– Муки – плата за жизнь. – Элиза вздернула подбородок, снова заговорив с жаром, которому позавидовал бы почти любой проповедник. – Плата за удовольствие и радости. Я считаю эту плату заслуженной. И ведь кроме мук новая жизнь несет в себе счастье! Речь не только о новой человеческой жизни. Разве вы не радуетесь, когда весной распускаются цветы, когда все оживает после зимних холодов и весело встречает солнечный свет? А если в этот мир приходит живое существо… – Элиза воодушевленно повернулась к юному графу. – Вот! Гийом!
Юноша вскинул голову в ответ на ее обращение. Он заранее знал, что ее образ мысли покажется ему верным, поэтому воззрился на нее почти умоляюще. Разделяя мнение Элизы, он чувствовал, что предает Анселя.
«Не впутывай меня в этот спор! Пожалуйста», – думал он. И думал так громко, что, казалось, его мысли действительно были слышны всем присутствующим. Он даже хотел сказать это вслух, однако такое поведение показалось ему слабостью и трусостью, поэтому, напустив на себя свою привычную, несколько дерзкую манеру держаться, он вопрошающе кивнул:
– Что?
Элиза, услышав в его голосе знакомые нотки, мягко улыбнулась. Такого Гийома она помнила. Теплота, с которой она смотрела на него, казалась ему почти невыносимой.
– Помнишь, как одна собака из твоей своры ощенилась в первый раз? Помнишь? Я помню твое лицо тогда! Что ты чувствовал?
«Опять эти вопросы! Что я чувствовал? Откуда берутся чувства? Почему они оба так хотят, чтобы я постоянно об этом думал?»
Однако вопрос Элизы все же заставил его погрузиться в воспоминания. Возбужденный собачий лай, кормчие, деловито обсуждающие достоинства нового выводка, воркующие над щенками девушки. Гийом тогда взял на руки одного щенка, не обращая внимания на ворчливое рычание его матери. Совсем еще кроха, он, тоненько тявкнув на своего хозяина, попытался легонько укусить его за палец.
Гийом не смог удержать глуповатой улыбки, прорвавшейся к нему из воспоминаний. Он помнил, с какой радостью любовался творящейся вокруг суетой, а маленькое существо у него на руках и вовсе вызывало в нем волну непреодолимого умиления.
– Радость, – честно ответил он. – Я чувствовал радость.
– Вот именно! – всплеснула руками Элиза. – А ведь это всего лишь несколько щенков! Такая небольшая часть мира!
Гийом кивнул. Ансель вздохнул, чуть нахмурившись.
– Элиза, я понял, что ты хочешь сказать мне. Я вижу, как рьяно ты веришь в то, что говоришь, поэтому неволить и мучить тебя своей верой я не стану. Многим людям тяжело даже задуматься об отказе от иллюзорных материальных удовольствий во имя высшей цели: создатель этого мира, сатана, хорошо постарался, чтобы суметь удержать человеческие души в своем аду и преградить им путь к спасению.
Элиза поморщилась. Теперь вежливая манера Анселя начала ее раздражать.
– Надеюсь, – продолжил он, – ты не станешь тратить силы на то, чтобы переубедить меня. Каждый из нас имеет право остаться при своем мнении. Вижу, что мы не поддержим друг друга. Я на этом и не настаиваю.
Несмотря на вспыхнувшее миг назад раздражение, Элиза заставила себя вежливо кивнуть – ради Гийома, не ради Анселя. Она посмотрела на юного графа самым миролюбивым взглядом из возможных.
– Думаю, нам стоит поговорить о чем-нибудь другом, – предложила она.
Гийом несколько мгновений переводил взгляд с нее на Анселя и обратно. С каждым ударом сердца в нем нарастало сначала беспокойство, а затем гнев.
– Отчего же? – Он нарочито елейно улыбнулся, обжегши взглядом обоих. – Мне все еще интересно, до чего вы договоритесь! Вы оба так часто твердили мне о храбростях и трусостях, а сами, как только разговор заискрил, готовы броситься наутек. Ты, – он посмотрел на Анселя, – со мной проявлял куда больше упорства, хотя я грубил тебе и пытался тебя обидеть. А ты, – глаза его нехорошо прищурились, когда он взглянул на Элизу. – Неужели тебя так просто задеть, и для этого достаточно просто мнения, отличного от твоего?
Элиза округлила глаза от возмущения и открыла было рот, чтобы ответить на этот незаслуженный, пусть и не лишенный смысла выпад, но Ансель опередил ее.
– Гийом, упорство – не синоним твердолобости, – мягко сказал он. – Ты руководствовался исключительно благими намерениями, постаравшись познакомить нас и дать нам поговорить. Но ведь очевидно, что мы с мадемуазель Элизой, – он посмотрел на девушку взглядом, по-прежнему полным раздражающе искренней учтивости, – не придем к согласию.
Высказывание Анселя заставило Гийома покорно замолчать, пусть он и продолжал недовольно поджимать губы. Внутри себя он пытался сформулировать подходящие возражения, но у него ничего не получалось. От осознания этого на лице его довольно быстро появлялось выражение послушания и деланной терпимости.
Элиза округлила глаза от возмущения. Почему же, когда она сказала, что стоит прекратить этот спор, он жарко возразил ей, а стоило Анселю сказать несколько красивых и витиеватых слов, он тут же поддался? Вдобавок Элиза понимала, что скажи она то же самое тем же тоном, граф злобно рассмеялся бы ей в лицо и не преминул бы высказаться колко и ядовито.
«Что ты делаешь с ним? И это я-то его «приворожила»? Это ты затуманил ему разум! Это ты что-то с ним сотворил!» – стучало в ее душе.
– Вы правы, месье де Кутт, не придем. – Она едва сдерживала прокатившуюся по ее телу волну злой дрожи. – Что до его сиятельства, – Элиза попыталась максимально ядовито произнести эти слова, зная, что Гийом иногда впадает в неистовство, слыша от нее нечто подобное, – когда его что-то волнует, круг его интересов становится весьма ограничен. Он будет продолжать пытаться заставить нас вернуть разговор в прежнее русло, а меня, как и вас, утомил этот бессмысленный спор. Быть может, мне лучше уйти?
Ансель смиренно опустил голову, ничего не ответив. Гийом отреагировал не столь спокойно:
– Как тебе угодно, – показательно мягким и угодливым, но при этом пугающе холодным тоном проговорил юноша сквозь зубы.
Его учитель лишь вздохнул, слегка нахмурившись.
– Мне угодно уйти, – огрызнулась Элиза, поднимаясь и одергивая платье. Анселя она смерила вежливым взглядом, более-менее удачно скрывавшим раздражение, и кивнула. – Доброго вечера, месье де Кутт. Рада, – она чуть сморщилась, – знакомству.
– Взаимно, – слегка улыбнулся он в ответ, не понимая, лжет или нет.
– Ваше сиятельство, – вновь с издевкой обратилась Элиза к Гийому, и тот вернул ей издевательски-вежливую улыбку.
– Мадемуазель.
Резко развернувшись, Элиза поспешила удалиться. Она не видела взгляда, которым проводил ее Гийом, и досады, с которой он после взлохматил рукой волосы.
Ансель, не меняясь в лице, смотрел куда-то вдаль, и было невозможно угадать, о чем он думает.
Кантелё, Франция
Год 1353 от Рождества Христова.
– Если тебе сложно с чем-то соглашаться, так и не соглашайся, – развела руками Элиза. – Никто ведь тебя не неволит. Ты не обязан соглашаться ни со мной, ни, – она невольно покривилась, – с ним.
– Я хочу разобраться, – почти простонал юный граф.
– Я знаю. Знаю, Гийом, – мягко проговорила Элиза, печально улыбнувшись ему. – Но не могу помочь тебе разобраться ни в отношениях твоего учителя с инквизицией, ни в его мировоззрении. Я просто… не хочу судить о том, чего не понимаю.
– Понимаю, – невольно повторив за ней последнее слово, кивнул Гийом. – Тогда я, наверное, пойду.
– Так скоро? – Элиза не смогла скрыть свою досаду. Вопрос сам слетел с губ, прежде чем она сумела его удержать. Гийом поник.
– Прости. У меня книга не дочитана и… и еще кое-что.
От его слов повеяло загадкой, которая заставила Элизу встрепенуться.
– Что? – поинтересовалась она.
Гийом махнул рукой.
– Да просто наброски. Придумываю, как перестроить конюшню, чтобы каждый раз не проводить лошадей через весь двор друг за другом. Если просто добавить еще один выход, и… – он мотнул головой, – впрочем, неважно. Просто развлекаюсь, я же не зодчий, даже не плотник и не каменщик. Не знаю, что получится. – Увидев искренний интерес в глазах Элизы, он вдохновенно улыбнулся. – Если получится, просто приведу посмотреть. Что зря описывать?
Элиза понимающе кивнула. Живой интерес к его идеям затмил огорчение от того, что он так скоро уходит. Она проводила его удаляющийся силуэт одобрительным взглядом и, глубоко вздохнув, побрела домой.
Руан, Франция
Год 1353 от Рождества Христова
На последнем шаге Ренар все же оступился в длинной сутане, и Ансель сумел сделать умелую подсечку, опрокинув его на спину. Когда рукоять меча учителя скользнула по запястью, Ренар выронил свое оружие, но, не успев зашипеть от боли, тут же закашлялся от сильного удара оземь и приложил руку к груди, словно хотел удержать в ней воздух.
Ансель выждал несколько мгновений, убрав меч за пояс, затем поднял оружие ученика, подошел к нему и протянул руку, чтобы помочь ему встать.
– Та же ошибка, – спокойно сказал он. – Ноги. Ты должен научиться не обращать на них столько внимания, иначе ты только больше запутываешься. Движения не должны вызывать у тебя ни малейшего сомнения. Ты ведь не задумываешься о том, куда ставить ногу при ходьбе.
Ренар взялся за его руку, и Ансель с удивительной силой для его худого сложения дернул долговязого молодого инквизитора на себя. Ренар поднялся с коротким стоном.
– Попробовал бы сражаться в сутане, – буркнул он. – Сам-то ты в более удобном облачении для таких боев.
– Можешь снять сутану, – примирительно сказал Ансель, опустив голову. – Главное, если на тебя нападут где-то вне инквизиторского отделения, не забудь сделать то же самое. Уверен, твои противники проявят рыцарскую доблесть и подождут, пока вы окажетесь на равных.
Ренар мрачно сдвинул брови.
– Я просто имею в виду, что… – Он поджал губы, пытаясь выстроить свое высказывание так же лаконично и мелодично, как учитель, но слова буквально разбегались от него, смешиваясь в неясную кашу, в которой было невозможно ничего ухватить.