Однако время шло, а ситуация не менялась.
К исходу второго месяца терпение подошло к концу. Отрывистость речи, показная щепетильность в отношении поста – который все еще соблюдался, несмотря на окончание срока епитимьи, – и резкость суждений Вивьена выводили Ренара из себя, и однажды в таверне он решился начать неприятный разговор с другом:
– Послушай, Вив, – он прочистил горло. – Надо поговорить.
– О чем? – спросил Вивьен, не скрывая своего безразличия.
– Ты знаешь, о чем, – многозначительно кивнул Ренар. – Давно пора было. Я, конечно, далек от твоих сердечных терзаний, но…
Вивьен напрягся, как струна, резко выпрямил спину и холодным пронизывающим взглядом уставился на друга. Вокруг него будто выросла невидимая стена.
– Не начинай эти глупости, – строго сказал он.
– Это вовсе не глупости, Вив, – терпеливо возразил Ренар. – Не притворяйся, что не понимаешь этого.
– Не лезь в мои дела, будь так любезен.
– Прости, но эту просьбу я выполнить не могу. Ты должен с ней поговорить.
– Черт, Ренар, хватит. Это же и вправду не твое дело! – Вивьен не скрывал, что начинает закипать. – Ты довольно долго не поднимал эту тему, и я предпочел бы, чтоб так и оставалось.
– А мне плевать, что бы ты там предпочел! – воскликнул Ренар. – Так больше не может продолжаться, Вив. Ты сам не свой.
Вивьен нахмурил брови.
– Мои личные дела не мешают службе.
– Это ты так думаешь. И ты ошибаешься. – Ренар тяжело вздохнул. – Еще как мешают, потому что, если б не мешали, я не начинал бы этот разговор. Ты говоришь о задании, но сам не в состоянии на нем сосредоточиться. Ты не слушаешь толком свидетелей, делаешь какие-то пространные умозаключения, которые ни с кем не обсуждаешь, постоянно раздражаешься. Я не стал бы тебе ничего говорить, если б видел, что ты сможешь справиться с последствиями размолвки с Элизой безболезненно. Но ты не можешь.
– Не тебе об этом судить.
– А кому? – усмехнулся Ренар. – Хочешь, чтобы об этом судил Лоран?
Этот вопрос заставил Вивьена вздрогнуть.
– Угрожаешь мне? – низко произнес он.
– Пусть так, если хотя бы это окажет на тебя влияние, чертов ты упрямец! – качнул головой Ренар и наклонился к столу. – Вив, меньше всего я хотел бы доносить до тебя свои мысли подобными способами…
– Так донеси их нормально, – буркнул Вивьен. Ренар закатил глаза.
– Хорошо. Вот тебе нормально: поговори с Элизой. Хватит везде ловить ее призрак. – Сказав это, он заметил, что при упоминании одного лишь ее имени Вивьен вздрагивает. – Ты даже во сне повторяешь ее имя, – вздохнул он. – Если случалось, что ты засыпал раньше меня, я слышал, как ты зовешь ее. Как бы это ни было для меня дико, тебе без нее слишком плохо.
Вивьен резко отвел взгляд.
«Не надо», – взмолился он про себя, но не посмел сказать этого вслух.
– Вив, ну хватит, – примирительно произнес Ренар. – Мы оба понимаем, что я не из злорадства тебе все это говорю. Я хорошо тебя знаю и, поверь, я никогда раньше не видел тебя таким подавленным. Мне надоело на это смотреть.
Вивьен некоторое время молчал, затем вздохнул и устало посмотрел на друга.
– Тогда, может, лучше мне меньше попадаться тебе на глаза, чтобы не мучить твой взгляд? – невесело усмехнулся он. Ренар едва не застонал от бессилия.
– Тебе просто нужно поехать к ней и поговорить. Это – единственное, что будет действительно лучше.
Вивьен покачал головой.
– Нет, – тихо отозвался он.
– Я уверен, что ей не меньше хочется увидеться с тобой. Она уже не в ярости, как была в тот день. Она скорбит и ничего не понимает. Сейчас она будет готова тебя выслушать. Просто найди ее и…
– Она ненавидит меня за то, что я сделал, и ненависть ее справедлива, – устало проговорил Вивьен, решившись наконец продолжить разговор. – Ей плевать, почему я не сумел спасти Рени, она будет помнить лишь о том, что я не справился. С момента ссоры это – не изменилось. Какой смысл снова идти виниться перед ней?
Ренар пожал плечами.
– Для начала тебе стоит перестать так много думать только о себе, Вив.
Это замечание было встречено ошеломленным молчанием.
– Ты же только о своих чувствах и думаешь. А между тем, разве она не переживает из-за вашей размолвки? – Ренар усмехнулся. – Ей, между прочим, непросто приходится: она покинула свой дом. Опять. Она потеряла сестру, ты пригрозил ей арестом! Она вынуждена жить в страхе и скрываться после казни Рени и понятия не имеет, сможет ли когда-нибудь вернуться в Руан. Она даже не знает, уехал ли де Борд – если она вообще поняла, кто он такой и какую роль сыграл в казни ее сестры. Черт, Вив, лелея свои чувства к ней, ты хоть раз подумал о том, каково приходится ей самой?
Вивьен оторопело смотрел на друга. Впервые в жизни он слышал от него нечто подобное. Несколько мгновений он сидел молча, округлив глаза от удивления, а затем устало потер руками лицо.
– Проклятье, – полушепотом произнес он.
– Можно я это скажу? – усмехнулся Ренар. – Ты идиот, Вив.
– Здесь с тобой сложно поспорить, – покачал головой Вивьен, и Ренар вздохнул с облегчением, впервые за время задания услышав в голосе друга проблеск надежды.
– Поезжай к ней сразу по возвращении, – посоветовал он. – Встреть ее, поговори. Уверен, она только этого и ждет. Постарайся рассказать свою историю с самого начала. Перескажи подробно, как пытался вызволить Рени из тюрьмы, объясни, кто такой де Борд и какое он оказал влияние на Лорана. Элиза, надо думать, попросту не понимает этого.
– Но я ведь объяснял ей…
– Ты слишком привык общаться со мной, – хмыкнул Ренар. – А я инквизитор. Я понимаю, как в нашем отделении ведутся дела, и мне достаточно услышать сан де Борда, чтобы понять, что ты был бессилен что-либо предпринять. А для Элизы «архиепископ» – это лишь сочетание звуков. Она не понимает толком, насколько большой властью обладал де Борд над тобой и над Лораном.
– Боже, – выдохнул Вивьен.
– И ей надо все это услышать, Вив. Услышать от тебя.
Снова на некоторое время повисло молчание. Наконец, Вивьен кивнул.
– Ты прав. Черт возьми, ты прав. Но, – он поджал губы, – я должен сначала выяснить, куда именно Элиза ушла. Я ведь не узнавал этого, я… Ты прав, я вел себя, как идиот. Боже, я потерял столько времени! И сколько еще уйдет на то, чтобы выяснить…
Ренар снисходительно улыбнулся.
– Выяснять, где Элиза, не нужно. Я сделал это для тебя, потому что понимал, что рано или поздно ты за ней поедешь.
Вивьен с нескрываемой благодарностью уставился на друга.
– Кан, – кивнул Ренар. – Элиза живет на постоялом дворе в Кане. И, поверь, она тебя ждет.
***
Кан, Франция
Год 1361 от Рождества Христова
Дни, складывались в недели. Недели – в месяцы. В какой-то момент Элиза поняла, что каждый новый день в Кане похож на предыдущий, и она начала терять счет времени, проводимому здесь. Это напугало ее, как пугало все новое и неизвестное. Элиза сочла потерю времени настоящей проблемой и обстоятельно приступила к ее решению: она разложила на столе лист пергамента и начала проводить старательные и аккуратные вертикальные черточки, каждый раз перечеркивая их одной длинной горизонтальной чертой, когда наступал следующий понедельник. Дни недели она не записывала – новый понедельник символизировала проведенная длинная черта. Элиза решила, что никому не следует знать, что она умеет писать и читать, это могло привлечь к ней ненужное внимание. Только Паскаль Греню знал, что Элиза грамотна. И он, как обещал, хранил это в секрете.
Боясь начать вести в Кане жизнь, хотя бы отдаленно похожую на ту, что была в Руане или Кантелё, Элиза всерьез задумалась, как будет зарабатывать на пропитание в новом городе. Она не понаслышке знала, что некоторые женщины, обреченные на голод, опускались до торговли своим телом, но для Элизы одна мысль об этом была тошнотворна. В поисках заработка она поначалу рассеянно бродила по городу, размышляя, куда может податься, чтобы не вызвать подозрений.
Когда стали подходить к концу ее скромные денежные запасы, Элиза решилась рассказать о своей проблеме Паскалю и он, будучи знатоком города, подсказал ей обратиться к одному из городских лекарей или аптекарей. Заметив, что она слегка растерялась, он с готовностью предложил отвести ее в лавку одного своего знакомого.
Своему будущему нанимателю Элиза рассказала почти ту же полуправдивую историю, что Паскалю. Она сказала, что они с матушкой прежде удостоились чести быть личными знахарками знатной семьи. Также она сказала, что господин проявил лично к ней милость и обеспечивал свое покровительство. У аптекаря эта деталь истории вызвала неприкрытую многозначительную усмешку, и, хотя внутренне Элиза вскипела, она заставила себя проигнорировать это, предоставив старику самому додумать кажущуюся ему очевидной часть истории. Поддерживая укоренившиеся в нем мысли, Элиза с искренней скорбью сказала, что позже ее покровитель погиб, и ей пришлось перебраться в Руан в поисках нового заработка. Там она начала заниматься сбором трав и приготовлением лекарственных снадобий, проявив все умения, которым научила ее матушка. Аптекарь отнесся к этому скептически, но Элиза, продолжая соблюдать внешнее смирение и кротость, продемонстрировала свои умения при нем, чем тут же доказала свою пригодность к работе.
О своей связи с Вивьеном Колером, о своих верованиях или о погибшей сестре она умолчала. Элиза поклялась себе, что ее подлинная история в этом каменном городе останется тайной для всех. По крайней мере, так от нее никому не будет вреда. Особенно Вивьену.
«Вивьен. Где же ты?» – думала она, ворочаясь ночами в постели, прежде чем провалиться в сон, и вспоминая, как, бывало, засыпала у него на груди в те дни, когда он оставался у нее на ночь. Сон уносил ее в спасительную темноту, а с рассветом Элиза просыпалась, поворачивалась на бок и безотчетно касалась четок на руке. Каждое ее утро начиналось с воспоминаний о том, как хорошо ей было просыпаться рядом с Вивьеном. Казалось, он страшным призраком отчаяния преследовал ее повсеместно. Погружаясь в задумчивость, она вспоминала, каково было делиться с ним своими мыслями. Украдкой открывая книги или зачеркивая очередной день на своем пергаменте – невольно возвращалась к его урокам чтения и письма. Бывая в церкви, вспоминала тот день, когда он впервые привел ее в Нотр-Дам-де-Руан.