Усабиус кивнул.
— Я слышу, — пробормотал Хаукспир, в уголках его рта пенилась слюна.
Моего тоже, и на вкус была как кровь.
— Туда, — сказал Усабиус, и я проследил за его вытянутым дрожащим пальцем.
— Это идёт оттуда, — сказал Морвакс. Я задумался, слышал ли он моего брата сквозь биение крови у себя в голове.
Мы так и не узнали. Просто последовали за ним, когда он пошёл к распевным звукам.
IX
Старые и свежие резаные раны расчертили кожу склонившегося воина вместе с загноившимися следами пуль. Пятна синяков походили на целые континенты на карте из шрамов, протянувшейся вдоль широкой спины. Даже для легионера он был чрезмерно мускулистым, излишне объёмным. Сидя на корточках, он непрестанно скрёб расколотый череп, зажатый в мясистых пальцах. Пышная грива жёстких чёрных волос выбивалась из-под шлема и сбегала по спине до верха сапог. Цепи обвивали запястья вместо наручей, и воин трудился над черепом не только с пылом забойщика, но и с умением мясника.
Мы спустились в тёмную долину, где когда-то, в лучшие времена, Хаукспир оставил свой след. Как же всё изменилось, если сейчас единственным обитателем был этот зверь-надсмотрщик. И он был зверем. Я всегда знал, что Пожиратели Миров были бешеными псами, но легионеры Ангрона действительно пали низко, если они обдирали плоть своих братьев и выставляли плоды своих трудов как жуткие трофеи.
Рядом в землю был воткнут топор с лезвием, покрытым ржаво-красными потёками. За ним — груда голых, лишённых брони и обмундирования трупов, приготовленных для мясницкой колоды. С другой стороны Пожирателя Миров лежал багряный урожай: кости, готовые для постройки нового кургана.
Это был ритуал, любому ясно. От этого зрелища свело живот, отвращение быстро сменилось гневом, и я почувствовал, как кровь забурлила от неестественного сопереживания открывшимся мне кровавым деяниям.
Хаукспир уже выпрыгнул из нашего укрытия, воспламенив когти со вспышкой лазурной энергии.
Пожиратель Миров принюхался, очевидно почувствовав внезапно появившийся запах озона, и встал. Он был на голову выше меня, что делало его на полторы головы выше Морвакса и чуть выше Усабиуса. Череп, объект его стараний, был отброшен как забытый хлам и застучал по земле. Вместо него предатель схватил свой багровый топор, а в другой руке по-прежнему сжимал свежевальный нож с толстым клинком.
Мясник был так одержим своим трудом, что его голый торс тоже был окрашен красным, как и рогатый шлем, привычные цвета легиона — синий и белый — практически стёрты кровью. На каждом виске виднелся восьмиконечный символ, и ещё странная эмблема на лбу — первобытная, неисчислимо древняя — угловатое рычащее лицо.
Выражение лица звероподобного Пожирателя вторило отметке. Он оторвал у шлема низ личины, и в широкой дикой улыбке виднелись заострённые зубы.
На Хаукспира было не похоже атаковать так дерзко, это противоречило тактике его легиона, но и в этом столкновении обычного ничего не было. Хоть я и принял свой гнев с готовностью, но не мог избавиться от ощущения, что на нас влияло что-то в этой долине, что-то, что бурлило под поверхностью и сейчас, благодаря нашему присутствию, пробудилось. Не знаю, как узнал об этом, или почему мои спутники ни о чём не подозревали, но избавиться от этого навязчивого чувства не мог.
И значение это не имело. Я просто хотел убивать.
Морвакс атаковал как безумец. С губ сорвался птичий визг, когда он прыгнул на Пожирателя Миров.
Тот парировал удар молниевых когтей, разрубивших его топор надвое, но его не задевший. И ответил сильным ударом в живот, от которого треснула броня апотекария, а сам он оторвался от земли, согнувшись вдвое. Затем Гвардеец Ворона отшатнулся назад, сквозь решётку клювастого шлема слышалось шумное дыхание.
Оглушённый, задыхающийся, Хаукспир захрипел и снова кинулся на Пожирателя, но громоздкий воин двигался с удивительной скоростью — увернулся от поспешного удара и толчком мощного предплечья в горло сбил Морвакса с ног.
Прежде чем мясник смог завершить начатое, я ринулся на помощь лежащему ничком и пытающемуся вздохнуть апотекарию.
Вблизи предатель вонял. Кровь, пот, металл — тяжёлый запах, от которого в мозгу разбегались чёрные искры. Марево, красное и злое, мерцало на периферии зрения. Я наклонился вперёд, ударил воина в плечо — и почувствовал укус свежевального ножа прямо под рёбрами. Пожиратель крякнул, когда ключица хрустнула от удара, и его левая рука обмякла. Правая же, держащая нож, продолжала пилить. Потрёпанные зубья жестокого оружия, такого же голодного, как и его владелец, прогрызались сквозь броню.
Я ударил вновь, как молотом раздробив кость и сломав несколько сросшихся рёбер.
Мясник всё равно продолжал пилить, и от исступлённых движений ножа запахло жареным мясом — моим.
— Усабиус! — закричал я, не зная, что случилось с братом, но краем взгляда замечая стоящего на коленях и держащегося за голову кричащего Саламандра.
Это подтверждало: нечто тёмное овладело нами в этой долине, и нужно было убираться отсюда как можно быстрее.
Я обрушивал удар за ударом на Пожирателя Миров, колотил его, превращая в кровавое месиво. И наконец давление ослабло, нож затих, и я опустился на колени — враг лежал передо мной. Мёртвый.
Нет, не просто мёртвый… Уничтоженный.
Предатель теперь едва ли был даже отдалённо похож на человека. Лицо и торс исчезли, превратились в осколки окровавленной кости. Я убивал много раз, порой жестоко. Но так — никогда. Едва ли мог осознать, что сотворил это собственными руками, и смотрел, не веря, на окровавленные пальцы.
— Он мё…, - заговорил было, когда Хаукспир сбил меня с ног.
Несвязно рычащий Гвардеец Ворона вцепился в меня. Даже с одной рукой, он был страшен, и я почувствовал ласку молниевого когтя, ужалившего в правый бок. Когда мы падали, я извернулся и благодаря превосходящему весу сумел отбросить Морвакса.
Апотекарий вскочил на ноги первым, а я едва поднялся на одно колено, когда взмах когтя оставил в воздухе яркий след.
— Перестань! — крикнул я, едва увернувшись от выпада, и то лишь благодаря тому, что неистовство взяло верх над обычной искусностью Хаукспира. То, что он не оправился от яростной атаки мясника, тоже помогло. И казалось, что Морвакс хочет продолжить тот бой, но уже против меня.
И несколько мгновений я хотел того же. Хотел выпотрошить его, сломать хрупкие крылья и скормить ему же, раздавить птичий череп, переломать конечности —
Я стряхнул это наваждение. Буквально стряхнул. Злобная дымка не рассеялась, но хотя бы ослабла, и мир вокруг больше не был окрашен в кроваво-красный.
— Ты не в себе! — кричал я, встав в защитную стойку и пытаясь найти Усабиуса.
Хаукспир завопил и дико взмахнул рукой, пытаясь оторвать мне голову.
Я двинулся навстречу, одной рукой блокируя атаку. Ударил второй, не целясь, погнув шлем и отшвырнув Морвакса прочь.
— Хаукспир, — заорал я, — ты дерёшься со своим. Это я, Ра'стан. — Я молил остановиться, и не потому, что боялся погибнуть, но потому, что не хотел убивать его.
Но Гвардеец Ворона не слушал. Оптика на правой стороне повреждённого шлема искрилась, и Морвакс сорвал его, явив миру маску кристально чистой ярости на белом как мел лице.
— Вулкан милосердный… — выдохнул я, когда он добрался до меня.
Если не смогу унять его гнев, придётся убить.
На сей раз Хаукспир пытался проткнуть меня, используя коготь как четыре гладия. Я выждал и в последний момент, уже получив свежую рану, сместил центр тяжести и шагнул вбок, ударив локтем в незащищённую спину. Силовой генератор смялся. Второй удар сорвал его с креплений, выдрав пучок кабелей. Эффект был мгновенным — броня Морвакса потеряла питание и потянула вниз, наряду с повышенным давлением и сильной гравитацией замедлив его.
Всем своим весом я прижал его к земле, коленом придавил руку с когтем, а предплечье положил на горло.
— Усабиус! — вновь крикнул я, зовя на помощь, но также и опасаясь, что брат мог пасть жертвой такого же насильственного помешательства. Ответа не было, видно его не было, и осмотреться, чтобы узнать, что с ним, я не мог.
Обездвиженный, Хаукспир начал успокаиваться. После окончания схватки обмен веществ снова замедлился, вернув его в состояние «готовности», обычное для легионера, не участвующего в бою.
— Перестань, — сказал я, пытаясь успокоить тихим голосом.
Грудь Морвакса уже вздымалась не так часто, пена на губах высыхала, глаза, прежде широко открытые, с каждым мигом сужались, становясь нормальными.
— Перестань, — повторил, немного ослабляя давление, чтобы понять, можно ли ему доверять.
Медленно дыша, апотекарий слегка кивнул, облизал сухие губы и сглотнул, увлажняя травмированное горло.
— Я в порядке, — прохрипел он. — Отпусти меня.
Всё же нужно было убедиться.
— Кто твой примарх? — спросил, не ослабляя давления.
— Коракс.
— Твой родной мир?
— Избавление.
— А кто ты?
— Морвакс Хаукспир, апотекарий, восемнадцатая рота Гвардии Ворона.
— Вполне достаточно.
Я встал. Хаукспир из гордости отказался от протянутой мной руки. И сейчас сражался с неисправным генератором. Тот трещал, вибрирующий гул, ранее тихий и незаметный, сейчас был отчётливо слышим. Я отнял это преимущество.
— Мне жаль, брат.
— У тебя не было выбора, — ответил Гвардеец, но слышно было, как огорчён потерей незаметности и как искажается лицо при попытках двигаться. «Как свинец» — пробормотал он, кряхтя от натуги.
Краем глаза я уловил очертания Усабиуса, тоже оправившегося, когда Хаукспир попросил: «Помоги кое-что снять. Сейчас это только мёртвый вес».
Сняли неисправный генератор, наручи и наплечники. Морвакс не стал возвращаться за шлемом, просто взял пригоршню земли и растёр по белому лицу, чтобы затемнить его.
Когда закончили, я смотрел, как Хаукспир проверяет, насколько затруднены движения и как изменилась скорость. Невероятно, но он всё ещё был быстр и так же тих, как могила.