На третий день Вивьен вернулся в таверну и вновь приступил к изучению посетителей. Через пару часов он все же нашел то, что искал. Двое мужчин, которым на вид можно было дать около сорока, показались ему наиболее сведущими в городских делах сплетниками, которые готовы были за пару порций вина выболтать всю подноготную Нижнего Города.
Ненавязчиво очутившись рядом с ними, Вивьен непринужденно завел с ними беседу. Рассказал о том, что никогда прежде не видел ничего более грандиозного, чем крепость Ситэ, о том, как поразил его своим видом Каркассон и о том, что он – странствующий послушник-доминиканец, решивший пересечь всю Францию от Доля до Фуа и вернуться обратно нехоженым путем в надежде, что на него снизойдет озарение Божие.
Уже успевшие захмелеть собеседники задушевно хлопали Вивьена по плечам – особенно, когда он, тратя последние деньги, щедро покупал им вина. Они рассказывали о своих делах и семьях и, наконец, завели разговор об истории города. Вивьен упорно направлял нить диалога в эту сторону, но, почувствовав, что она привела, куда ему нужно, не стал спешить с расспросами. Он еще немного поговорил с представившимися ему Мартеном и Ивом мужчинами об особенностях Ситэ, о том, как образовался Нижний Город, а затем, наконец, нарочито небрежно поинтересовался:
– А тут недалеко есть разрушенные дома. Что с ними случилось?
Лица собеседников, как он и ожидал, подернулись тенью.
– Инквизиция, – вполголоса сообщил Мартен.
Вивьен состроил нарочито удивленное лицо.
– Инквизиция? – переспросил он, позволяя собеседникам самостоятельно оценить степень его «невежества».
– Чтобы доминиканец не знал, что такое инквизиция? – воскликнул Мартен. Вивьен примирительно покачал головой.
– Вы не так меня поняли, месье, я знаю, что такое инквизиция. Но… за что она отдала приказ разрушить эти дома?
– Вы там у себя, в Доле, вообще, что ли, ничего о наших краях не слышали? – почти возмущенно спросил Ив. – Слышал о Симоне де Монфоре? А о еретиках слышал? Добрыми людьми их кличут.
– Не «кличут», а кликали, – покачав головой, поправил его Мартен. – И не «добрыми людьми», а катарами. Чистыми, то есть. Еретики они были. Позорили христианскую Церковь, запутывали простых людей своими россказнями и делали их мишенью для Фурнье.
На этом месте Вивьен с интересом прищурился.
– Фурнье?
Хотя Вивьен прекрасно знал, что это был за человек, он искренне удивился. Он и забыл, что епископ Памье по имени Жак Фурнье – позже взошедший на папский престол под именем Бенедикта XII – некоторое время был инквизитором. А того, что обязанности его распространялись на Каркассон, он и вовсе не знал. Воистину, сообщение севера и юга Франции оставляло желать лучшего.
– Жак Фурнье. Инквизитор. Он вел тут постоянные записи обо всем – о жителях, о происходящем. Вроде как, даже допросы подробно записывал и собирал у себя в архивах, но это слухи. И так было не только в Каркассоне.
Вивьен понимающе кивнул.
– И что, те дома, которые стоят там, – он оценивающе указал кивком за окно таверны, – тоже он разрушил?
– Уж был ли он там лично, я не знаю, – отозвался Мартен, – но он принимал участие в аресте тех еретиков, это точно.
Вивьен вновь решил сыграть невежду.
– То есть, как? Не был, но участие принимал?
Мартен закатил глаза.
– Руководил, то есть. Понимаешь теперь? – Он картинно постучал себя кулаком по лбу. Хмельной взгляд блуждал по полумраку таверны и вновь возвращался к Вивьену. Тот кивнул, понимающе промычав.
– Еретики, – после небольшой паузы произнес он, неуютно передернув плечами. – И долго они жили в городе под носом у инквизиции?
– Да прилично, – ответил Ив. – Не один десяток лет точно. Хорошо скрывались. Хотя и были на самом виду. Их было несколько семей, и всех их в итоге казнили. Лет тридцать назад это было. Дома так и стоят разрушенными.
Вивьен озабоченно покачал головой.
«Имя! Мне нужно имя!» – вопил его разум. Но он не мог назвать имя Анселя сам. Он должен был узнать это как-то по-другому, не привлекая внимания.
– Прямо всех казнили? – переспросил Вивьен. – И детей? Или среди еретиков были только взрослые?
Мартен небрежно махнул рукой.
– Ну как… были и дети. Девушки, юноши. Но немного. – Он неприязненно поморщился. – Эти еретики, они же… как-то не очень детей заводили. А если и заводили, это у них считалось… дурным тоном или что-то вроде того.
Вивьен непонимающе прищурился, хотя и был осведомлен, что в катарском учении рождение ребенка считалось насильственным заточением ангельской души в человеческое тело и обречением ее на пребывание в земном аду.
– Отчего так?
– Да черт их знает, – буркнул Ив.
– Не положено им было. Кто ж их разберет, почему! Еретики же…
Вивьен вновь кивнул. Он понимал, что, если станет расспрашивать дальше, вызовет подозрения, а этого он не хотел. Вскоре распрощавшись с Ивом и Мартеном, он покинул таверну и дошел до берега реки Од и устало всмотрелся в ее темные воды.
«Бесполезно», – устало подумал он. – «Я не смогу узнать ничего об Анселе, не называя его имя. А если назову, это вызовет вопросы, привлечет внимание. Как? Господи, как мне выяснить правду?»
Он поднял глаза к потемневшему небу, будто ждал знака свыше. Лишь тогда он услышал за собой шаги и резко развернулся. Впотьмах к нему неспешно приближалась чья-то фигура – судя по сложению, женская. Вивьен прищурился. Незнакомка и не думала останавливаться. Она шла уверенно и явно направлялась к нему.
– Кто вы? – строго спросил Вивьен, невольно принимая оборонительную стойку на случай, если эта женщина решит на него напасть.
– То же самое могу спросить у вас, – с южным выговором отозвалась женщина. – Я слышала ваш разговор. Вы интересовались катарами. Почему? Кто вы такой? Вы ведь явно чужак. Вы не отсюда.
Сердце Вивьена – и без того бьющееся учащенно – теперь и вовсе пустилось вскачь. Он не нашел ничего лучше, кроме как представиться именем, данным ему при крещении.
– Меня зовут брат Бенедикт. Я послушник-доминиканец. Странствую по стране…
– Неспокойное время для странствий вы выбрали, брат Бенедикт. – В голосе женщины послышалась усмешка. – Война ведь.
– Мне помогает Господь, – отозвался Вивьен.
– Ну, разумеется, – склонила голову женщина. Он не мог впотьмах рассмотреть ее лицо, но по голосу сделал вывод, что ей около пятидесяти лет, может, больше. – Так отчего вы заинтересовались катарами?
Вивьен нахмурился.
– Я лишь спрашивал о разрушенных домах, мадам, – смиренно произнес он.
– И за весь разговор это было единственное, на чем вы заострили свое внимание. Я хочу знать, почему.
– Сначала объясните, почему это интересует вас, – покачал головой Вивьен.
– Вы явно что-то скрываете, брат Бенедикт. – И снова в голосе послышалась усмешка.
– Как и вы.
Некоторое время женщина молчала. Затем она тихо хрипло рассмеялась и покачала головой. Лицо ее было скрыто капюшоном легкой накидки поверх простого грубоватого, но любовно сшитого платья.
– Мы с вами ходим вокруг да около, брат Бенедикт.
– Мы перестанем, если вы хотя бы представитесь.
– Что вам даст мое имя? Я могу назваться как угодно.
– Это даст мне иллюзию уверенности в вашей открытости и благих намерениях, – невесело усмехнулся Вивьен.
– Мое имя – Жозефина Байль. Может, и вы назовете свое настоящее?
– Я не могу этого сделать, – честно ответил Вивьен. – Пусть вас успокоит то, что имя, которое я использую, было дано мне при крещении. Оно такое же настоящее, как и то, которое вы хотите от меня услышать.
Жозефина Байль снова хрипло хохотнула.
– Вы из северных земель. Вы приходите сюда, несколько дней сидите в таверне, выискиваете собеседников явно старше себя, расспрашиваете о еретиках с особым интересом и всеми силами стараетесь не вызвать подозрений своими расспросами. А ведь катарская ересь в этих краях была выжжена инквизицией много лет назад. – Она склонила голову и вопрошающе кивнула. – Вы ведь ищете здесь следы вполне конкретного человека, не так ли?
Вивьен распахнул глаза.
– Мадам, если вам есть, что рассказать мне, прошу, не томите. Если же вы предпочтете оставить эту информацию при себе, – он помедлил, с трудом не добавив «мне придется выбить ее из вас силой», – на то будет ваша воля.
Жозефина Байль несколько мгновений размышляла над его словами, и он чувствовал на себе ее испытующий взгляд. Затем она тоскливо вздохнула и попросила:
– Назовите мне хотя бы семью, следы которой привели вас сюда.
Вивьен вздохнул.
– Я не знаю, как звалась эта семья, мадам, – честно ответил он.
– Но она жила здесь?
– Я это предполагаю.
– Это была семья катаров?
В воздухе повисла неловкая пауза. Вивьену не хотелось отвечать на этот вопрос, однако он заставил себя это сделать:
– Вероятно.
– И кто-то из этой семьи по какой-то причине не был казнен двадцать семь лет назад, верно? Юноша. Сейчас он уже зрелый мужчина. Вы знаете его и предполагаете, что он еретик? Поэтому вы здесь.
Вивьен промолчал.
– Вы инквизитор?
– Сейчас у меня складывается впечатление, что инквизитор – вы, – невесело усмехнулся Вивьен. Жозефина оценила его шутку по достоинству.
– Я имела дело с тем, кто держал с ними связь. Раньше это было строжайшей тайной, но теперь, – она махнула рукой, – уже давно не секрет. Мой деверь Арно работал на Жака Фурнье много лет назад. И моя дочь Люси, – послышался тяжелый вздох, – отчасти поспособствовала тому, что семьи катаров были казнены двадцать семь лет назад. Она рассказала ему о них, потому что была влюблена в катара. Они с дядей были близки, как ни странно. Хотя Арно был неприятным человеком, Люси он искренне любил. Наверное, он даже думал, что действует ей во благо.
Вивьен осознал, что уже почти минуту не дышит.
– Того катара… – он помедлил. В горле встал ком, не позволявший ему произнести имя, однако он знал, что обязан это сделать. Меньше всего ему хотелось слышать страшную правду, но ради нее он и пришел сюда. – Того еретика… звали Ансель?