надо поговорить». – Надеюсь, у вас найдется несколько минут? Я хотел кое-что обсудить с вами.
– Прямо с дороги? – Гийом недоверчиво приподнял бровь, при этом жестом предложив учителю покинуть главную залу и перейти в более тихое место.
– Если ваше сиятельство не возражает, – кивнул Ансель.
– Слушай, брось ты это «сиятельство», – прыснул со смеху он, не переставая лучезарно улыбаться.
Ансель молчал, и Гийом понял, что он, похоже, не собирается начинать с ним разговор, пока они не окажутся в более безопасном месте.
«Решил обсудить что-то тайное», – отчего-то ухмыльнулся про себя Гийом. Воистину, ему недоставало загадочности Анселя.
Они направились в сад за особняком. Если бы здесь кто-то решил их подслушать, его было бы несложно обнаружить за деревьями и кустарниками.
Став у высокого дерева, Гийом нетерпеливо воззрился на учителя.
– Ну и что же столь секретное ты хотел обговорить? – с интересом спросил он, тут же предупреждающе ткнув пальцем в лицо собеседнику. – Только без «сиятельства»! Ты меня этим пугаешь больше, чем боями на остро заточенных мечах, честное слово!
Ансель снисходительно улыбнулся.
– Ты граф, так что тебе придется привыкать к этому обращению.
– Ну не от тебя же, в самом-то деле!
Ансель хмыкнул, но тут же снова посерьезнел.
– Что ж, как пожелаешь, – кивнул он. – Вернемся к делам, Гийом. Есть один вопрос, требующий нашей немедленной реакции. И, к сожалению, я пока что не могу сказать, какой именно.
Молодой человек закатил глаза.
– Хорошо, ты заинтриговал меня. Я весь внимание. Что за вопрос?
Ансель помрачнел.
– Инквизиция.
Гийом нахмурился.
– А, – протянул он. – Ты про своих… других учеников?
– Не совсем. – Ансель поджал губы и воззрился на Гийома почти осуждающе. – Все сложнее.
– Сложнее, – с оттенком легкого недовольства передразнил Гийом. – Ну, хорошо, сложнее так сложнее. Выкладывай. – Он сложил руки на груди и хмуро уставился на учителя.
«А я предупреждал тебя, будь благоразумнее! Эти твои игры с инквизицией изначально были опасны», – подумал он, но с выводами решил не спешить.
– Я предполагаю, что в руанское отделение инквизиции пришел донос на твою семью. Возможно, не один, но доподлинно я этого не знаю – сам понимаешь, никто не стал бы посвящать меня во внутренние дела Святого Официума. В любом случае, полагаю, что доносы были не самыми весомыми, иначе я бы вряд ли разговаривал с тобой сейчас.
Гийом округлил глаза и уставился на него.
– Погоди, а как ты вообще узнал про…
– Епископ Лоран с непривычной увлеченностью интересовался моей жизнью все то время, которое я недавно провел в Руане.
Гийом снисходительно хмыкнул.
– Ансель, ты мнителен до безобразия. Он интересовался твоей жизнью, но ведь это еще не говорит о том, что на мою семью пришел хотя бы один донос. Возможно, он просто решил получше узнать человека, который тренирует… как их там зовут – ты даже ни разу не говорил.
Ансель тяжело вздохнул.
– Имею смелость предположить, что, если бы епископ Лоран хотел «получше узнать меня», он справился бы о моих делах многим раньше. В любом случае, если уж Лоран заинтересовался, от этого его интереса вряд ли стоит ждать чего-то хорошего.
Гийом нахмурился.
– Ладно, допустим, – вздохнул он. – И что же он хотел про тебя…
– А еще он спрашивал о тебе. – Ансель прищурился, невольно сложив руки на груди. В его глазах за совершенно неуместной и ненужной строгостью мелькнуло неподдельное беспокойство, граничившее почти с животным ужасом. Похоже, ему стоило неимоверных усилий сохранить голос спокойным. – И это тоже… настораживает.
Почувствовав тревогу наставника, Гийом невольно преисполнился желания успокоить его. Сам он такого беспокойства не испытывал, но интуитивно понял, что сейчас должен проникнуться настроением Анселя и выразить свой живой интерес к мучившей его проблеме.
– Ясно. И что спрашивал?
– Ничего особенного, задавал общие вопросы. Видишь ли, до него дошли слухи о твоей активности в управлении Кантелё. Он интересовался тем, что ты вообще собой представляешь, как обучаешься и что со мной обсуждаешь.
Гийом снисходительно улыбнулся.
– Ансель, прости, но это похоже на простое любопытство.
Ансель осуждающе нахмурился, вновь вспомнив слова Вивьена.
– Он инквизитор. Его любопытство существенно отличается от любопытства любого другого человека.
– Чем же?
– Оно опасно!
Гийом поджал губы.
– Что ж, ладно, – протянул он. В его сузившихся глазах, задумчиво скосившихся в сторону, Анселю почудилось какое-то странное, доселе незнакомое, холодное, хищное выражение.
– Гийом, – Ансель положил руку ученику на плечо, пытаясь полностью завладеть его вниманием, – в свете всего этого я прошу тебя быть как можно осторожнее. Надеюсь, что вскоре подозрения Лорана попросту рассеются. Во всяком случае, я сделал для этого все, что мог. Но если нет…
– Не подставляться, – терпеливо закончил за него Гийом. – И не подставлять никого своей самонадеянностью. Проявлять благоразумие. Это ты хотел сказать? – Он криво усмехнулся. Его не хватило на то, чтобы разделять мнительное беспокойство Анселя слишком долго. – Буду иметь в виду и постараюсь вести себя соответственно. И матушку предупрежу, и всех домашних, кто знает о наших мыслях и поддерживает их. Спасибо за предупреждение.
– Быстро схватываешь, – прикрыл глаза Ансель, внутренне слегка подивившись такой непривычной сговорчивости ученика. Почему-то она даже настораживала, будто скрывая какой-то подвох…
«Хватит!» – строго приказал себе Ансель. – «Вивьен был прав: так нельзя. Нельзя везде искать подвох. Излишняя мнительность иной раз может быть опаснее беспечности».
– Спасибо, стараюсь. – Гийом невинно улыбнулся в ответ на похвалу и тут же продолжил: – Ну, раз этот вопрос мы уладили, я бы хотел спросить у тебя кое-что.
Ансель кивнул, давая понять, что готов слушать его.
– Раз уж зашла речь об инквизиции… о вере, – лицо Гийома сохраняло столь же невинное вежливое выражение, и Ансель молча силился понять, что же его так настораживает в поведении ученика, – мне просто было интересно: ты всегда был тем, кого добрые христиане называют совершенными?
Ансель замер в напряженной задумчивости. Вопросы о прошлом всегда были для него тяжелыми, воспоминания слишком живо уносили его обратно, в Каркассон – туда, где все началось и разрушилось. Они уносили его обратно к Люси Байль и ее… как это теперь называть? Предательством? Невежеством? Любовью? Он не был уверен.
Тем временем Гийом ждал ответа. Ансель вздохнул и подумал, что стоит быть с ним честным:
– Я с детства придерживался той же веры, что и мои близкие. Но именно совершенным – нет, я стал не сразу.
– Не сразу… – рассеянно повторил Гийом и вдруг резко погрузился в странную, несвойственную ему отстраненную задумчивость. Словно слова Анселя были одновременно тем, что он ожидал услышать, и чем-то еще – трудно было разобрать, чем именно. Он перевел на учителя взгляд, сочетавший в себе две противоположности: внимательность и отрешенность. И буквально мгновение спустя глаза его стали глядеть очень живо и очень остро. – Хочешь сказать, ты стал совершенным, когда потерял их, верно?
– Что?
Ансель невольно округлил глаза, услышав такой вопрос. Единственный, кто знал об этом – Вивьен Колер. Но разве мог он сообщить об этом Гийому? Нет, нет, нет…
Да и как, он ведь даже никогда не бывал в Кантелё.
Или бывал?
– Гийом, что ты… – начал было Ансель, но молодой граф его перебил.
– До момента их гибели, – он вперился в учителя буравящим взглядом, – у тебя были сомнения. Лишь когда все те, кто научил тебя основам веры, погибли, ты уверовал по-настоящему и больше никогда не сомневался. Потому что в тот момент земная жизнь стала для тебя адом, а мысль об освобождении из него – самым желанным спасением. Твоя вера помогала тебе спасаться от этой боли. С тех пор ты живешь, неся людям свое учение, и в этом видишь свое единственное избавление. Я прав?
Ансель замер. Он, не отрываясь, смотрел на Гийома и надеялся, что его лицо не выдает того вихря чувств, которые всколыхнулись в нем.
– Я никогда не говорил ничего подобного. И сейчас не слишком хочу говорить об этом, – со всей возможной холодностью произнес он, хотя голос его дрожал.
– И не надо, – миролюбиво отозвался Гийом, улыбнувшись. Улыбка его чем-то напоминала оскал. – Просто скажи, прав я или нет.
Ансель стоял молча, понимая, что каждое мгновение его промедления неумолимо подтверждает правоту Гийома, но не мог придумать ни одного достойного ответа. И не мог солгать.
– Не знаю, как ты это понял, – наконец сказал он, – но ты прав. Мне бы очень не хотелось снова возвращаться в наших разговорах к этой истории. Надеюсь, ты поймешь. – Последние слова он произнес так, словно разговор этот истощил его до невозможности.
– Пойму-пойму, – теперь без этого жутковатого миролюбия, а лишь с привычным лукавым прищуром отозвался Гийом. – Я в последнее время вообще понятливый. Не знаю, откуда у меня это. Может, чутье. А может, Божественное прозрение. – Он осклабился.
– Уж не знаю насчет прозрения, – скептически проговорил Ансель, вздыхая и все еще пытаясь унять всколыхнувшиеся в нем против воли чувства.
– Вот и я не знаю! – пожал плечами Гийом. – Но, если что, я рад, что оказался прав. Это многое объясняет.
– Что объясняет? – Ансель вновь преисполнился подозрительности, и даже не был уверен, что на самом деле хочет услышать ответ.
– Многое! – восторженно повторил граф и замолк, продолжая расплываться в донельзя самодовольной улыбке. – Позже объясню.
Ансель продолжал хмуриться. Разумеется, ответ Гийома нимало не удовлетворил его и не успокоил.
– Правда объясню. – Гийом несколько раз невинно моргнул, сорвался с места и быстро зашагал к особняку спиной вперед, на ходу разводя руки в стороны. – Если захочешь. Настаивать не буду!