[1477]. Наиболее показательным, с этой точки зрения, являлся текст А. Дюфура: девушка, по его мнению, обладала «мягким сердцем, небольшим ростом, была немногословной, рассудительной, легкой, подвижной, мудрой, набожной и целомудренной, отважной и благородной»[1478].
Главным достоинством Жанны д’Арк авторы XVI–XVII вв. единодушно признавали способность всегда, в любых ситуациях побеждать противника, пусть даже для утверждения данного тезиса им и приходилось порой идти против истины, например, опуская подробности не-удавшегося штурма Парижа в сентябре 1429 г.[1479] «Везде, куда бы она ни направлялась, — писал в «Знаменитых мужах» Пий II, — ей сопутствовала победа, а враги пребывали в страхе»[1480]. Не менее важной особенностью Девы являлось ее безусловное превосходство не только над всеми прочими представительницами слабого пола, но и над мужчинами: не случайно ей, по мнению Дж. Сабадино, Ф. да Бергамо, Ф. де Бельфоре, А. Теве и В. де ла Коломбьера, подчинялись все прочие капитаны французского войска и даже сам король[1481].
Тема превосходства женщин над мужчинами имела во Франции свою давнюю традицию, связанную прежде всего с так называемым спором вокруг «Романа о Розе», в котором в разное время принимали участие Кристина Пизанская, Жан Жерсон и Мартин Ле Франк[1482]. Обретая новый импульс благодаря творчеству итальянских гуманистов, данная полемика продолжила развиваться и во французской литературе XVI–XVII вв., получив название «Спор о женщинах» («Querelle des femmes»)[1483]. С учетом изменившихся условий, дебаты отныне разворачивались по нескольким основным направлениям, среди которых следует прежде всего назвать обсуждение вопросов о свободе волеизъявления женщин, об их моральной реабилитации, о возможности получения ими образования, о возможности общения женщин между собой и, наконец, о реальном положении женщины в современном ей обществе, ее отношениях с мужчиной, ее равноправии с ним[1484].
Именно этот, последний вопрос, насколько можно судить, особенно волновал авторов жизнеописаний знаменитых людей. Так, например, Симфорьен Шампье, в двойном рондо, предварявшем основной текст его «Корабля добропорядочных дам» (1503 г.), воспевал путешествующих на борту героинь, чьи достоинства «ослабят злость» тех, кто обвиняет дам во всевозможных грехах, кто оскорбляет их словом или делом[1485]. Та же мысль присутствовала и в «Удивительных победах женщин нового мира» Гийома Постеля (1553 г.), вспоминавшего давние мизогинные споры (une commune querelle contre ledit sexe), в которые оказались замешаны французские гуманисты начала XV в.[1486], и с сожалением отмечавшего, что о тех или иных поступках женщин вспоминают лишь в том случае, если они портят жизнь мужчинам[1487]. Сам автор был абсолютно уверен в превосходстве слабого пола над сильным как в делах войны, так и в религиозных вопросах[1488], и полагал, что в будущем (в «новом мире») именно женщинам следует передать бразды правления[1489]. Точно так же и сочинение Ф. де Бийона «Неприступная крепость женского достоинства», созданное в 1555 г., не только содержанием, но уже самим названием прямо отсылало к «Книге о граде женском» Кристины Пизанской и к полемике, которую вела поэтесса со своими коллегами-мужчинами вокруг «Романа о Розе»[1490]. О чести женщин вспоминал и Франсуа Бероальд де Вервиль, посвятивший свою «Орлеанскую Деву» (1599 г.) жительницам Орлеана, которым, по мнению автора, «будет приятно прочесть о достоинстве той, кто составляет вашу славу»[1491]. Наконец, в 1665 г. Жакетт Гийом назвала свое сочинение «История знаменитых дам, в которой приводятся разумные и убедительные причины, почему женский пол превосходит мужской»[1492], намереваясь продемонстрировать «славу нашего пола» (la gloire de nostre sexe) во всей его красе[1493].
В сочинениях XVI–XVII вв. Жанна д’Арк выступала, таким образом, как одна из главных героинь прошлого и настоящего, чья история лишний раз должна была подтвердить выдающиеся способности женщин, их силу, их равенство с мужчинами и даже превосходство над ними. Не случайно, как мне кажется, именно в этот период Орлеанская Дева уподоблялась преимущественно амазонкам — древнегреческим девам-воительницам, самым независимым от мира мужчин существам, рассказы о которых были хорошо известны не только античным, но и средневековым авторам[1494]. Все они единодушно отмечали реальность существования королевства Femenie, расположенного на далеком острове или где-то в Азии. Все они настаивали на уникальном жизненном укладе, царившем там: ни один мужчина не мог находиться постоянно среди амазонок, которые вступали лишь в кратковременные связи, чтобы обеспечить себе продолжение рода. В остальном, как отмечали все без исключения средневековые авторы, они прекрасно обходились без представителей сильного пола: женщины-воины, они обучали своих дочерей не прядению и ткачеству, но обращению с оружием, они жили войной, участие в которой их временных сожителей даже не предусматривалось — они ожидали возвращения свои£ подруг из очередного похода дома, где и воздавали им затем почести. Иными словами, амазонки всегда оказывались сильнее, опытнее и искуснее мужчин, и только некоторым, особо выдающимся героям (как, например, Гераклу, завладевшему волшебным поясом Ипполиты, Ахиллу, убившему Пентесилею, или Александру Македонскому, покорившему королевство Femenie) удавалось одолеть их. Во всех прочих случаях девы-воительницы оставались непобедимыми[1495].
Важно, как мне представляется, отметить, что с началом Нового времени и эпохи Великих географических открытий вера в реальность существования амазонок не исчезла[1496]. Напротив, на протяжении всего XVI в. путешественники, устремившиеся в Америку, привозили оттуда рассказы о многочисленных племенах амазонок, якобы обнаруженных в Новом Свете. Та же история повторилась и с началом изучения Африканского континента: о существовании амазонок сообщалось в донесениях из Эфиопии и Зимбабве[1497].
Именно популярностью данной темы как в географической, так и в художественной литературе раннего Нового времени объяснялось, с моей точки зрения, отсутствие у авторов, писавших о Жанне д’Арк, каких бы то ни было подробных рассуждений о том, почему сравнение французской героини с той или иной представительницей этого воинственного племени казалось им не просто допустимым, но и единственно верным. Уподобление Орлеанской Девы «воинствующей амазонке» (guerroyante Amazone) было понятно читателям XVI–XVII вв. вне всякого контекста. С этой особенностью оценки личности Жанны д’Арк мы сталкиваемся, в частности, у Ф. де Бийона, Леона Триппо, а чуть позднее — у Рене де Серизье, Бенинь Григетта и Ж. Гийом[1498]. И хотя в произведениях этих авторов данное сравнение действительно не находило детального развития, мне, тем не менее, представляется возможным выделить несколько крупных тем, при рассмотрении которых оно выглядело наиболее актуальным.
Прежде всего, следует отметить весьма значительные изменения, произошедшие в сочинениях XVI–XVII вв. в трактовке вопроса о личном участии Жанны д’Арк в военных действиях. Как я упоминала выше в источниках XV в. данный сюжет практически не рассматривался: напротив, исключительное внимание, которое уделялось знамени Жанны, ее привязанности к данному атрибуту военной власти, ее желанию иметь его постоянно при себе, подразумевало невозможность для девушки лично сражаться с противником. Иными словами, ее функция знаменосца, вдохновлявшего соратников на дальнейшие победы, не предусматривала, с точки зрения авторов XV в., непосредственного участия в битвах. Этот образ как нельзя лучше отвечал задачам, стоявшим перед участниками процесса по реабилитации Жанны 1455–1456 гг., стремившимся представить ее истинным пророком, посланницей Господа, «практически святой», всегда выступавшей за правое дело, но никогда не бравшей в руки меч и никого не убившей[1499].
Этот образ, однако, претерпел наиболее, как мне представляется, радикальные изменения в сочинениях раннего Нового времени. Описывая свою героиню как Virago, как новую амазонку, авторы стремились подчеркнуть то обстоятельство, что Жанна не просто руководила французским войском и давала советы самому королю, но и лично принимала участие в истреблении его противников. Пролитие вражеской крови отныне воспринималось как выдающаяся заслуга, как важная личная характеристика Орлеанской Девы, указывающая на ее близкое родство с греческими амазонками, также, согласно легендам, весьма активно проводивших разнообразные военные кампании.
Изменение отношения авторов XVI–XVII вв. к вопросу о личном участии Жанны д’Арк в битвах Столетней войны влекло за собой и совершенно новую трактовку ее основных атрибутов. На место знамени, столь дорогого сердцу современников французской героини, отныне приходил меч — средство, благодаря которому можно было рассчитывать на безусловную победу над врагом. «Удивительные потоки крови» (