«Вот он, Каркассон. Наконец-то добрался!»
Нижний город, образовавшийся после альбигойской истории, находился на левом берегу реки Од напротив крепости Ситэ.
Вивьен обомлел, уставившись на это огромное, не поддающееся описанию сооружение. Он до этого никогда не отъезжал далеко от Руана и не видел архитектурных чудес такого масштаба. Массивные стены протягивались от горизонта до горизонта, ввысь воинственно смотрели башни, увенчанные шпилями. Это была древняя могучая крепость, поражавшая воображение молодого инквизитора.
Организовать это путешествие вышло не без труда. Он задумывался о том, как это сделать, еще до Пасхи, но лишь в конце весны сумел найти нужный момент и поговорить с Лораном. В ход пошло все – изворотливость, ложь, даже давление на жалость.
Вивьен продумал и подготовил детали своей истории. Первым делом он посетил родной Монмен и, вернувшись оттуда, в задумчивости сообщил епископу Лорану выдуманные им же слухи. Несуществующие очевидцы якобы сообщили Вивьену, что его отец не умер, а покинул Монмен незадолго до распространения мора и осел в Клюни. В этой проникновенной истории большое внимание было уделено злости Вивьена на отца и последующем раскаянии в ней. Со стыдливым выражением лица он объяснил, что не сразу понял, насколько верным было решение отправить его в Сент-Уэн.
– Если бы у меня только была возможность объясниться с отцом, рассказать ему, как мне жаль… – сокрушенно произнес Вивьен.
Кантильен Лоран придавал большое значение семейным узам, поэтому, услышав это подобие исповеди от своего помощника, проникся искренним сочувствием и позволил Вивьену на время уехать.
Ренар порывы друга воспринял скептически.
– Но ты же говорил, что твои родители погибли. Там, в Монмене, – прищурившись, сказал он. – Я был там с тобой. Твой знакомый ведь говорил…
– Тьерри, похоже, потерял рассудок от горя и не соблаговолил сообщить мне, что погибла только матушка, – бесстыдно лгал Вивьен. – Отец, вполне возможно, остался жив. Но это неподтвержденный факт, и я хочу убедиться.
– Но тебе же было плевать на него, Вив! – почти обличительно воскликнул Ренар. – С чего вдруг эти родственные поползновения? Куда ты на самом деле собрался?
Вивьен состроил недовольную гримасу, хотя внутри у него все переворачивалось от необходимости врать одному другу, чтобы уберечь другого.
– Я собрался туда, куда и сказал. В Клюни. По крайней мере, след моего отца ведет туда.
– Это же чертовски далеко! В это неспокойное время, когда англичане дышат нам в затылок, ты собрался ехать в Клюни? И зачем – из-за отца? Я не верю, что ты вдруг преисполнился сыновьей благодарности к нему, уж прости.
– В таком случае я не объясню, а ты не поймешь, – закатил глаза Вивьен.
«Прости, друг…»
– Может, хоть раз попытаешься?! – не скрывая обиды, воскликнул Ренар.
– Мне было плевать на отца до нашей поездки в Монмен перед тем, как нас взяли в инквизицию. Пока я не осознал, что безвозвратно потерял его, Ренар. Мне было плевать ровно до этого момента. Это ты понять способен?
Ренар раздраженно опустил голову.
– Представь себе, – буркнул он. – Но зачем ты вдруг решил поехать в Монмен снова? И почему не сказал мне?
– Не хотел, чтобы ты видел меня таким, каким я был после прошлой поездки туда. Я не люблю, когда кто-то наблюдает меня в моменты потери душевного спокойствия. А я знал, что, если скажу, куда собираюсь, ты захочешь поехать со мной.
– Тут ты не ошибся. Я и в Клюни хочу поехать с тобой. Нельзя ехать туда одному, англичане…
– Ты нужен Лорану здесь, – безапелляционно заявил Вивьен. – А я разберусь сам. Отправлюсь как паломник. Вояки, сколь бы черствыми они ни были, обычно не трогают паломников, особенно монахов. К тому же у меня при себе не будет почти ничего, что могло бы им пригодиться.
– Ты поедешь без оружия? – искренне изумился Ренар.
– Как ни странно, в облачении паломника я вижу больше защиты, нежели в наличии меча. С Божьей помощью я доберусь до Клюни спокойно и сумею вернуться обратно. Я постараюсь сделать все как можно быстрее. Лоран дал мне не так много времени.
В конце концов, Ренару пришлось уступить.
Вивьен сделал небольшой крюк, придерживаясь легенды о том, что действительно держит путь в Клюни, и лишь под покровом ночи свернул и сменил направление на Каркассон. Он держал в голове примерную карту и, если спрашивал дорогу у попадавшихся ему людей, никогда не называл конечный пункт своего назначения. Он намеренно запутывал всех, кого встречал, чтобы никто не мог сказать наверняка, куда он направляется. Вивьен искренне опасался, что весть о его поездке все же дойдет до Лорана. На будущее у него уже была припасена новая ложь: он собирался сказать, что так и не добрался до Клюни. Что слег с лихорадкой по дороге и случайно выяснил у паломников, нашедших и выходивших его в лесу, что они встречали его отца во время своих прошлых странствий и что тот все же погиб – но не от чумы, а от рук разбойников. Это должно было заставить Лорана не задавать вопросов. Хотя и на случай их наличия Вивьен уже знал, что станет отвечать.
Дорога, Божьей милостью, и впрямь выдалась довольно спокойной. На своем пути Вивьену не довелось встретить ни враждебных отрядов англичан, ни разбойников – словно Всевышний помогал ему в его начинаниях и направлял, помогая выяснить в Каркассоне правду об Анселе де Кутте.
«Но чего захочет от меня Господь, когда я выясню эту правду?» – мучительно думал Вивьен. – «Чтобы я сдал Анселя Лорану? Или чтобы посмотрел на его поступки шире и понял, что ни мне, ни Ренару, ни истинной вере он не причиняет зла? И к тому же… Боже, прости мне эту кощунственную мысль, но так ли важны формальные пути к Тебе, так ли важно, насколько канонично человек исполняет завещанные Иисусом обряды, какими словами молится Тебе? Ведь я знаю Анселя и знаю, что он хороший человек! Слышишь, Боже? Хороший! Так ли страшна ересь для Тебя, как для Твоих слуг на земле?»
Вивьен невольно усмехнулся собственным мыслям.
«Еретик», – подумал он, и все его существо содрогнулось от этого страшного слова. – «По всему ведь выходит, что я – еретик на службе Церкви. Но при этом я верую, Господи! Может, именно поэтому я и отправился сюда? Напомнить себе, что вера – есть главное, а опасного еретика определяют его поступки?»
Поразмыслив, Вивьен решил никогда не делиться этими мыслями ни с кем. Ансель был прав: в инквизиции его бы не поняли. Такие воззрения не были близки никому из тех, кого учили отстаивать интересы истинной веры и жестоко блюсти их. Подобные взгляды были слишком гибкими для инквизитора.
В задумчивости Вивьен не заметил, как ноги сами завели его глубоко в Нижний Город. Здесь повсюду мелькали текстильные лавки, но некоторые из них казались заброшенными и, похоже, таковыми и являлись. По-видимому, виной тому были последствия чумы, опустошившей город семь лет назад. Улицы были относительно безлюдны в этот предсумеречный час. Пройдя еще немного, Вивьен набрел на несколько разрушенных домов и замер перед ними в ошеломлении, будто на него снизошло озарение. Пусть на юге инквизиторские дела велись с большим рвением и, пожалуй, большим тщанием, нежели на севере, Вивьен узнал знакомый почерк и осознал, что дома эти были разрушены по приказу Святого Официума.
«Это те самые дома. Те, которые я искал», – с замиранием сердца подумал он. – «Но… что они способны сказать мне?»
Вивьен бросил взгляд в ту сторону, где, судя по картам, располагалась инквизиторская тюрьма Мюр.
«Все интересующие меня данные, если они сохранились, содержатся там», – с тоской подумал он, прекрасно понимая, что не сможет проникнуть туда. На юге Франции инквизиция отличалась большей приверженностью строгости, и здесь инквизиторами действительно не становились люди моложе сорока лет. В этом состояла одна из основных проблем: кто бы ни был инквизитором здесь, в Каркассоне, двадцать семь лет назад, он, скорее всего, давно умер или, в крайнем случае, получил другую, более высокую должность и покинул эти места, поэтому расспросить о процессах над катарами было некого. Разве что стоит искать не в инквизиции?
Вивьен прекрасно понимал, где могут собираться, рождаться, множиться и передаваться любые слухи города. Таверны. Это был единственный способ что-либо разузнать.
Небольшое количество денег, которое было у него при себе, он решил потратить с максимальной пользой. В первый вечер, устроившись в одной из самых близких к разрушенным домам таверн, он заказал себе вина и немного еды и стал прислушиваться к разговорам горожан, тут же столкнувшись с еще одной сложностью: понимать южное наречие оказалось намного труднее, чем он думал. Не все слова были знакомы Вивьену, и он всячески старался не выдать своего пристального внимания, вслушиваясь в разговоры посетителей.
Первый вечер ничего путного ему не принес, поэтому, уставший с дороги Вивьен все же побрел на постоялый двор, где остался на ночь.
На следующий день он вернулся в ту же таверну чуть раньше и повторил попытку. Со свежей головой он вскоре сумел привыкнуть и примерно начать различать чуждые слова. Следующим этапом стало определение завсегдатаев этой таверны. Вивьен с присущим ему инквизиторским тщанием наблюдал за поведением посетителей, то и дело сменявших друг друга. Он искал людей старше тридцати пяти лет, кто мог бы в сознательном возрасте стать свидетелем событий двадцатисемилетней давности и поведать о них. Из подходящих людей он выискивал наибольших любителей выпивки и присматривался к ним.
Его избранники, к сожалению, этим вечером захмелели слишком сильно и вести нормальный разговор не могли, поэтому затею расспросить их о разрушенных домах пришлось оставить. В тот же вечер Вивьен выбрал другую цель – старика, который искренне обрадовался собеседнику. Но стоило Вивьену только упомянуть о разрушенных домах, старик стушевался, заявил, что об этом говорить не желает, поспешил допить эль и удалиться.