— Посмотрим ещё, как оно выйдет, — с сомнением ответил Вольфгер. — Только вот есть у меня предчувствие, что в Виттенберге нашему пути не конец.
— Куда же дальше-то? — удивился Карл, — да ещё зимой? Кто же зимой путешествует?
— Не знаю, Карл. Приедем — там видно будет.
— А что это за город такой, Виттенберг? — спросил отец Иона.
— Понятия не имею, отче, — ответил Вольфгер, — я там никогда не был. А ты, Рупрехт?
Гном, который успел вернуться с палубы, отрицательно покачал головой.
— И я не была, — сказала Ута, — но я вообще мало где была…
— Наверное, какой-нибудь заштатный городишко, — пожал плечами барон, — ратуша, пара церквей, рынок, тюрьма, скотобойня… Ах да, раз город стоит на Эльбе, значит, ещё пристани, склады и что там ещё полагается иметь на судоходной реке?
— Мельницы, сукновальни… — подсказал гном.
— Не поверишь, но вот речные, а равно ветряные мельницы меня интересуют меньше всего, — откликнулся Вольфгер. — Пока я хочу знать только одно: где в Виттенберге самый лучший постоялый двор? Устал я сидеть в этой собачьей будке! А ведь плывём-то всего ничего…
— Что поделаешь, сухопутные мы люди… — пожал плечами Карл.
— Да, вот ещё что, господа мои, — серьёзно сказал Вольфгер, — хорошо, что вспомнил. Имейте в виду, что Виттенберг — это неофициальная столица лютеранства, а это течение христианства, в общем, враждебно католичеству. Мы про учение Лютера знаем совсем мало, а о том, какие порядки тут установлены, тем более. Евангелисты позакрывали монастыри, вынесли из храмов иконы, всё убранство и богослужебную утварь, и я понятия не имею, как они вообще относятся к монахам. Во всяком случае, святых здесь не чествуют, а из церковных праздников признают всего несколько. Поэтому, ты, отец мой, на время пребывания в Виттенберге станешь обычным бюргером. Рясу спрячь в мешок и надень то, что мы тебе купили в Дрездене. И не веди ты себя, ради Христа, как монах! Ну, представь, что ты булочник или школьный учитель, что ли…
И вообще, прошу всех быть внимательными и осторожными, гном, тебя — особенно. Кстати, тебе вообще лучше бы не выходить из своей комнаты на постоялом дворе.
— А что я, что я?! — полез в спор Рупрехт.
— Прошу, побереги себя, — терпеливо сказал Вольфгер. — Главное, не мозоль глаза местным и не нарывайся.
— Но… — начал гном и осёкся, потому что в дверь постучали.
— Что надо? — крикнул Вольфгер.
— Дык это… подходим к Виттенбергу, господин хороший, — сказал барочник, заглядывая в каюту, — уже пристань видно.
Вольфгер накинул плащ и вышел на палубу.
День угасал. В его тусклом свете вдоль правого берега Эльбы виднелись какие-то сараи, присыпанные снежком поленницы, кучи угля и лачуги, отдалённо напоминающие жилые дома. Вдоль уреза воды за баркой бежала стая тощих, разномастных собак, оглашая воздух визгливым лаем. Пахло дымом, отбросами, гнилой рыбой и водорослями.
К барону подошёл отец Иона.
— Унылый городишко этот Виттенберг, — сказал он, — и грязный, по-видимому. Интересно, что ждёт нас здесь? Как-то нас встретит доктор Мартинус?
— Послушай, святой отец, — сказал Вольфгер, оглянувшись и убедившись, что они одни, — помнишь икону, что мы нашли в заброшенном доме, я ещё отдал её тебе?
— Конечно, помню, — кивнул монах.
— Ты давно смотрел на неё?
— С тех пор, как в мешок убрал, не смотрел, а что?
— Ты разве не слышал, что я только что говорил? В виттенбергских кирхах, скорее всего, мы не найдём ни одной иконы. А я бы хотел знать, ну… ничего на ликах не изменилось?
— А, вот ты о чём… Я просто тебя не сразу понял. Сейчас пойду переодеваться и взгляну.
— Только не при всех! — предостерёг его Вольфгер.
— Само собой, — кивнул отец Иона и скрылся в каюте.
На палубу вышли Ута и Алаэтэль. Эльфийка, как всегда, была невозмутима, а Ута, оглядывая берега, поморщилась:
— Не город, а сплошная помойка! И что мы будем здесь делать? Ради этих куч мусора мы тащились через всю Саксонию?
— Ну, для начала найдём постоялый двор, самый лучший, — успокаивающим тоном ответил Вольфгер, привлекая девушку к себе и запахивая полами своего плаща. — Устроимся, сходим в мыльню, отоспимся. Потом я поищу контору Фуггеров, возможно, там для меня найдутся какие-нибудь новости или письма, а уж потом во всеоружии нанесём визит доктору Лютеру. В зависимости от того, что он нам скажет, и будем решать, что делать дальше.
Барка медленно и неуклюже подвалила к пристани, которая представляла собой несколько вбитых в дно свай с дощатым, местами проломленным настилом.
Один из сыновей лодочника ловко соскочил на берег, другой кинул ему канат, и они начали подтягивать барку к берегу, громко ругаясь и обвиняя друг друга в тупости и криворукости. Наконец, барка была прочно пришвартована, а с борта на берег перебросили сходни.
— Прикажете выводить лошадей, господин барон? — спросил Карл.
— Пока выводи только свою. Съезди в город, найди постоялый двор, какой понравится, закажи номера на всех и раздобудь какую-нибудь карету или закрытые носилки для дам. Возьми деньги, — Вольфгер перебросил оборотню кожаный мешочек.
— Ну, вот и приехали, господин хороший, — подошёл к Вольфгеру барочник. — Почитай, в самое распоследнее время успели, река уже встаёт, таперича обратно по воде мне не уйти, вмёрзнем в лёд. Что я буду всю зиму в Виттенберге делать, да ещё с этой баркой? Эх, горе-то какое, в убытке я остался, да ещё в каком!
— Я-то тут причём? — равнодушно ответил Вольфгер, понимая, что барочник хочет поторговаться и выжать из него несколько лишних монет. — Откуда я знаю, что тебе с баркой делать? Ну, продай на дрова…
— Кто же её купит? — опять заныл барочник, — дерево сырое, гореть будет плохо, да ещё её надо на берег вытащить, разобрать…
— Отвяжись от меня со своими дровами! — рявкнул барон, — А не то…
Барочник понял, что все его уловки напрасны, вздохнул, сплюнул под ноги и ушёл, бормоча про себя что-то о жадных господах, которые готовы удавиться за лишнюю монету. Вольфгер собрался было отвесить ему пинка, но передумал.
Карл отсутствовал что-то уж слишком долго, и Вольфгер начал волноваться. Наконец, к пристани, гремя колёсами, подъехал донельзя облезлый возок, запряжённый парой лошадей. За ним верхом ехал Карл.
— Постоялый двор нашёл, ваша милость, — доложил он, спрыгнув с коня, — это как раз было легче всего, потому что он вообще один в городе, и совершенно пустой. Хозяйка как услышала, что к ней вселяются шесть человек, чуть в обморок от радости не упала. А вот повозку еле нашёл. Хозяин, кстати, называет её каретой.
Ута, Алаэтэль, отец Иона и гном кое-как разместились в «карете», пол которой был по-крестьянски застелен сеном, Вольфгер свёл на берег своего коня, и они, не оглядываясь на барку, на которой провели неожиданно много времени, въехали в Виттенберг.
Повозка грохотала по замёрзшим рытвинам и колдобинам, скрипя всем корпусом и опасно кренясь с боку на бок. Карл ехал первым, указывая дорогу. Ближе к центру стали попадаться мощёные улицы, освещённые фонарями и каменные дома в два этажа.
— Как называется постоялый двор? — спросил Вольфгер, подъехав к Карлу.
— Да по-моему, никак не называется, я и вывески там не видел, мне какой-то мальчишка за монетку показал к нему дорогу.
Постоялый двор занимал деревянный двухэтажный дом с двумя флигелями, в одном из которых размещалась кухня, а в другом — конюшня.
Путешественники заняли весь второй этаж. Комнаты оказались маленькими, бедно обставленными, но чистыми.
Вольфгер выглянул в окно и нахмурился: прямо внизу торчали крыши сараев, а ставней не было.
«Н-да, придётся спать вполглаза, — с неудовольствием подумал он, — того и гляди, обворуют».
На столике возле кровати лежало Евангелие. Вольфгер взял его, машинально начал листать и вдруг удивлённо присвистнул: книга была на немецком языке! Первое Евангелие в его жизни не на латыни! Барон с видом знатока и любителя стал рассматривать книгу внимательнее. Она была напечатана в типографии Мельхиора Лоттата в Виттенберге в 1522 году и содержала перевод четырёх канонических Евангелий, сделанный Лютером с греческого языка. Книга стоила полтора золотых гульдена и была богато иллюстрирована гравюрами Лукаса Кранаха.
«Интересно, её здесь забыл кто-то из постояльцев, или хозяйка настолько богата, что может держать в каждом номере своего постоялого двора печатное Евангелие? — подумал Вольфгер. — Кажется, про Кранаха что-то говорил секретарь курфюрста. Этот художник — ещё и бургомистр, надо будет нанести ему визит вежливости. Мало ли, вдруг да пригодится?»
Поужинав куском вестфальской ветчины, хлебом и вином, Вольфгер отправился на поиски отделения торгового дома Фуггеров в Виттенберге. Искать долго не пришлось: как обычно, Фуггеры заняли самое лучшее место, на площади рядом с ратушей.
Время было позднее, и служащие уже запирали тяжёлые, окованные железом ставни, когда Вольфгер вошёл в контору. Ему показалось, что он уже бывал здесь раньше: виттенбергская контора была как две капли воды похожа на дрезденскую. Казалось, что приказчики всех контор торгового дома даже одеты были похоже, и хранили на лицах одинаковое выражение вежливого равнодушия.
Увидев богато одетого посетителя с уверенными манерами и баронской цепью на груди, к нему сразу же подошёл старший служащий. Внимательно глянув на герб, он поклонился и спросил:
— Что угодно господину барону?
— Я — Вольфгер фон Экк, возможно, для меня есть письмо.
Служащий поклонился ещё ниже:
— Письмо есть, господин барон, получено вчера. Извольте присесть.
Старший служащий жестом отпустил своих подчинённых. Дождавшись, когда зал опустеет, он запер входную дверь и достал из ящика с секретным замком письмо.
Вольфгер распечатал его. Служащий поставил рядом подсвечник с горящими свечами и вежливо отошёл.
Письмо было от Антона Фуггера.
Ваша милость, господин