— Живой? — не поверил он глазам.
Ох, как они забегали, засуетились! Зазвенели пробирки, защелкала клавиатура. Герман подсоединял проводки к уродливому черепу излома. Новиков вертелся у компьютеров. Озерский готовил шприцы для взятия анализов и шприцы с Бог знает чем. Обо мне забыли. Я был лишним. Я громко кашлянул — не помогло. Прокашлялся еще громче. Озерский на миг удостоил вниманием. На миг, я и пикнуть не успел.
— Надеюсь, вы не забудете о данном обещании? — надрывая саднящую глотку, спросил я. — Телепатия — это многообещающе, но следовало бы сначала закончить первое исследование.
Казалось, мои слова потонули в пустоте. Оставалось надеяться на порядочность и память ученых.
Из бункера я вышел раздраженный и злой.
— Что-то случилось? — встревожился Альт.
— Надеюсь, что нет.
ГЛАВА IX
— Бог мой, как тяжко ожидание! — воскликнул я, облокотился о стол и подпер рукой голову.
Эксперимент ученых над приматом закончится не ранее, чем через два дня. Времени предостаточно. Чтобы не тяготиться бездельем, я занял себя поисками артов. Уже с утра отправился с Альтом к фабрике-кухне на окраине Припяти и прилично обогатился. Самый клад оказался в подвале, куда до нас никто то ли не догадался, то ли не отважился слазить. Хоть теперь для меня арты значили не так уж много, при их виде душа по-прежнему трепетала. Во мне пробудился коллекционер. Набив контейнеры, мы вернулись на Янов, прикупили горячих напитков, сигарет, закуски и осадили столик в углу. Я сел так, чтобы видеть оба входа. На всякий случай.
Альт налил по сто грамм, спросил:
— Хочешь историю?
Мне было все равно, кого и что слушать, потому я кивнул со словами:
— Давай, Сократ, мочи.
— Это Путин мочит, а Сократ доказывает путем конструктивного диалога ошибочность суждений оппонента.
Я поднял брови, взглянул на Альта исподлобья. Водка на сталкера действовала своеобразно. Если большинство мужиков от нее глупели, то Альт становился академиком.
— Слушай, короче. Жил в одно время ходжа Насреддин — хитрый малый. Простой, как валенок, но мудрый, как Пророк Мухаммед. Многим помогал делом или советом, только имел неудобную прихоть: какую вещь не попросишь, он велел прийти за ней завтра. Как-то его спросили, почему он такой вредный. Ходжа ответил: «Я не даю просимое сразу, чтобы просящий осознал цену получаемого».
Я трижды вяло хлопнул в ладоши.
— Замечательная сказка, Альт! Только неужели ты думаешь, что я не знал, насколько мне дорога жена с дочкой?
— Мы ни в чем не можем быть уверены, пока не испытаем себя. Я вижу не просто страх потери родных. Ты готов умереть за них.
— Да, готов. И Зона мне тайны не раскрыла.
— Ты просто еще не понял.
Я фыркнул. С философом, конечно, не поспоришь, однако я останусь при своем мнении.
В зал вошел плечистый сталкер в комбезе «Сева». В руках — большая коробка. Он торжественно вручил ее Гавайцу, тот отстегнул пачку долларов.
— Гудбай, — бросил сталкер, отсалютовал и ушел.
Гаваец некоторое время возился в своей комнатушке, после чего вышел в зал, сияющий, как солнце.
— Итак, девочки, приступим к созданию праздничной атмосферы, — произнес он и растянул перед собой гирлянду.
— Это еще что за сюрприз? — удивился я.
— Забыл? Неужели? — поразился не менее моего Альт. — Сегодня же двадцать восьмое! Новый Год на носу.
Я сник. Семейный праздник вдали от семьи. Какое тут веселье? Впрочем, Гаваец — молодец, для нас же старается.
— Пойдем? — спросил я.
— Новый Год — не мой праздник, но, думаю, если повешу пару фонариков, Аллаха не предам.
Станция зашумела как никогда. Гаваец только успевал раздавать гирлянды, колокольчики и прочие украшения. Разноцветными огнями вспыхнули оба главных входа, потолок, окно кассы. Колокольца извещали об открытии входных дверей. Со стен улыбались деды Морозы и снеговики, зеленели пластмассовые еловые ветки. Арки межкомнатных порталов сверкали пушистым «дождиком».
Когда огни гирлянд начали бегать наперегонки, вихриться в вальсе, с улицы вошел Яр. Застыл, похлопал глазами, стянул противогаз и воскликнул:
— Опа, теперь у нас тут дискотека!
Сталкеры загоготали. За последний час лица у всех посветлели, подобрели. Мы забыли об оставленном за кордонами, о недружелюбной Зоне, о нахватанных радиках и, быть может, невосполнимых потерях. В тот момент я проникся симпатией к каждому. Вокруг меня были не преступники, а братья.
Вдруг свет потух, включился аварийный, красный. Все замолкли. Гаваец прокричал:
— Приближается выброс! Станцию не покидать!
Зона быстро напомнила о себе.
Некоторые сталкеры с разочарованными вздохами спустились в подвал, отсыпаться. После выброса особо по Зоне не походишь: фон высокий, придется часто менять фильтры в противогазе.
Двери вокзала хлопали и звенели то с одной, то с другой стороны. Народ стекался под крышу, дабы переждать выброс. Только он закончится, старожилы бросятся прочесывать аномалии. У самых опытных сталкеров костюмы защищенее, у каждого за спиной по два баллона со сжатым воздухом. Наверняка и Альт уйдет.
— Кого я вижу? — нахально воскликнули сзади.
Я обернулся. Вот это встреча — Хомяк!
— Тварюга, где мои арты? — процедил мародер.
Я пожал плечами и спокойно ответил:
— Продал.
Хомяк выхватил пистолет и наставил на меня. Тут же с десяток сталкеров взяли на прицел мародера. Миледи зарычала. Хомяк нервно хихикнул, бросил в сторону:
— Эта сволочь ограбила меня. Избила, епта, забрала все добро, ради которого я, епта, жизнью рисковал!
— Разберемся. А сейчас опусти оружие, — властно потребовал подполковник Шульга: мужик суровый, еще пару месяцев назад возглавлял отряд «Долга», пока не решил с Локи — главарем «Свободы» на Янове — прекратить вражду. Разумный поступок, но единичный. В других краях Зоны группировки по-прежнему грызлись. Если «Свобода» хотела использовать Зону во благо человечества, то «долговцы» упирали на тотальное уничтожение адского клейма.
Трухануло. Свет заморгал. Хомяк вскрикнул, затанцевали борющиеся тени, об пол брякнул пистолет. Когда дрожь стен унялась, Хомяк стоял в напряженной позе, безоружный, готовый обороняться. Сталкеры окружили его, отрезали путь к бегству.
— Рассказывай, — приказал Шульга и нахмурил густые, точно у филина, брови.
— Епта, че тут рассказывать? Я уже все сказал, — выпалил Хомяк, затравленно озираясь.
Земля опять задрожала, загудела. Звякнул колокольчик, вбежал Дмитра Ведьмак, дверь за ним громко хлопнула. Запыханный, Дмитра снял противогаз, оперся о колени, изо рта вырвался горячий пар. Сталкер удивленно осмотрел столпотворение и спросил:
— Что тут у вас, мужики?
— Суд Линча, — усмехнулся Яр. — Присаживайся.
— А че тут судить-то? — подал голос Хомяк. — Эй, епта, как там тебя, Гаваец? Поп продавал тебе на днях две «медузы», «снежинку» и «слизняка»?
— Было дело.
— Епта, приговор вынесен: виновен!
Затрясло так, что Ведьмак упал, да и остальные едва удержались на ногах. Прогремел гром, треснула молния. Аварийный свет померк. Очередь разрядов разрывалась все громче и громче. Я не слышал, что говорил сосед. Только скуление Миледи доносилось словно из-под подушки. Казалось, крыша вот-вот рухнет. Я позавидовал тем, кто спустился в подвал. Господи, спаси и сохрани! «Именем Твоим спаси меня, услышь молитву мою. Я усердно принесу тебе жертву, прославлю имя твое, Господи, ибо оно благо. Сердце мое трепещет во мне, и смертные ужасы напали на меня». Помилуй меня, Боже!
— Поп? — услышал я рядом Альта.
Открыл глаза и чуть не сгорел от стыда. Выброс закончился, горел свет, стояла тишина, всеобщее внимание приковано ко мне. Сцепив ладони «замком», зажав между ними крестик, я держал их перед лицом, точно в храме перед иконой. Я шептал, как заведенный, отрешившись от мира. Думал мысленно, оказалось, вслух.
— В самом деле, поп, — растерянно пробормотал Дикарь.
— Поп победил грозу! — шутливо воскликнул Гаваец.
— Видите? Он — псих! — фальцетом взвизгнул Хомяк.
— Варежку закрой, — огрызнулся я.
— Я говорю вам, епта, — не унимался мародер, — поджидал нас в кустах, пока мы в аномалии лазали. Мы вышли, он нас, епта, и вырубил, со спины подкрался.
— Вас? — насторожился Шульга.
— Ну, да, епта, трое нас было. Трое! Один я спасся.
Я сжал кулаки, аж костяшки хрустнули, заиграл желваками. Дать бы вралю по морде!
— Поп, не молчи, — прошептал Альт.
— Поп, — обратился ко мне Шульга, — убийство — это серьезное обвинение.
— Однако ты не прост, Поп, — заметил Ведьмак, — один троих уложил.
— Он лжет, — заявил я твердо. — Да, его товарищи мертвы, да, я забрал и продал их артефакты…
— Так вот кто убивает сталкеров! — поразился Лоцман.
— Я не договорил, — осадил я проводника повышенным тоном.
— Да что вы его слушаете? — взвился Хомяк. — Кляп в рот, руки-ноги вяжите и на корм псам.
— Еще раз перебьешь, и заставлю тебя кусать локоть, — пригрозил я.
— Поп, ты не в том положении, чтобы хорохориться, — заметил Шульга.
Ко мне придвинулись два крепыша: Медведь и Кремень — сталкеры в темных экзоскелетах, одни из первопроходцев Черной Зоны, или «пятерки», как ее называли иначе. Одно неверное движение, и скрутят. Вины я за собой не чувствовал и даваться без боя не собирался, внимательно следил за сталкерами.
Плеча коснулось плечо Альта, и я понял, что не один. Напряжение ослабло, уверенным громким голосом я продолжил:
— Хомяк и его подельники наткнулись на меня у рынка. Посчитав, что я с хабаром, они надумали отвести меня подальше от станции и прикончить.
— Брешешь, сука! — заорал Хомяк и рванулся ко мне, но был перехвачен Медведем и Кремнем. — Отпустите, я заткну его лживую пасть! Пустите!
— Да утихни, — прогудел Медведь и легонько встряхнул Хомяка за шиворот. — Пусть доскажет.
— Спасибо, Медведь, — поблагодарил я.