С этой мыслью он открыл дверь в свою комнату и молча пригласил спутницу внутрь. Похоже, она уже не раз бывала здесь – или в аналогичных комнатах этого постоялого двора, а просьба показать ей дорогу была простой условностью. Осматриваться Люси не стала: как только Ансель запер за ними дверь, она повернулась и одарила его улыбкой, от которой по его телу пробежала волна жара. Напряженное желание, которое он столько лет считал греховным и от которого пытался отвлечься, теперь вспыхнуло только сильнее.
«Желание и стыд. Всегда ли они идут рука об руку?» – подумал Ансель, не зная, куда деть взгляд от неловкости.
Люси хмыкнула и сделала к нему шаг. Улыбка не сходила с ее лица.
– Ну, ты, что же, и здесь будешь так скромничать? – спросила она. Теперь она стояла к нему совсем близко. Ее дыхание почти обжигало, притом, что о своем собственном дыхании Ансель, казалось, забыл, замерев, словно каменное изваяние, и не смея пошевелиться.
Люси заговорщицки улыбнулась и коснулась рукой завязки на вороте его матерчатой рубахи.
– Смелее, – бархатным полушепотом произнесла она, – здесь нас никто не видит, здесь стесняться не нужно.
Прикосновения стали более настойчивыми. Она коснулась его груди и начала вести рукой вниз, к животу.
Инстинктивным движением Ансель перехватил ее за руку, резко втянув воздух от горячей волны, пробежавшей по его телу. Даже через одежду касание ее руки, казалось, начисто лишило его разума.
Люси нахмурилась.
– В чем дело? – спросила она.
– Я должен сказать…
Люси снисходительно усмехнулась.
– Сейчас не самое лучшее время для разговоров, дорогой.
– Постойте, нет. Я должен… – Он поджал губы, чуть отпрянув от нее.
– Ладно, – вздохнула она. – Только давай ты больше не будешь звать меня на «вы»? Или тебе просто больше нравится, когда…
– Я никогда прежде этого не делал! – скороговоркой выпалил он.
На комнату снова опустилась тишина, и на этот раз несколько мгновений, которые она охватила, казались пугающей звенящей вечностью.
– Никогда? – удивленно переспросила Люси, окинув его оценивающим взглядом.
Ансель опустил глаза. Отчего-то теперь страх, который он до этого испытывал, исчез, не оставив за собой ничего, кроме зияющей пустоты, когда Люси отступила от него на пару шагов.
– Никогда, – повторил он более уверенно.
– Ты, что, монах? – недоверчиво спросила Люси.
Он посмотрел на нее.
– Уже нет.
Люси понимающе улыбнулась.
– Так вот оно, что! Твои добрые поступки становятся мне понятнее. А Даниэль – это хоть твое настоящее имя?
– Нет, – отчего-то решил ответить он. Люси заинтересованно прищурилась.
– А скажешь настоящее?
Скажи ей. Она должна знать. Если хочешь, чтобы все было правильно, скажи ей.
Он не стал спорить с внутренним советчиком.
– Ансель.
– Ансель, – повторила она, словно пробуя это имя на вкус. Уголки ее губ вновь приподнялись в улыбке – удивительно теплой, без прежней оценивающей игривости. – Красивое имя. – И уже через мгновение прежняя игривость вернулась к ней. Она не спешила вновь сокращать расстояние между ними и прикасаться к нему. Вместо того она ловко начала справляться с завязками на собственном платье.
Ансель заставил себя отвести взгляд, хотя и понимал, что это глупо.
Ткань с тихим шелестом скользнула на пол, и Люси шагнула вперед.
– Посмотри на меня, – бархатным голосом сказала она.
Ансель повиновался и тут же резко выдохнул, чувствуя, как тело среагировало на беспощадную привлекательность этой молодой женщины. Она не испытывала никакой скованности, стоя перед ним совершенно нагой, тогда как Ансель не мог и пошевелиться.
– Не волнуйся, – заговорщицки прошептала она, взяв его за руку, сжатую в кулак и опущенную по шву. – В отличие от тебя я делала это уже много раз.
Она повлекла его за собой к кровати, и он покорно последовал за ней, полагая, что стук его сердца разносится сейчас на весь постоялый двор. Несколько мгновений потонули в вечности, и Ансель толком не понял, когда она успела снять с него одежду. Теперь Люси с нескрываемым любопытством смотрела на его нагое тело, отступив от него на пару шагов.
– Монах, говоришь? – хмыкнула она. – А мог ведь кого-то осчастливить.
Ансель почувствовал, что заливается краской с головы до пят.
«Боже…» – произнес он про себя, как произносил в моменты всякого сомнения. Но сегодня внутренний голос лишь насмехался над ним:
Бога здесь нет, Ансель Асье.
Это жестокое, греховное, совершенно жуткое изречение, прозвучавшее в голове голосом, чем-то похожим на голос Гийома де’Кантелё, повергло его в такое отчаяние, что он сумел забыть обо всем – и о своем намерении, и о женщине, что находилась с ним в этой комнате. То неуемное желание, что буквально терзало его тело миг назад, вдруг начало отступать.
Люси непонятливо приподняла бровь.
– Ну уж нет, дорогой Ансель, так не пойдет, – усмехнулась она, шагнув к нему и посмотрев на него. Голос ее зазвучал нежно и ласково. Кончики пальцев пробежались по голой груди Анселя. – Ты, что, переволновался? – Не дождавшись ни намека на ответ, она понимающе улыбнулась, рука ее скользнула ниже. – Ну, ничего. Сейчас мы это поправим.
Прежде он никогда не думал, что его тело столь чувствительно к женскому прикосновению. Люси продолжала улыбаться, не переставая касаться его, словно хотела заставить его сойти с ума от страсти. Чуть приподнявшись на цыпочки – даже при своем высоком росте она доставала ему лишь до подбородка – она коснулась губами его губ. Сначала легко, но, не дождавшись ответа, стала более настойчивой, и, наконец, его губы разомкнулись в ответ. Словно тело само знало, что нужно делать. Поцелуй был сладостным и горячим. Он лишь сильнее разжег терзавшее Анселя желание, хотя, казалось, стать сильнее оно уже просто не могло. Его руки сами потянулись к Люси и – сначала осторожно, а затем более смело, почти требовательно – начали прикасаться к ее плечам, спине, опустились к бедрам…
Люси отстранилась, и открыла глаза, которые до этого прикрывала, словно от наслаждения. От понимания, что поцелуй принес ей удовольствие, Ансель вдруг почувствовал себя окрыленным и счастливым – впервые за много лет. А ведь ему казалось, что он уже забыл, каково это – ощущать счастье.
Это приносит радость. Я же говорил тебе, – вновь зазвучал в его голове голос, так сильно напомнивший ему Гийома.
«Оставь меня. Уйди», – подумал Ансель в ответ.
Я тебя уже никогда не оставлю, не надейся. Но насладиться я тебе позволю.
И в голове наступила вожделенная тишина. Мыслей больше не было.
Люси мягко, но настойчиво толкнула Анселя в грудь, и он повалился на кровать, ощутив новую вспышку страстного желания. Едва оказавшись на спине, он тут же приподнялся на локтях и потянулся к Люси, желая еще одного поцелуя. Она оказалась на нем сверху и склонилась к его губам. Сейчас она казалась ему самым прекрасным созданием на свете. Совершенным созданием.
Через несколько мгновений она вновь оборвала поцелуй и посмотрела на него сверху вниз, не прекращая заговорщицки улыбаться.
– Пожалуй, не будем сильно спешить, чтобы продлить твое наслаждение, – полушепотом сказала она, чуть переместившись. Ее рука знающим движением скрылась в небольшом пространстве, что разделяло их тела. – Я начну помедленнее.
Никогда еще Ансель не чувствовал ничего подобного. Он не представлял себе, с чем может сравнить свои ощущения, когда стал одним целым с женщиной. Это было волшебное чувство, которое яркой вспышкой света попыталось выбить все оставшиеся мысли из его разума. Все, кроме одной:
«Наслаждение и стыд… вот, что, похоже, всегда идет рука об руку».
И хотя желание, охватившее его, было неимоверно сильным, даже когда Люси начала двигаться, повинуясь неизвестному ритму, увлекавшему ее, Ансель не мог полностью отдаться своим ощущениям. Наслаждение смешалось в нем с какой-то требовательной напряженной сдержанностью, а где-то в душе заворочался страх, что вот-вот случится что-то непоправимое.
Отдаленно, почти неразличимо в памяти зазвучали слова матери, которая много лет тому назад сказала ему:
Может, если бы мы познали истину чуть раньше, мы смогли бы уберечь твою душу от заточения в этом аду.
Люси часто дышала, начиная двигаться немного быстрее. Ее дыхание становилось громче, страстнее, ее гибкое тело выгибалось, словно в каком-то неведомом танце. Она прикрыла глаза и тихо застонала, и этот звук заставил волну напряженной дрожи прокатиться по телу Анселя.
А последним твоим грехом было бы зачать ребенка и оставить его здесь, в этом аду, которого ты так страшишься, – насмехался внутренний голос.
– Нет… – выдохнул Ансель. – Стой…
– Расслабься, – отозвалась Люси. – Доверься своему телу, оно знает, что делать.
Именно, Ансель. Оно знает.
На пике напряжения он попытался схватить Люси за бедра и вынудить остановиться, но это требовательное движение, казалось, лишь принесло ей удовольствие, она вновь застонала и, несмотря на его сопротивление, продолжила двигаться.
– Остановись, – прошептал Ансель.
Ты не хочешь, чтобы она останавливалась.
«Замолчи!»
– Нет, останавливаться не нужно, – часто дыша, сбивчивым голосом отозвалась Люси.
– Пожалуйста, – произнес он одними губами, понимая, что его воля с каждой секундой слабеет, а тот грех, о котором так давно говорила ему мать, становится неизбежным.
Люси не слушала его – казалось, она начала двигаться лишь быстрее.
Он вцепился в одеяло, пытаясь заставить себя сдержаться, но уже чувствовал внутри себя пульс, который невозможно было остановить. И ведь голос, говоривший с ним, был прав: он не хотел, чтобы это прекращалось. Возбуждение все росло и росло, пока вдруг не достигло своей наивысшей точки. Взгляд перестал фокусироваться на чем-либо. Из груди вырвался сдавленный тихий стон, руки перестали сжимать простыни – вместо этого они снова впились в бедра Люси, которая продолжала ритмично двигаться, запрокидывая голову от удовольствия.