— Пощадите, господин, не убивайте, — пробормотал он.
— А ты знаешь, как поступает с разбойниками городская стража? — спросил Вольфгер.
Раненый прикрыл глаза.
— Ну, а если знаешь, то не будешь просить пощады. Всё, что я могу обещать тебе, это лёгкая смерть.
— Тогда будь ты про… — начал раненый, но Вольфгер легонько ударил его по губам, и он замолчал.
— Не богохульствуй, — сказал барон, вытирая пучком травы окровавленную перчатку, — тем более, что ты вот-вот предстанешь пред Господом. Сам знаешь, рана твоя смертельна. Я могу подарить тебе лёгкую смерть, а могу и оставить здесь живым. До ночи-то ты дотянешь, а вот как стемнеет, на запах крови придут волки и лисы…
— Прости, господин, — прохрипел разбойник, — добей меня, прошу…
— Хорошо, но если будешь говорить правду. Кто вы такие?
— Мы-то? Мы люди Стрелка…
— Какого ещё Стрелка?
— Того, кто стрелял из аркебузы… Ты убил его, господин…
— А, теперь понятно. Следующий вопрос. Сколько вас всего было?
— Семеро… Сколько убитых?
— Четверо. Ты — пятый.
— Один не пошёл с нами, остался в деревне, сказал, что животом недужит, а один убежал…
— Значит, банды больше нет, — сказал Вольфгер, поднимаясь, — ведь главарь убит.
— Господин, ты обещал… легко… — прошептал раненый.
— Хорошо, — ответил Вольфгер, — молись тогда.
Раненый ненадолго замолчал, потом разлепил окровавленные губы и выдавил:
— Я… готов…
Вольфгер неловко потянул из ножен кинжал, но Карл опередил его. Короткий крик — и с раненым было покончено.
— Трупы будем убирать, ваша милость? — спросил Карл.
— Вот ещё, — откликнулся Рупрехт, которого не спрашивали, и который под шумок обшаривал карманы убитых, — пусть валяются!
— Но… они христиане! — несмело возразил отец Иона.
— Откуда ты это знаешь, отче? — возразил Карл. — По делам — так самые настоящие безбожники, сейчас по лесам много всяких бродит. Прочти какую-нибудь заупокойную молитву, и будет с них. Его милости нужно побыстрее в город, для него сырость сейчас опаснее яда.
Карл забрался в кусты, нашёл там аркебузу Стрелка, засунул её ствол между двух деревьев, согнул почти в колесо и выбросил.
— Так-то оно лучше будет, — пробормотал оборотень.
Вскоре лес стал редеть, появились выжженные просеки и крохотные поля, отвоёванные у леса. Где-то впереди лежал Дрезден.
— Рупрехт, тебе в город нельзя, — сказал Вольфгер. — Схватят и сожгут без разговоров. Алаэтэль накинет капюшон, и, думаю, её никто разглядывать не будет, а тебя мы спрятать не сможем. Что будем делать?
— Сколько вы собираетесь пробыть в городе? — спросил Рупрехт.
— Трудно сказать, — задумался Вольфгер, — нам надо получить аудиенцию у архиепископа Майнцского, я подам прошение, но, сколько придётся ждать, не знаю…
— Где вы будете жить?
— Ну, наверное, остановимся на постоялом дворе «Золотой лев». Насколько я помню, это было лучшее заведение в городе…
— Хорошо, — сказал Рупрехт, кряхтя, сползая с лошади монаха, — тогда здесь мы и расстанемся. Вы делайте своё дело, а я буду вас ждать в одном укромном местечке. Когда всё закончите, дайте мне знать, и я сам найду вас.
— А как подать тебе весточку, и где ты будешь нас ждать? — спросил Вольфгер.
— В Дрездене, где же ещё? — удивился гном.
— Но…
— Во всех крупных человеческих городах империи есть колонии гномов, — объяснил Рупрехт, — иначе, откуда бы люди брали лучшие украшения и драгоценное оружие? Эти колонии существуют втайне, но они есть и они процветают. Чтобы подать мне знак, господин барон, просто придите к Фуггерам и назовите моё имя. Они знают, как связаться с гномами.
— Вот как? — удивился Вольфгер, — Фуггеры знают про гномов?
— Фуггеры не упускают ничего, что приносит прибыль, — наставительно сказал Рупрехт.
— Постой, но ты ведь изгнанник, пустят ли тебя к себе местные гномы?
Рупрехт зло скривился.
— Здесь живут гномы другого колена, и они… ну, они любят гульдены. Очень любят. И вообще, не беспокойтесь за меня, ваша милость, — сказал гном, помахал на прощание рукой и юркнул в кусты. Вольфгер тяжело вздохнул. Он начал привыкать к весёлому, вздорному и вороватому гному, ему было жаль расставаться с ним, и как-то тревожно на душе.
— Не беспокойтесь за Рупрехта, господин барон, — уловил его настроение Карл, — этот маленький пройдоха нигде не пропадёт. Поехали! Уже темнеет, а Дрездена ещё не видно, и я не хочу провести ещё одну ночь в сыром и холодном лесу!
О том, что город уже близко, недвусмысленно свидетельствовали кучи мусора, появившиеся по краям дороги, падаль и раздутые трупы домашних животных. На дорогу вытекали зловонные жёлто-коричневые ручьи, через которые лошади старались переступать, не запачкавшись. Ута крепко, не по-женски ругнулась, а эльфийка завязала нижнюю часть лица платком.
У бревна, лежащего на заставе поперёк дороги, маялся тяжким похмельем кнехт с алебардой, которая была ему явно не по росту. Путешественники не вызвали у него ни малейшего интереса. Прислонив своё устрашающее оружие к караульной будке, он пересчитал людей и лошадей, загибая пальцы и натужно шевеля губами. Вольфгер не стал ждать окончания сложных подсчётов и бросил ему гульден.
— Сдачу пропейте, — приказал он.
Стражник радостно осклабился.
— А где десятник? — спросил барон.
— Дык… В караулке оне, ваше баронство, — ответил стражник, стараясь упрятать монету в дырявый карман так, чтобы она не вывалилась.
Вольфгер слез с коня, бросил поводья Карлу и вошёл в караулку. Десятник и солдаты, свободные от караула, занимались обычным военным делом — резались в кости. Оружие и снаряжение — алебарды, мечи, шлемы — было свалено в углу одной кучей. Игроки не обратили на вошедшего ни малейшего внимания. Вольфгера так и подмывало рубануть мечом по залитому вином столу, но он с трудом сдержался и позвал:
— Десятник!
Тот с трудом оторвал взгляд от стола, по которому катались игральные кости:
— Чего надо?
— А вот сейчас узнаешь, чего! — начал терять терпение Вольфгер.
Десятник услышал в голосе вошедшего что-то нехорошее, вгляделся в фигуру человека, который стоял в двери против света, и вскочил, как будто его в обширный зад ужалила гадюка.
— Ваша милость… Чего изволите?
— Изволю, чтобы городская стража службу несла, а не пьянствовала и в кости резалась! На меня напали разбойники чуть ли не у самого въезда в город!
— Где напали? Кто напал? — тупо переспросил не вполне трезвый десятник.
— Откуда я знаю кто, придурок! — гаркнул Вольфгер. — Банда какого-то Стрелка! Не видишь что ли, я ранен?
— А-а-а… Да-а… Стрелка… Мы сейчас.… Вставайте, парни, а ну, оружайсь!
— И куда же это вы собрались? — ехидно спросил Вольфгер, опершись о дверной косяк, — там теперь воевать придётся разве что с покойниками. Всю грязную работу мы уже сделали за вас, банды больше нет. Отправь только пару кнехтов, чтобы трупы зарыли, найдёте их на дороге.
— Сию минуту! — засуетился наконец-то пришедший в себя десятник. Гордясь своей грамотностью, он полез на полку и начал там рыться, приговаривая: «Да где же он? Был же здесь… Это не то, и это… А, вот он!» Десятник развернул свиток и начал читать по складам, шевеля губами:
— За голову Стрелка бургомистр славного града Дрездена объявляет награду в двести гульденов, каковую голову можно доставить в магистрат вместе с самим Стрелком, а також де отделённую от тела… Так что вы, ваше баронство, значить, того, можете награду получить. Деньги немалые, — завистливо вздохнул он.
— Моя кровь, любезный, тоже не пфенниг стоит, — надменно сказал Вольфгер. — К бургомистру я съезжу. А теперь, ну-ка, скажи, как проехать к постоялому двору «Золотой лев»?
— Значить, так, ваша милость, — начал объяснять десятник, — поедете до развилки, там ещё, изволите ли видеть, дом с флюгерком в виде этакого петуха на крыше, потом свернёте налево, проедете один квартал, потом…
— Стой! — оборвал его Вольфгер, — дашь мне человека, пусть проведёт, — и кинул десятнику гульдинер.[28]
— Брунс!!! — заорал десятник, поймав монету на лету, — проведёшь господ! Эй, придурок, а ну, оставь алебарду и шлем, зачем они тебе в городе? Да шевелись ты, скотина!
Дрезден был сравнительно небольшим городом, и расположение домов и улиц в нём Вольфгер помнил хорошо, но ему хотелось обставить своё прибытие как можно более пышно. Бежавший впереди всадников кнехт, пыхтящий и погромыхивающий кирасой, привлекал внимание охочих до зрелищ горожан. У ворот постоялого двора Вольфгер одарил истекающего потом солдата ещё одной серебряной монетой, чем вызвал водопад хриплых и несуразных благословлений, отпустил проводника и въехал во двор.
Фахверковое[29]здание постоялого двора было совершенно таким, каким его запомнил Вольфгер в свой последний приезд в Дрезден. Первый этаж был сложен из грубо отёсанных каменных глыб, а второй и третий этажи были глинобитными с деревянными балками. Над входом красовалась вывеска, изображавшая по замыслу хозяев заведения золотого льва. Но, поскольку художник настоящего льва представлял себе весьма приблизительно, животное на вывеске было похоже на крупного кота, который, похоже и послужил натурщиком. Вольфгер усмехнулся.
Навстречу ему уже бежал хозяин, на ходу стаскивая с головы поварской колпак.
Вскоре все были устроены. Вольфгер, Алаэтэль, отец Иона и Ута получили по отдельной комнате, заняв половину второго этажа, а Карл, как обычно, отказался от комнаты в господской части дома и ушёл к слугам.
Разобрав вещи и кое-как умывшись одной рукой, он спустился в общий зал, чтобы поужинать. Вскоре к нему присоединились Ута, которая привела с собой эльфийку, и монах.
— Это заведение раньше славилось своей кухней, — сказал Вольфгер, когда все расселись, — тут можно было славно пообедать или поужинать. Вон, бежит хозяин, решайте, кто и что будет заказывать. Я предлагаю молочного поросёнка.