§ 6. «Католическое Возрождение» во Франции
Данный период, представлявший собой, по справедливому замечанию Ф. Мишо-Фрежавиль, первый этап в долгой истории официальной канонизации Жанны д’Арк[1937], в современной историографии принято называть французским «католическим Возрождением»[1938] — временем, когда католическая церковь, пережившая трудности времен Религиозных войн, пыталась активно наверстать упущенное, отстоять собственные позиции и собственную доктрину, с чем было связано, в частности, повышение интереса к проблеме святости и появление новых национальных святых[1939]. Именно на этот период пришлось введение во французскую церковную практику постановлений Тридентского собора, и хотя дисциплинарные декреты по-прежнему были предметом спора между королем и папой римским, духовная власть последнего признавалась уже повсеместно[1940], и определение святости, сформулированное на 25 сессии собора[1941], оставалось единственно возможным на протяжении последующих двух с половиной веков[1942]. Канонизационные процессы, практически исчезнувшие из французской церковной практики в XVI в., постепенно вновь стали набирать силу в первой половине XVII в.[1943], хотя за 1587–1715 гг. в связи со сложными отношениями папства с французскими галликанами и янсенистами было канонизировано всего четверо национальных святых[1944]. Возобновилась и стала активно развиваться в 1610–1640 гг. и совсем было замершая публикация агиографической литературы[1945]. Именно авторы французских житий, как отмечает Эрик Суир, сформулировали в начале XVII в. новое видение проблемы, когда истинным святым объявлялся не отшельник или аскет, проживающий в пустыне и бегущий мира, но, напротив, человек постоянно находящийся в социуме и организующий общину вокруг себя[1946]. Важными признавались также не только личные качества святого, выстраивавшего всю свою жизнь по образцу библейских героев и самого Христа (вплоть до мученической гибели), но и его «эффективность», т. е. действенная помощь церкви в установлении и поддержании истинной веры, в связи с чем допускалась даже определенная свобода действий Божьего избранника и наличие у него определенной цели, которую может устанавливать не только Провидение, но и он сам[1947].
Именно эта общая тенденция нашла, как кажется, свое отражение и в сочинениях, в той или иной степени посвященных Жанне д’Арк: с ней был связан отмеченный выше всплеск интереса к доктрине discrete spirituum (объявленной Тридентским собором единственной возможной для выявления подлинного характера откровений того или иного человека процедурой) и к проблеме святости Орлеанской Девы. Для французов первой половины XVII в. ее образ истинного пророка полностью укладывался в рамки нового понимания святости: она, вне всякого сомнения, находилась в эпицентре политических событий, ее миссия имела конкретную цель, ее действия были эффективны. Вот почему авторы этого времени не ограничивались декларативными заявлениями о Божественном характере откровений Жанны, но и пытались представить реальные доказательства ее благочестия.
Так, в 1627 г. Тома Фриан, автор жития Колетты из Корби (1381–1447), основательницы ордена нищенствующих клариссинок (или колеттанок), почитавшейся святой буквально со дня смерти[1948], включил в свое повествование явно вымышленный эпизод о пребывании Колетты в 1412 г. в Домреми, где в это время разрешилась от бремени Изабелла Роме. Колетта якобы благословила новорожденную девочку (которой и была Жанна д’Арк) и оставила в ее колыбельке собственное кольцо с надписью «Иисус-Мария», ставшее затем собственностью девушки. Примерно в то же время клариссы из монастыря в Пюи начали рассказывать посетителям о еще одной встрече Колетты и Орлеанской Девы, которая имела место в 1429 г. и во время которой обе святые молились друг о друге[1949]. В 1631 г. состоялась торжественная передача уцелевшей «реликвии» Жанны д’Арк (ее шапки) ордену ораторианцев в Орлеане. В сопроводительном письме представитель ордена Поль Метезо просил своих коллег отнестись к дару с особым вниманием, «достойно его хранить, оградить от пыли и передать будущим поколениям, учитывая набожность, достоинство, заслуги и святость этой девушки и героической Девы»[1950]. В 1636 г. имя Жанны д’Арк было включено в «Галликанский мартиролог» Андре дю Соссейя, собравшем в своем издании имена 14292 святых и 254 набожных людей для первого полугодия и 42363 святых и 273 набожных людей для второго полугодия[1951]. Это были «знаменитые мученики, выдающиеся епископы, несравненные доктора теологии, но также чистые девы (castae Virgines) и монахи всех орденов обоего пола»[1952], тем или иным образом связанные с Французским королевством (прежде всего, его защитники). Как мученица (пусть пока и не канонизированная) значилась в этом списке и Жанна д’Арк[1953], чуть позднее, в 1645 г., упомянутая также в «Большом менологе святых, блаженных и достопочтенных дев Франции» Франсуа Лайе[1954].
Новый интерес к Жанне д’Арк был связан и со сложностями, которые переживала в первой половине XVII в. королевская власть, с политикой абсолютизма, установлением которого после сложного периода 1621–1624 гг. был занят кардинал Ришелье. Первый министр Людовика XIII уделял фигуре Жанны особое внимание, о чем свидетельствовал ее портрет, заказанный для галереи его дворца и описанный В. де ла Коломбьером и Б. Григетом[1955]. (Илл. 13) Для Ришелье Дева являлась идеальным героем абсолютистской Франции, верной помощницей короля в установлении его власти[1956]. Впрочем, как отмечает К. Бон, кардинал, возможно, задумывался и о канонизации Жанны[1957]. Многочисленные произведения, изданные в первой половине XVII в. и в большей или меньшей степени затрагивавшие проблему святости Орлеанской Девы, были обязаны своим появлением именно Ришелье. Их авторы являлись либо его приближенными, либо входили в литературный круг, на который распространялось его прямое или косвенное влияние. Первому министру королевства была посвящена, как я упоминала выше, поэма Н. Вернуля 1629 г., а также «Галликанский мартиролог» А. дю Соссейя. Р. де Серизье, воспитатель Людовика XIII, чья «Жанна д’Арк» издавалась 8 раз на протяжении XVII в., был ближайшим соратником кардинала Ришелье[1958]. Доверенными лицами последнего являлись отец д’Обиньяк[1959] и И.-Ж. Пиле де Ла Менардьер, переложивший трагедию д’Обиньяка в стихах[1960]. По специальному заказу Ришелье была создана «История Франции» Ф. де Мезере, бывшего королевским историографом[1961].
Однако наибольший интерес среди всех авторов первой половины XVII в., посвятивших свои сочинения Жанне д’Арк, представляет для нас Жан Шаплен (1595–1674), один из самых влиятельных людей в литературных кругах Франции своего времени и один из первых членов Академии (кресло № 7), чей интерес к французской героине повлиял на многих его современников[1962]. «Девственница, или Освобожденная Франция», над которой Шаплен работал с 1625 г., также создавалась под неусыпным контролем со стороны кардинала Ришелье, которому автор и был обязан столь высоким положением в обществе[1963]. Поэма была закончена уже после смерти всесильного первого министра (1642 г.) и опубликована в 1656 г., однако ее отдельные части стали известны образованной публике значительно раньше благодаря многочисленным спискам и чтению отрывков в литературных салонах[1964].
Несмотря на то, что Жанна не являлась главным персонажем поэмы[1965], Шаплен уже в прологе заявлял, что «предпочитает ее всем остальным»[1966]. Он писал, что многие из его коллег не верят в то, что женщина может стать «героем эпической поэмы»[1967]: они опираются в данном случае на Аристотеля, полагавшего, что представительницы слабого пола — всего лишь ошибка природы, которая обычно собирается создать мужчину, но часто останавливается на полдороге и не доводит начатое до конца. Все эти авторы, отмечал Шаплен, считают, что в женском теле может присутствовать лишь женский дух и что оружие — исключительно мужская забава[1968]. Они испытывают неприязнь по отношению к тем особам, которые все же отважились взять оружие в руки