Дворняга, зафутболенная мной в кусты, атаковать не решилась. Поджала хвост и удрала, пригнув голову. Через несколько секунд громко хлопнуло — из травы взметнулся фонтан крови и мелких кусочков плоти.
Юный сталкер все долбил псину по морде, уже рукоятью «макарыча». На месте черепа животного блестела влажная каша — месиво из мозгов и костей. Я ухватил «берсерка» под мышки и оттащил от трупа.
— Хватит, студент, хватит. Все кончилось.
Парень истерично заорал, выплескивая остатки ярости, и заплакал. Я отпустил его, со злобой посмотрел на солдат. Бойцы стояли у колючки, пялились на нас, не решались ступить на землю Зоны. За все время схватки они даже не попытались помочь!
Я повесил автомат на плечо, «макаров» выбросил. Взял пленника за шиворот и резко поставил на ноги. Отвесил пощечину и тоном, не терпящим возражений, скомандовал:
— Вперед. Ружье оставь здесь. Если хочешь смягчить себе наказание.
Оплеуха помогла. Плечи парня подрагивали, но хныканье прекратилось. Студент выглядел жалко: одежда изорвана, нога забинтована, красна, лицо забрызгано собачьей кровью.
Хромая на пару, мы доковыляли до контрольно-следовой полосы.
— Товарищ старший лейтенант, вы в порядке? — обеспокоился Гудко.
В ответ я взорвался тридцатиэтажным матом. Бойцы вытянулись в струну и слушали, обтекали. Они мечтали оглохнуть. Даже мой пленник пришел в себя. Я думал, посажу голос.
Выдохнувшись, я бросил сталкеру вяло:
— Пойдем, студент, лечиться будем. Тюрьма подождет.
Чуть мы отошли, бойцы забубнели.
— Я ж говорил, не стоит лезть, — оправдывался Гудко, нет, теперь я его буду называть исключительно «рядовой Мудко».
В ближайшие дни патрулирование периметра мне заказано. Иммуноглобулин, КПП, часовня… Но прежде придется объясниться с начальством, какого кляпа я отклонился от маршрута и взялся выполнять чужую работу.
Про юного сталкера я забыл быстро. Волновала собственная рана да Люда с Машей. Об оставленной семье мне ежечасно напоминала часовня. В те дни на сотовую связь я потратил больше, чем за всю службу. Когда же рана подзатянулась, меня снова вызвали на ковер.
Кабинет полковника Бурнова — командира части — был просторным, наполовину пустым, чтобы держать с подчиненными дистанцию. Сам полковник сидел за широким столом, широкоплечий, полнолицый, гладко выбритый и стриженный «бобриком».
Я сделал три строевых, поставил «козырек» и скороговоркой выпалил:
— Трщ пковник, старший лейтенант Островский по вашему приказанию прибыл!
— Вольно, старлей, — лениво произнес Бурнов. — Тут на тебя бумага пришла.
Полковник посмотрел на меня пристально, точно я должен был знать, что за бумага.
— В общем, переводят тебя. За выявленные таланты, так сказать.
Вопросы распирали меня, я терпеливо ждал разъяснений.
— Будешь теперь непосредственно в Зоне обитать. Военным сталкером. Завтра выезд. Вопросы есть?
— Так точно, трщ пковник! Разрешите узнать, куда именно переводят?
— Территория НИИ «Агропром». Устраивает?
— Так точно, трщ пковник!
— Платят военсталам больше, но служить — не сахар. Даже не знаю, повезло тебе или нет. Если вопросов больше не имеешь, свободен.
— Есть, трщ пковник!
Я ликовал. Теперь-то все изменится.
ГЛАВА III
— Старлей, учти, тут тебе не санаторий. Нарушение дисциплины, устава бесследно не пройдут. Пусть даже ты всех монолитовцев перебьешь, — так меня напутствовал капитан Седов перед тем, как я заступил начальником караула.
В Зеленой Зоне служба не так проста и безопасна, как на Периметре. Потому инициатива карается строго. Думал, в Клондайк попаду. Пока ни одного арта не добыл. Только упыри болотные лезут, словно им тут медом намазано. Твари хитрые: прячутся, крадутся, выслеживают. Добавить к этому способность становится практически невидимыми и симпатию к ночным вылазкам — выходит, встреча с ними крайне нежелательна.
Слава Богу, болотники редко подходят к базе, особенно нашей — северной. Вот южная совсем рядом с топями. Бывает, пропадают часовые с вышек, потому как несут службу в гордом одиночестве. На компанию вооруженных до зубов солдат болотник нападать не станет. Есть у всякого правила исключения — это у нас помнят твердо, потому в карауле не расслабляются. К тому же Зона опасна не только болотными тварями.
Слепые псы частенько снуют у стен базы, а то и на пост ломятся всей стаей. Безмозглые не понимают, что сдохнут. Пусть и загрызут кого, но в результате сдохнут, не успев насытиться.
Бывает еще, с Мертвого города зомбаки забредут. Большую их часть завалили до меня. Летом один удачливый сталкер выключил Выжигатель Мозгов — пси-установку, превращавшую людей в живых мертвецов. Теперь их полчища не пополняются и сходят на «нет».
Признаться, не думал, что Зона так страшна. Ну, радиация, ну, аномалии… Когда впервые увидел болотника, чуть в штаны не наложил. Если бы не мужики, лежать бы мне в земле. Высокий, под два метра, мускулистый монстр с щупальцами вместо рта заставил меня окаменеть. Таких уродов никакая катастрофа не родит. Единственное, что приходит на ум, нас посетили пришельцы. Из космоса. Или взрыв на ЧАЭС открыл портал в иной мир. Говорят, после каждого выброса мутантов прибавляется. Это ли не доказательство теории о параллельном мире? Может, старине Лавкрафту снились не просто кошмары, а будущее?
Не понравилась мне служба в Зоне и тем, что аномалии глушили сотовую связь. Как там Люда, как Маша? Правильно ли поступил, бросив их? Вот сижу в караулке посреди заброшенного нежилого края и что? Ночью за оградку не выйдешь, если жизнь дорога. Днем тоже: за самоволку три шкуры сдерут. Сталкеры соваться к нам не дураки. Остается только карты изучать да справочную информацию по Зоне. Вдруг представится случай ими воспользоваться?
Сидеть в караулке надоело, я вышел к солдатам на посту. Вглядываются в темноту, за шлагбаум. Не болтают, не отвлекаются. Знают, чего может стоить. Со стены караулки фонарь освещает их бледные лица. Не дает как следует изучить вязкий мрак, зато оберегает. Большинство тварей Зоны сторонятся огня и света.
Я не стал приободрять солдат, задавать глупых вопросов вроде «ничего не видно?». Пусть следят за дорогой в оба. Молча подошел к заграждению из мешков с песком, опустил со шлема очки ночного видения. Один сектор просматривался плохо из-за фонаря, и я решился выйти за забор.
Сгустившаяся тьма, усилившееся пение цикад отгородили от базы, пробудили осторожность. Слух обострился, по телу пробежали мурашки. Я застыл. Бывало, в такие минуты слышишь происходящее за километры от тебя.
Где-то хлопнул «трамплин». Со стороны южного кордона донесся приглушенный вой собак. С озера, что севернее базы, долетал хор лягушек.
На гражданке бы я под такой оркестр расслабился, загляделся бы на звездное небо, задумался бы о чем-нибудь жизненном, глубоком. В Зоне посторонние звуки, наоборот, усиливают волнение. Вдруг не услышишь что-то по-настоящему важное? К примеру, как следящий за тобой болотник медленно раздвигает кусты…
Я передернул плечами. Захотелось назад, к свету, внутрь толстых стен караулки. Я уже обернулся к шлагбауму, как услышал металлический стук. Тихий, едва уловимый. Будто кто-то ступил на рельсу. Скорее пробежал по ней. Шаг я вряд ли бы засек.
Железная дорога вела из туннеля на востоке прямиком в базу. На рельсах, у зева подземки, навечно застыл ржавый вагон. Его, видимо, оторвало от поезда аномалией. Сам поезд, по рассказам старослужащих, уехал недалеко. Сошел с рельс и перегородил туннель. В образовавшемся тупике уровень радиации зашкаливал, а земля вспыхивала серебряными паутинами. Аномалии называли «электрами». Это, конечно, на языке простых смертных. О названии ученых боялся спрашивать, хватило гравиконцентрата. Язык сломаешь.
Я осмотрел «железку» — никаких монстров. Может, очередной отголосок прошлого, такой, как песни цикад и лягушек? Радиация убила почти всю живность в «тридцатке», но память Зоны оказалась цепкой. Порой можно услышать, как по рельсам едет тепловоз.
Я присмотрелся к туннелю, подождал. Из-за вагона к посверкивающим аномалиям крался человек. Неужели сталкер?
Сомнения исчезли, когда незнакомец достал прибор и начал водить им из стороны в сторону. В руках у безумца был, несомненно, детектор артефактов. Почему безумец? Кто же еще станет шастать по Зоне ночью да еще в пятистах шагах от военной базы?
Я колебался. Вот он — шанс. Сталкер добудет арт, а я его конфискую, продам и буду счастлив. С Машкой и Людой. О Зоне забуду, как о страшном сне. С другой стороны, я только что говорил о безумцах. Насколько безумен я сам?
Взять с собой бойца? Смогу ли я тогда присвоить добычу сталкера? Нет. Да и вдвоем — не гарант жизни. От монстра, пожалуй, отбиться получится, но в Зоне есть угрозы куда опаснее. Если же сталкер сбежит, получится вовсе каламбур. Умереть из-за жадности — так характерно для сталкеров. Ах да, чуть не забыл о капитане Седове. Узнает о моей ночной прогулке, сидеть мне на гауптвахте.
Гауптвахтой у нас служила плоская крыша самого высокого здания. Сидеть на ней мало удовольствия. Одинокий, безоружный, с минимальными запасами пищи и воды. В жару и холод, под дождем или пронизываемый злым ветром. Проходили, знаем. Попал я туда спустя три дня после перевода в Зеленую Зону. Один из солдат рассказал, как видел в бинокль хряка, попавшего неподалеку в «мясорубку». Аномалия равно артефакт — такое нехитрое уравнение тут же нарисовало воображение. Я расспросил рядового, где именно разорвало кабана. Получил ориентир: поваленное дерево на юго-востоке. Тогда я не знал, что арт без детектора не отыскать. Приборы посылали некие импульсы, заставлявшие аномалии буквально выплевывать камни. Военных, к несчастью, такими штуками не снабжали. Вернулся я с пустыми руками, а через пять минут предстал пред гневны очи капитана.
— Трщ стрший лейтенант, что-то заметили? — вывел из задумчивости сержант Рогов, мой помощник по наряду.