводы, за которыми давно не следили как надо, протестующе заскрипели. В комнате было темно — освещение было ещё хуже, чем в лазарете, и через открывшуюся щель видно было, как кто-то одинокий работал в мастерской.
— Можно войти, — сказал человек гулким раскатистым голосом, имевшим гораздо больше общего со сталью и механизмами, чем с плотью и кровью. Но и Эразм Рууман — больше машина, нежели человек.
Я стукнул по панели ещё разок, на этот раз сильнее. Раздался низкий металлический звук, но дверь всё же открылась.
И мы вошли.
— Опять заело.
— Да, Сотворённый Железом, — ответил я.
— Ты ошибочно принимаешь утверждение за вопрос, брат Ра'стан, — Рууман оторвался от дела. Перед ним лежал целый склад разобранного и нуждающегося в ремонте оружия. Я увидел шесть болтеров и частично демонтированную с платформы «Рапиру», но Эразм занимался сломанным конверсионным излучателем.
— Патруль нашёл его, — объяснил тот. — Я уверен, что после ремонта эффективность будет не менее шестидесяти трёх процентов.
— У тебя опять проблемы со скобой, — добавил он, отворачиваясь от излучателя и поворачиваясь к нам.
Вся нижняя половина лица Руумана была бионической, как и большая часть туловища. Аугментика была искусно слита с бронёй и придавала ему выдающийся, нерушимый вид.
Я кивнул: «Ещё одно утверждение, Сотворённый?»
— Да. — Эразм присел, чтобы проверить скобу. Залез в сумку с инструментами, магнитно прикреплённую к ремню, и принялся за работу, выбирая нужные инструменты не глядя — на ощупь и по памяти. Вспышки боли, короткой и терпимой, когда Рууман отлаживал созданный им протез.
После нескольких минут спросил: «Эффективность повысилась?»
Я проверил. И улыбнулся.
— Гораздо лучше.
— Я рассчитал, что улучшение составит восемнадцать процентов, но максимальная эффективность этого протеза как заменителя конечности равна шестидесяти семи процентам.
— Чудеса же, к несчастью, — добавил он, — за пределами моих возможностей.
Я положил руку ему на плечо: «В любом случае спасибо, брат».
Эразм встал, ничем не показав, что оценил мою благодарность.
Рууман не был Железным Отцом и не обладал техническими возможностями их достопочтимого совета, но знал оружие и применял это знание к другим машинам, требующим ремонта. Так же тщательно, как и мой протез, поддерживал работу корабля, несмотря на катастрофические последствия столкновения с горами, обслуживал большинство повреждённых систем, включая свет, тепло и регенерацию кислорода. Единственное, что он не мог — снова поднять его в воздух.
III
Смертельный удар нанесли свои же. Когда на месте высадки началась атака, то мы оказались к ней совершенно не готовы. Казалось, прошли лишь мгновения — и Ферруса Мануса убили, хвалёный клан Аверни практически уничтожили, а Гвардия Ворона и Саламандры оказались разбиты. И даже не знали, живы ли их владыки или нет.
Мы до сих пор не знаем.
Я помню, какой «взрыв» шума был в вокс-эфире, когда это произошло. Первой мыслью было, что это помехи, вызванные каким-то электромагнитным явлением… Но теперь знаю, что это были крики. Одновременно отдавались тысячи приказов. Результатом стал полный хаос. Первой реакцией было сплотиться и нанести ответный удар. Так мы и поступили. И вскоре после этого земля стала грязью от нашей пролитой крови, и отступление стало единственным возможным вариантом. Помню, как отступали к месту высадки, как небо рвали ракеты и трассирующий огонь, но не помню, как оказались в десантном корабле. Но как-то мы это сделали, немногие выжившие, которые прорвались и избежали первой волны истребления. Саламандры, Железные руки и Гвардия Ворона, собранные вместе хаосом битвы и цепляющиеся за жизнь. Ни малейшего порядка. Не отступление с боем, а разгром и резня.
Мы поднялись в воздух — ускорители ревут, пламя омывает крылья и корпус, летим сквозь столбы дыма. Через несколько секунд нас подбили. Я почувствовал это, когда был в грузовом отсеке, засев с сорока тремя братьями и некоторыми другими, не из моего легиона. Пара запасных «Носорогов» сорвались с креплений и заскользили по палубе. Раздавили двух легионеров, когда проскребли по стенке. И под действием гравитации вылетели сквозь раскрытую аппарель наружу, захватив с собой в этот ад ещё полдюжины воинов. Некоторые пытались выкарабкаться, но времени добраться через коридор до своих мест в десантном трюме не было, так что я просто держался.
Палуба… разорвалась — ещё можно увидеть следы, где Рууман собирал её и латал её паяльником и промышленным степлером — и начала разваливаться на части. Через рваную дыру в фюзеляже, сквозь броню, искрящиеся провода и вентиляционные трубы, я видел Исстван.
Он был похож на тёмный океан, усеянный островками огня и рябящий от тысяч воинов, пытающихся убить друг друга. Целые танковые роты исчезали во вспышках взрывов, когда стреляли титаны, уничтожались фаланги легионеров, тяжелые зажигательные снаряды рвали саму земля. Я едва мог осознать ужас того, чему стал свидетелем.
Взгляд направился в небо, когда тень другого корабля проползла по обожжённому лицу. Он, появившийся над нами, был огромен, застилая солнце, которого мы так отчаянно пытались достичь сквозь слой облаков. Хотя я думаю, что мы столкнулись вскользь — нос лишь пробороздил наш бок — этого оказалось достаточно. Второй десантный корабль был в огне. Сквозь марево видел объятых пламенем легионеров, запертых в его нутре. Некоторые прыгали, несмотря на неизбежную смерть. У нескольких были прыжковые ранцы. Большинство из них взорвалось от перегрева турбин. Вороны с горящими перьями падали. Железо рушилось с небес. Змии пылали. Остальных рвали на части зенитным огнём окопанные пушки снизу — они даже не успевали выбраться из обломков.
Вид группу из Саламандр и Воронов, садящихся в катер, чтобы эвакуироваться с корабля. Не слышал их сквозь рёв проклятых выстрелов и взрывы, но намерения были ясны, как и знаки, что они делали нам.
Но план был обречён с самого начала. Ракетный залп какой-то невидимой батареи внизу разодрал корабль посередине, создав в его чреве огненную бурю, вышвырнувшую несостоявшихся «коммандос» из трюма в забвение.
Повернулся, стараясь ухватить одного из братьев, но вспышка вырвалась из погибающего корабля быстрее, чем я предполагал: опалила меня и испепелила его. И когда взглянул назад, его уже не было: остались лишь царапины на стене, оставленные кончиками пальцев — и всё.
Корабль накренился. Корпус застонал и вновь разорвался, микротрещины побежали по металлу.
Вцепился в переборку и держался, чувствуя, как гравитация на мгновение отступает, и меня охватывает извращённое чувство спокойствия.
«Грозовая птица» подобно комете падала с небес, но приземлилась вдали от Ургалльской впадины. Тяготение безжалостно вернулось, жёстко впечатав меня в палубу и раздробив ногу. Мы врезались в гору, снося утёсы и отправляя их в бездонные разломы внизу. Но корабль выдержал и залёг внизу: раненный хищник, ждущий, когда его добьют.
Почти готовый, но всё же не до конца.
IV
— Сколько шестов установлено в этот раз? — спросил Рууман, возвращая меня к действительности.
— Шесть, — ответил Усабиус.
Сотворённый кивнул с почти впечатлённым видом.
— Такие действия связанны с большим риском.
— Будем надеяться, что не зря, — вмешался я. — Потому что ради этого мы рискнём всем.
— Мы? — спросил Эразм. — Ты имеешь в виду ваш легион?
Хотя знаю, что говорил с жаром, не уверен, что смог донести всю страсть своей веры — ведь он практически не испытывал чувств.
И ответил: «Да, все, кто ещё остался в живых».
Рууман недолго смотрел мне прямо в глаза, потом отвернулся от нас и оружия и включил маленький сканер на скамейке позади. Его маленькая комнатка была завалена, хотя места на троих хватало — но только на троих. Когда экран ожил с мерзкой вспышкой зелёного неона, голос сзади произнёс: «Ты опоздал».
Измал Салнар со сложенными руками ожидал у двери в оружейную. Он был здоровяк и легко заполнял пространство в ширину — но не высоту. Голова едва достигала двух третей дверного проёма. Потому что гордый легионер Железных Рук восседал на «троне» — самодельном кресле на колёсах, частично каталке, частично лафете, с колёсами, снятыми со сломанного остова тележки для подвоза боеприпасов.
Куски его брони исчезли во время боя и крушения. Остался только левый наплечник, руки были обнажены. Правая рука была полностью бионической, так же как левая кисть и правый глаз. Красная линза мигала из-за повреждённых фокусирующих колец. От этого Измал щурился, и половина рта иногда дёргалась, заставляя неодобрительно хмуриться.