– Я… не переживаю, – непонимающе скользнув по Паскалю взглядом, ответила Элиза. Она никак не могла понять, что с ним творится: обыкновенно он был велеречив и умен, обладал тонким чувством юмора и острыми, как лезвие меча, мыслями.
«Может, он просто устал?» – подумала Элиза. – «Может, и не стоит ему навязываться? Воистину, он слишком вежлив, чтобы попросить меня уйти». – Однако она решительно отбросила последнюю мысль. – «И все же я твердо вознамерилась сказать ему обо всем, так что, раз он меня не прогнал…»
– Я хотела поговорить с тобой кое о чем, если не возражаешь, – улыбнувшись, начала она. – Мы никогда прежде не обсуждали, сколько я буду жить у тебя на постоялом дворе. Пожалуй, теперь я могу сказать тебе точно: в начале декабря я возвращаюсь в Руан.
Паскаль округлил глаза, недоуменно уставившись на Элизу, но ничего не сказал.
– У меня достаточно накопленных денег, чтобы заплатить вперед, если хочешь, – скороговоркой произнесла она и, улыбнувшись, продолжила: – Так было бы даже лучше. Тогда мы больше не вернулись бы к этому вопросу, потому что… – она поджала губы и передернула плечами, – потому что все будет улажено. Верно?
Еще несколько долгих мгновений Паскаль, почти не мигая, смотрел на нее. Казалось, все это время она говорила с ним на другом языке, и он не мог вникнуть в смысл ее слов.
– Ну же, что скажешь? – подтолкнула Элиза, нервно хохотнув. – Если хочешь, могу сходить за деньгами прямо сейчас. И от ужина я бы не отказалась. Я шла мимо рынка: там так пахло свежей выпечкой! Я и раньше была голодна, а теперь проголодалась вдвойне. Наверное, поэтому пряности такие дорогие – ведь дивный запах, который они создают, не получается забыть. Хочется подойти и покорно отдать пекарю деньги, даже если после придется голодать еще три дня.
Элиза легко рассмеялась, но осеклась, поняв, что болтовня, с помощью которой она пыталась расшевелить собеседника, не приносит никакого результата. Паскаль явно пропустил мимо ушей ее не обремененный глубоким смыслом монолог. Куда больше его занимали собственные мысли. И, похоже, неприятные.
– Ты… хочешь вернуться в Руан? – переспросил он, нахмурившись.
– Я… да, – кивнула Элиза, подавив легкую волну раздражения, возникшую в ответ на этот вопрос. Ей не нравилось, когда люди не понимали простых вещей с первого раза и переспрашивали то, что она уже объяснила. – Ты, верно, очень устал или был погружен в свои мысли, раз не расслышал меня.
Паскаль нахмурился сильнее прежнего.
– Но я думал, тебя здесь все устраивает, – явно давя в себе возмущение, ответил он. Вдруг его глаза округлились от осенившей его идеи. – Или тебя кто-то обидел?
– Никто меня не обижал, – довольно холодно отозвалась Элиза, начиная понемногу злиться. – Что на тебя нашло, Паскаль? Я ведь сразу сказала, что не останусь в Кане навсегда. Или ты забыл?
– Я… нет, просто… – Паскаль задумчиво кивнул и вдруг, казалось, успокоился. Нервозности в его голосе поубавилось. – Честно говоря, я подумал, что у тебя кто-то появился в городе. Ты ведь ходишь куда-то ночами. Я видел. – Он пожал плечами. – Так что я удивился, что ты готова его оставить. Вот ведь глупость!
Элиза нахмурилась, одновременно ухмыльнувшись:
– Этот «кто-то» – ночной огонь. Осенний ветер. Я хожу ночами, – она окинула подозрительным взглядом помещение, чтобы понять, не подслушает ли кто, – пообщаться с природой. Отдать дань уважения Земле, поблагодарить за осенний урожай, накопить сил перед долгой зимой. Погадать. – Глаза язычницы мечтательно сверкнули, и она доверчиво улыбнулась собеседнику.
– Вот как, – только и смог вымолвить Паскаль, вновь почувствовав себя неловко. Он не мог понять, как реагировать на столь откровенные рассказы о колдовских ритуалах. Пусть Элиза и не говорила ни о чем злом или преступном, но упоминания о ее верованиях, чем дальше, тем меньше казались ему невинным заблуждением.
«Она же верит. Проклятье, она и вправду устраивает шабаш за стенами города! О чем думал тот инквизитор? Ему жутко не было?! Впрочем, быть может, я смогу отучить ее этого?»
Элиза тем временем продолжила:
– Но все это я предпочитаю делать у себя дома, а не тайком в окрестностях Кана. Так что, да, я собираюсь вернуться. Но, думаю, мы с тобой еще встретимся. Как бы ни повернулась моя судьба, я либо приду тебя навестить, либо… – Элиза запнулась, пронзенная жуткой мыслью, что в Руане ее может ждать та же участь, что и Рени. Однако даже это не станет концом, ведь она переродится в новой жизни, – либо еще как-нибудь, – закончила она.
Паскаль, казалось, очень хотел что-то возразить, но лишь кивнул и спокойно проговорил:
– Что ж, я тебя понял. Смелое решение! Ты все обдумала?
– Много раз, – горько усмехнулась Элиза, вспоминая все пролитые слезы.
– Значит, – он помедлил, – договорились. Что ты говорила про плату? Может, утром? Сейчас, боюсь, я снова должен посвятить себя делам. Ты ведь понимаешь? – многозначительно спросил он, и Элиза кивнула.
– Да. Конечно, – она невинно улыбнулась. – Доброй тебе ночи.
Паскаль торопливо отправился прочь, а Элиза недоуменно провожала его глазами, пока он не скрылся за дверью.
***
Элиза улаживала дела. Договорившись с аптекарем, что ее работа прерывается на время зимы, она наскоро сочинила для него историю про «друзей из Руана», с которыми хочет повидаться и у которых будет гостить. Аптекарь не проявил особенного интереса к истории своей помощницы, лишь пожал плечами, проворчав, что теперь придется думать, кем заменить столь способную девицу.
«Талантливую служанку, которую ты гонял с поручениями», – фыркнула про себя Элиза, не испытав, однако, никакой злости. В конце концов, именно на этой работе она могла позволить себе прогулки по лесу, да еще и получала за них деньги.
Поняв, что ее история не вызывает подозрений, она облегченно выдохнула и приготовилась добросовестно отработать последние несколько дней.
В тот вечер она уже затемно вернулась на постоялый двор. Паскаля она застала сидящим в углу залы с кружкой эля. Он разглядывал какие-то документы и переговаривался с несколькими людьми – похоже, это были торговцы, доставлявшие продукты на кухню.
Присев неподалеку, Элиза попросила себе ужин у подавальщицы и стала дожидаться, пока Паскаль освободится от дел. Увидев, что мужчина начал прощаться со своими собеседниками, она подошла ближе, чтобы не дать ему сразу уйти по делам.
– Паскаль! – окликнула она.
Он обернулся и одарил ее тем рассеянным взглядом, каким частенько смотрел на нее в последнее время.
«Странно», – подумала она, – «только что с другими людьми он был собран, и в нем не было ни намека на рассеянность».
– Элиза, доброго вечера.
– И тебе. Я по поводу платы. Мы договаривались решить этот вопрос утром, но ты снова был занят, и я не смогла тебя дождаться.
Подойдя ближе, Элиза вынула из привязанного к поясу мешочка несколько монет. Ей надоело, что хозяина комнат приходится выслеживать и ловить в его же доме, чтобы заплатить ему. То, что они общались как приятели, не объясняло подобной странности.
– До конца этой недели, – твердо проговорила женщина, протягивая ему плату, – а потом я освобожу комнату.
Паскаль досадливо нахмурился, всем своим видом давая понять, что она не вовремя, однако деньги взял.
– Ты могла бы отдать, когда будешь уезжать. Я тебя не торопил.
– Я лишь хотела уладить дела, – произнесла она, и слова эти прозвучали устало. Она вздохнула. – Паскаль, спасибо тебе за то, что приютил. Я не знаю, что со мной будет дальше, но последние дни здесь мне хотелось бы провести гостьей, а не должницей. Ты помог мне своим участием в те дни, когда мне было очень тоскливо. И это для меня много значит. Хотя меня сюда и привело несчастье, ты и это место стали мне не чужими. Так что я не хочу думать про деньги и хочу, чтобы ты заранее знал, что я благодарна.
Паскаль быстро обежал взглядом зал, чтобы посмотреть, не подслушивает ли их кто-то, хотя ничего преступного или подозрительного Элиза не говорила. Убедившись, что слушателей нет, он кивнул, словно решившись на что-то:
– Хорошо. Я рад, что ты так, – он слегка замялся, – считаешь. Может, пойдем, пройдемся?
– Идем, – с готовностью кивнула Элиза, обрадовавшись, что он перестал от нее шарахаться.
Обойдя здание, они прошли во внутренний двор, который в это время пустовал. Видно, местные жители были заняты ужином. Остановившись около каменной скамьи, Паскаль, однако, не присел на нее, а поднял лицо к небу, словно просил у Господа помощи, и глубоко вздохнул. Элиза замерла неподалеку, ожидая, что он скажет. Ответит что-нибудь более теплое на ее благодарности? Объяснит, почему избегал ее?
– Кан – красивый город, не находишь? – заговорщицки, но немного устало улыбнулся Паскаль, убрав с лица прядь каштановых волос.
– Красивый, – улыбнувшись, кивнула Элиза.
– В какой-то момент мне показалось, что ты так не считаешь.
– Дело было не в городе, – отмахнулась Элиза.
– В таком случае я не понимаю, к чему тебе уходить. – Усталость в голосе Паскаля вдруг сделалась какой-то сварливой.
– О чем ты говоришь? – опешила Элиза. – Я же здесь не живу. То есть… это же не мой дом. Мой дом – в Руане. Я ушла оттуда не потому, что хотела.
– Ты ушла по определенным причинам. Очень опасным причинам. Так есть ли тебе резон возвращаться? Мало того, что это может быть опасно, так тебя и вряд ли там кто-то ждет. А отсюда тебя никто не выгонял.
– Вряд ли ждет? – переспросила Элиза, скептически приподняв брови. – Паскаль, к чему ты клонишь? Зачем ты пытаешься…
– Ты уже давно называешь это место домом. И хотя ты периодически говоришь так и про Руан, здесь, – он обвел руками пространство, – у тебя есть работа, знакомства. К чему рисковать собой, возвращаясь в Руан, и обманывать себя, думая, что там тебе будет лучше? Элиза, это же… прости меня, но это… как бы ты сама это назвала?