diabolo instigante), поиск утерянных вещей «при помощи демонов» (demones consulendd) и получение неправедно нажитого богатства (статьи XIX, XL, LV). Наконец, он обвинил ее в занятиях проституцией, которая так логично сочеталась в сознании людей XV в. с использованием колдовства (статьи VIII–IX, LIV).
Однако, самое большое внимание д’Эстиве уделил двум главным, с его точки зрения, вопросам. Большая группа статей была посвящена знанию Жанной прошлого, настоящего и ее предсказаниям будущего, в перечень которых вместе с реально произошедшими событиями (снятием осады с Орлеана, коронацией Карла VII в Реймсе, обещанием одержать победу под Парижем) он включил и выдуманные сюжеты: рождение в будущем у Жанны трех сыновей, один из которых станет папой римским, второй — императором, а третий — королем; убийство оставшихся во Франции англичан при помощи колдовства (статьи X, XI, XVII, XXXIII, XXXV, LVII). Второй основной темой списка стали отношения обвиняемой с ее «голосами», в которых прокурор трибунала видел исключительно «злых духов». Об этом свидетельствовала их, подтверждаемая Жанной в ходе допросов, «материальность»: наличие голов, глаз, лица, волос и прочих частей тела, способность говорить и быть видимыми (статьи XXXIV, XXXVI, XLII, XLIII, XLV, XLVIII). С этими духами она постоянно советовалась о своих последующих действиях, без конца вызывая их, и позволяла им собой руководить (статьи L, LXIII). А на то, что «откровения» и «видения», которыми так гордилась обвиняемая, были получены именно от демонов, а не от небесных посланников, указывал, с точки зрения д’Эстиве, тот факт, что девушка отказывалась о них говорить со своими судьями, а также иногда поступала им вопреки (статья XXXI–XXXII, XXXVII–XXXVIII, LX). Только демоны могли передать ей обещание самого дьявола помочь бежать из тюрьмы, если ее не будут хорошо стеречь (статья LVI). Точно так же явление ангела королю, имевшее место в Шиноне, на самом деле было наваждением, насланным дьяволом; либо же это просто был демон, прибегнувший к колдовству (статья LI). Из благодарности за оказанные ей услуги Жанна всячески почитала злых духов, целовала землю, по которой они ходили, обнимала и целовала их, опускаясь перед ними на колени (статья XLIX).
Безусловно, далеко не все частные вопросы, которые задавали Жанне д’Арк и которые были так или иначе связаны с темой колдовства, вошли в список Жана д’Эстиве[712]. Но и перечисленного вполне хватило бы, чтобы сделать из нее настоящую ведьму: этой теме оказалось посвящено 39 из 64 статей обвинения[713]. Что же касается других преступлении «против веры», то их список и интерпретация получили у прокурора трибунала некоторые уточнения.
Без изменений осталось обвинение в приверженности схизме, стоявшее в преамбуле списка на втором месте после колдовства[714] и по-прежнему опиравшееся на эпизод с перепиской Жанны с графом Арманьяком (статьи XXVI–XXX). Упоминавшееся во вступлении поощрение идолопоклонничества[715] получило в списке прокурора ту же трактовку, что и у сформулировавших это обвинение судей: девушке вменялось в вину соблазнение простых людей, которые поклонялись ей как святой, создавали ее портреты и изображения, почитали ее доспехи, выставленные в Сен-Дени (статьи LII, LIX). В прежнем виде осталась и большая часть «смертных грехов», якобы совершенных Жанной: богохульство (статьи XLVI–XLVII), попытка самоубийства (статьи XLI, LXIV), военные преступления (статьи XVIII, XXXIX, LIII).
Однако, в этот перечень было, как мне представляется, внесено одно важное изменение. Отныне ношение обвиняемой мужского костюма предлагалось рассматривать не просто как грех, но как «прямое нарушение церковных установлений», как преступление, «достойное анафемы»[716]. По мнению д’Эстиве, категорический отказ Жанны сменить привычное ей одеяние воина на женское платье хотя бы ради присутствия на мессе свидетельствовал о вероотступничестве и неподчинении церкви[717]. Вне всякого сомнения, на новую трактовку данного обвинения оказали влияние последние слова, сказанные самой, обвиняемой по этому поводу: 25 марта в ответ на очередную просьбу своих судей переодеться она заявила, что ее одежда «ничего не изменит в ее душе» и что «это не против Церкви»[718]. Таким образом Жанна сама спровоцировала появление более развернутого обвинения в неподчинении церкви. Помимо ношения мужского костюма (статьи XII–XVI) и вполне логичных в данном случае общения с Богом напрямую и непосредственного Ему подчинения (статьи LXI, LXV) Жан д’Эстиве отнес сюда же «попрание власти Бога и ангелов», подразумевавшее «присвоение себе статуса ангела» и пророка, своими лживыми предсказаниями завлекшего людей в секту, разрушающую единство церкви (статьи XXV, LXII), а также уверенность в собственной безгрешности, обеспечивающей мгновенное попадание в рай после смерти (статья XLIV)[719].
И все же — при наличии более полного и тщательнее проработанного обвинения в ереси — Жан д’Эстиве не спешил, как мне кажется, избрать именно его в качестве основного аргумента против Жанны д’Арк. В заключительной LXVI статье своего списка он оставлял данное решение на усмотрение коллег, замечая: «Среди вышеизложенного некоторые [деяния] нарушают Божественные, евангельские, канонические и гражданские установления, а также постановления Вселенских соборов. Некоторые из них относятся к колдовству, некоторые — к прорицательству, некоторые — к суевериям, а некоторые, будь то напрямую или косвенным образом, отдают ересью»[720]. Иными словами, прокурор трибунала — как и его предшественники — не делал окончательного выбора между колдовством и ересью, предлагая видеть в Жанне и ведьму, и еретичку одновременно.
Та же неясность сохранилась и в 12-ти статьях обвинения, составленных на основании списка д’Эстиве 5 апреля 1431 г.[721] для рассылки «экспертам в вопросах веры», призванным высказать собственное мнение о процессе[722]. За исключением статьи I, где были перечислены самые разнообразные ошибочные утверждения, приписываемые обвиняемой (о телесности ее «голосов»; их появлении около Дерева Фей, где Жанна с ними якобы разговаривала, воздавала им всяческие почести, получала с их помощью откровения; о приказе «голосов» носить мужской костюм и покинуть родителей), проблеме неподчинения церкви (ибо именно «голоса» внушили девушке идею подчиняться только Господу) была здесь посвящена всего одна, XII статья. «Эта женщина, — говорилось в ней, — заявляет и признает, что если Церковь захочет, чтобы она сделала нечто, противоречащее приказу Свыше, она этого не сделает, что бы это ни было. И она отлично знает, что все, о чем говорится в материалах ее дела, было сделано по приказу Господа… И в этих своих свершениях она не желает подчиниться воинствующей церкви или кому бы то ни было в мире, но лишь Господу, нашему господину»[723].
Что же касается прочих обвинений, предложенных Жаном д’Эстиве, то в новом списке сохранились упоминания об имеющих отношение к колдовству письмах Жанны с «магическими» знаками (статья VI) и ее многочисленных предсказаниях (статьи IV, VII), а также о попытке самоубийства (статья VIII) и попадании в рай сразу после смерти (статья IX). Впрочем, с последним обвинением произошли, как кажется, весьма интересные изменения. Если Жан д’Эстиве увязывал проблему попадания Жанны в рай с состоянием благодати, в котором она якобы пребывала, то по мнению автора 12-ти статей, девушка была уверена, что попадет в рай потому, что ранее посвятила свою девственность свв. Екатерине и Маргарите[724]. Однако из того же списка следовало, что эти святые (учитывая их телесность, способность говорить и то почитание, которое оказывала им обвиняемая) суть злые духи (статья XI), что создавал возможность рассматривать вопрос о попадании в рай после смерти в рамках обвинения в колдовстве. Вместе с тем совершенно новое обвинение Жанны в том, что она якобы присвоила себе способность проводить discretio spirituum, т. е. распознавать, является ли тот или иной дух добрым или злым, еще раз указывало на ее явное неподчинение церкви (поскольку только представители церкви могли судить, имеет ли человек дар discretio)[725].
Таким образом, несмотря на всю свою краткость, список обвинений, предложенный автором 12-ти статей, выглядел еще более запутанным, чем у Жана д’Эстиве[726]. Очевидно, что все перечисленные в нем проступки Жанны д’Арк были направлены «против веры». Но ясно и четко сформулированное обвинение здесь по-прежнему отсутствовало: колдовство и ересь продолжали рассматриваться как два самостоятельных — и в равной степени возможных — основных состава преступления.
Окончательное решение было, таким образом, оставлено на суд «экспертов в вопросах веры» — теологов и правоведов, призванных дать точное определение тому, в чем следовало признать виновной Жанну д’Арк. Однако, эти последние, как мне представляется, не слишком торопились высказываться по данному вопросу.
Из 24 отзывов, собранных в Руане и его окрестностях[727], 15 содержали более или менее завуалированный отказ сформулировать собственное мнение. Наиболее решительно выступил Жиль Дешан, лиценциат гражданского права, канцлер и каноник Руанского собора. В своем письме епископу Кошону он сообщал, что, хотя слова и деяния обвиняемой кажутся ему подозрительными, детальную оценку столь сложного дела он сможет дать только после того, как ознакомится с точкой зрения более опытных людей — докторов права и теологии