[2058] Впрочем, в действительности данный труд являлся всего лишь переработанным вариантом более раннего сочинения — «Истории Орлеанской Девы» Э. Рише, созданной в 1626–1630 гг., но в связи со смертью автора оставшейся неопубликованной.
Эдмон Рише (1560–1631), с 1608 г. являвшийся синдиком богословского факультета Парижского университета, был известен своей приверженностью идеалам галликанизма и антииезуитскими настроениями. Как об «ученом муже, храбром служителе королей и королевства, любящем свою страну» отзывался о нем президент Парламента Жак-Огюст де Ту[2059]. Именно ему в 1611 г. было поручено составить суждение о сочинении кардинала-иезуита Роберто Беллармино «Трактат о верховной власти папы в мирских делах». Рише подошел к данному поручению с позиций галликанизма и епископализма: в «Брошюре о церковной и политической власти» он отстаивал Божественный характер власти французского короля, независимой от папских установлений, и суверенные права епископов в своих епархиях[2060]. Данные положения, получившие впоследствии название ришеризма, были осуждены провинциальными ассамблеями духовенства, а само сочинение — внесено в Индекс запрещенных папским престолом книг[2061]. В 1629 г. кардинал Ришелье, понимая, какое влияние оказывает данное учение на французские церковные крути, заставил Э. Рише отречься от своих идей[2062].
Именно к этому периоду относилось создание «Истории Орлеанской Девы» — новаторского для своего времени труда, первой «биографии» французской героини, основанной исключительно на архивных документах: материалах процессов 1431 г. и 1455–1456 гг., а также «Журнале осады Орлеана». Работа Рише отличалась от всех предыдущих исторических сочинений, посвященных Жанне д’Арк, тонким сочетанием изложения собственно исторических фактов с источниковедческим анализом, критическим разбором текстов двух судебных дел[2063]. Впрочем, как справедливо отмечал издатель Рише, Ф.-Г. Дюнан, главной особенностью данного труда оставался общий подход автора к истории — позиция теолога, с которой он ее рассматривал[2064]. Для Рише, являвшегося провиденциалистом, тщательное изучение источников представлялось необходимым прежде всего для того, чтобы показать и доказать Божественный характер миссии девушки, ее избранность самим Господом, соответствие всех ее поступков предначертанному Свыше, а вовсе не замыслам политических советников Карла VII[2065]. Материалы двух процессов, с его точки зрения, были необходимы, чтобы освободить историю Жанны от вымыслов, которыми наполнили ее враги Франции: если Господь и допустил существование подобных «сказок», писал Рише, Он же позаботился и о сохранении истины[2066].
Важнейшей особенностью сочинения именитого богослова, с моей точки зрения, являлось понимание им всех допросов, которым подверглась за свою короткую жизнь Жанна д’Арк, как этапов процедуры discretio spirituum. Уже в рассказе о пребывании девушки в Шиноне и Пуатье Рише обращал внимание на исключительно теологический характер вопросов, которые задавали ей советники дофина[2067]. Их подробный перечень (о ее вере, о том, как она служит Богу, с какого времени и в каком виде она получает откровения, какие советы дают ей ее «голоса» и как она им следует[2068]), отсутствовавший в непосредственных источниках по истории Жанны, в действительности представлял собой вольное переложение текстов Жана Жерсона, посвященных разработке доктрины discretio[2069]. Ответы девушки, с точки зрения Рише, не противоречили этой последней ни в одном пункте, а потому свидетельствовали о «святости ее жизни» (sainteté de vie)[2070]. Что же касается пророчеств, которые она давала и которые исполнялись на поле боя, их «чудесный» характер (les effets miraculeux) безусловно указывал на их Божественное происхождение[2071]. Вот почему, полагал автор, с религиозной точки зрения, процесс 1431 г. лишался всякого смысла: все необходимые для оценки личности Жанны д’Арк сведения уже были получены ранее, во время допросов весной 1429 г., и оценивали их не менее уважаемые, нежели судьи девушки, теологи — люди, которые, собственно, и имели исключительное право проводить discretio spirituum[2072].
Не менее важным отличием «Истории» Э. Рише, как мне представляется, было то внимание, которое он уделил проблеме непорочности своей героини: ей он посвятил отдельную главу своего сочинения[2073]. Автор полагал, что на самом лице девушки было написано «девственное целомудрие» (une pudeur virginale), которое, с его точки зрения, остужало плотское желание у любого видевшего ее мужчины, несмотря на всю ее красоту, и которое можно было наблюдать даже на ее «прижизненных портретах» (les portraits tirez au vif sur son naturel)[2074]. Именно для сохранения невинности Жанна носила мужской костюм, писал Рише, развивая идеи, высказанные в ходе процесса по реабилитации[2075]. И эта уловка сослужила ей верную службу: не случайно девушка получила прозвище «Дева», а в военных операциях ей всегда сопутствовала удача[2076]. Вот почему, по мнению автора, вымыслы Б. дю Гайяна о занятиях Жанной проституцией не стоили ни гроша — ведь они не были основаны на подлинных документах[2077].
В целом же, полагал Э. Рише, вся жизнь Жанны д’Арк была историей истинной святой — девственницы, посвятившей себя Христу, мученицы, претерпевшей тяготы тюремного заключения и ужас смерти на костре и попавшей в рай, как ей и было обещано в ее откровениях[2078]. Именно так понимались основные признаки женской святости в агиографических сочинениях, церковной литературе и папских постановлениях XVII в.[2079]
Как я упоминала выше, «История Жанны д’Арк» не была опубликована при жизни автора. Ее рукопись хранилась в королевской библиотеке, где с ней в первой половине XVIII в. смогли ознакомиться некоторые французские историки. В частности, Клеман де Л’Аверди указывал на работу Э. Рише как на один из основных текстов по истории Орлеанской Девы наряду с архивными материалами XV в.[2080] А. Гаше д’Артиньи, также высоко оценивший труд известного богослова, планировал подготовить его к изданию[2081], однако в этом ему помешала публикация Николя Лангле Дюфренуа, расцененная многими его современниками и историками XIX в. как откровенный плагиат[2082].
Трактовка образа Жанны д’Арк у Лангле Дюфренуа действительно мало чем отличалась от позиции Рише. Как и его предшественник, он видел во всех поступках девушки руку Провидения (Providence) и критиковал авторов, настаивавших на политической подоплеке ее появления на исторической сцене[2083]. Вместе с тем следует отметить, что к «голосам», которые якобы являлись Жанне, и к ее пророчествам Лангле относился более осторожно, чем Рише. Он полагал, что речь в данном случае должна идти не об «откровениях» Свыше, но о некоей «внутренней убежденности» (une persuasion intérieure) девушки, о ее воображении, влияние на которое оказали внешние обстоятельства и, в частности, осознание бедственного положения Франции в Столетней войне[2084]. Впрочем, писал Лангле, «религиозный энтузиазм и героизм» (cet enthousiasme, cet héroïsme dans la Religion), пробудившиеся в душе этой неграмотной крестьянки, вне всякого сомнения, следовало признать даром Свыше (un effet d’une grace supérieure): именно так всегда действует Провидение, воспламеняя сердца своих героев, от которых это чувство передается окружающим их людям[2085]. Его прямое воздействие автор видел и в случае Жанны д’Арк, в качестве подтверждения своих слов приводя в пример историю со взятием Труа и переходом брата Ришара, подчинившегося силе убеждения Девы, на сторону французов[2086]. «Святое доверие» (sainte confiance), которое, по его словам, испытывала его героиня к полученным Свыше (du Ciel) импульсам[2087], заставляло его допустить, что ее «святые мысли» можно назвать «интеллектуальными откровениями» и что в подобных «святых обстоятельствах» ее убежденность в непосредственном общении с Господом нельзя назвать преступлением или грехом[2088].
Вслед за Э. Рише Лангле Дюфренуа рассматривал набожность Жанны как основную составляющую ее репутации и важнейшее доказательство того, что ее поведение и поступки «чудесны» по своей сути[2089]