– Что – назвала? – переспросила Элиза, нехорошо сощурившись. Удивление прошло, и теперь она начинала подозревать, к чему он клонит.
– Свое поведение! – Паскаль развел руками с таким видом, как будто объяснял очевидную вещь маленькому ребенку. Элиза округлила глаза от возмущения, но он продолжил: – Эти твои ночные вылазки в лес, эти странности. Любовь к инквизитору. Элиза! Неужто ты действительно считаешь, что живешь в сказке? Ты же взрослая, на редкость умная женщина. Ты заслуживаешь лучшего, чем пустые фантазии. Только для этого, уж прости, надо прекратить эти ребячества и оглянуться вокруг.
– Ребячества? – протянула Элиза, пронзительно посмотрев на него. – Оглянуться? – Она нарочито повертела головой в разные стороны. – Я вижу постоялый двор, каменные стены, землю. – Она потопала ногой по замощенной поверхности двора и ядовито проговорила: – Достаточно умные выводы? Для женщины.
– Элиза, я же серьезно, – раздраженно качнул головой Паскаль. – Не возьму в толк, отчего ты ведешь себя так. Ты, наверное, замечала, что я избегал говорить с тобой о твоем уходе? Я так действовал именно по этой причине.
– Твои причины – твое личное дело, – отмахнулась Элиза. – Лучше скажи, откуда такая уверенность, что меня в Руане «никто не ждет», и почему тебя это так волнует? Даже если никто не ждет, у меня там дом. Ты знаешь об этом.
– У тебя там – он! – сверкнув на нее глазами, с жаром произнес Паскаль. – Это к нему ты хочешь вернуться. Но рассуди здраво: если бы ты была нужна своему инквизитору, он бы уже приехал за тобой. Я не понимаю, почему ты до сих пор переживаешь и надеешься на что-то! Он может арестовать тебя из злости.
– Если бы он хотел меня арестовать, то бы уже это сделал! – Элиза решительно шагнула к нему ближе, лицо ее исказилось от гнева, ведь он озвучил ее самый большой страх. – Как бы то ни было, я не намерена обсуждать это с тобой. Я все решила. Я с тобой рассчиталась. На этом – всё.
– Это неуместное упрямство, – с терпеливым видом продолжил гнуть свою линию Паскаль. – Ты права, ты со мной рассчиталась, и в плену я тебя держать не намерен, но…
– Неуместное? – перебила она. – А что еще тебе кажется неуместным? Мои чувства, моя вера, мое поведение? Так зачем же тебе что-то столь неуместное в твоем доме? Зачем ты меня отговариваешь?
– Я беспокоюсь о тебе. – В его голосе вдруг проскользнула тоска и заботливость, которые сейчас показались Элизе почти мерзкими. – И вовсе не считаю неуместной тебя. Если бы ты только отказалась…
– От всего, что мне дорого? – прошептала Элиза севшим от обиды голосом.
«Так вот оно, значит, как! Вот, что стояло за твоим пониманием и заботой: ты воспринимал меня как несмышленую девочку, которую можно перевоспитать! Но зачем? И по какому праву?»
– От опасных заблуждений, которые ты тянешь за собой из прошлого, – мягко проговорил Паскаль. Он также шагнул к ней навстречу, приподняв руку, как будто хотел приобнять ее, и Элиза едва заставила себя не отпрянуть. – Ты слишком привязчива, милая Элиза. Но эта не худшая твоя черта, ведь ты привязалась и к Кану, не так ли? И к моему дому. И ко мне. – Он сверкнул глазами, на его лице появилось лукавое выражение. – Не отрицай.
– Что? Я не… – Теперь Элиза сделала шаг назад и предупреждающе подняла руки. – Послушай, Паскаль, я благодарна тебе за приют, но вовсе не благодарна за то, что выясняется теперь! А если ты думаешь, что я питаю к тебе сердечные чувства, то, прости, но ведь я говорила, к кому их питаю! И ты сказал, что понимаешь. А теперь выясняется, что моя любовь к другому мужчине для тебя новость?
Паскаль замолк на несколько секунд, глядя на нее немигающим взглядом, а затем выпалил:
– Ты любишь только свои мечты! Любишь мужчину, с которым не можешь быть, предрассудки, противоречащие христианской вере и несущие, в лучшем случае, обман! Ты заигралась, как маленькая девочка! Но послушай меня, Элиза, ты уже не так молода! Со мной у тебя был бы кров, семья. Ты могла бы вести нормальную жизнь. Умоляю тебя, вернись из своих мечтаний в настоящий мир! Ты не героиня куртуазного романа. Жизнь – не песнь менестреля. Что должно еще произойти, чтобы ты поняла это? Тебе мало того, что твой инквизитор так и не приехал за тобой? Если бы ему было не все равно…
Элиза сжала кулаки от обиды и злости.
– Прекрати размышлять о том, чего не понимаешь! Можно подумать, тебе есть до этого хоть какое-то дело.
– Я знаю, что это не мое дело. Но пойми: я думаю о твоем благополучии. Поверь, я многое готов сделать, чтобы ты поняла это, и возможно, со временем…
– Например? – фыркнула Элиза. – Оскорбить меня, мою веру, мое достоинство, назвать меня несознательным ребенком?
– Если так нужно для твоей безопасности, то я сделал бы и больше! – В его голосе скользнула гордость и назидание.
Несколько мгновений Элиза смотрела на него, презрительно сощурившись, а потом косо усмехнулась:
– А знаешь, как безопаснее всего отучить меня от ребячества? Сдай меня инквизиции. Уж они-то умеют вбивать в людей истину. Давай! Ближайшее отделение как раз в Руане. Мне там будут… рады. Как и тебе, несколько месяцев укрывавшему ведьму.
Паскаль побледнел. Мысли о том, что Элиза может снова восстановить связи с представителями инквизиции, вызывали в нем не только ревность, но и страх. Ведь он и вправду укрывал ведьму. И если инквизиторы не будут так благосклонны к Элизе, как раньше, то на допросе она может выдать и его.
Так она, выходит, угрожает ему! Он надеялся на ее благосклонность и даже нежность, но она в своем упрямстве разозлилась на него.
«Почему все должно быть так?» – с досадой подумал Паскаль. При этом внутренняя сила, исходящая от Элизы, как назло, разжигала в нем нешуточное желание. Не зная, что сказать, он в отчаянии пустил в ход последний аргумент:
– Если тот мужчина еще питает к тебе чувства, он будет ревновать. Вряд ли он будет рад, если ты упомянешь про меня.
– А с чего ему ревновать? – прищурилась Элиза. – Он ничего про тебя не знает, и между нами с тобой ничего не было. И не будет, что бы ты ни думал!
– Он может думать, что было. И тем лучше – он потому и не приезжает, и не беспокоит тебя.
– Да он же не знает о твоем существовании! Если только не наводил справки в городе, но ведь и тогда ничто не должно было дать повода! – Элиза недоверчиво качнула головой. – Нет, ты несешь вздор.
Паскаль глубоко вздохнул.
– Элиза, послушай меня. Я сказал, что на многое готов ради твоей безопасности. Ты и вправду дорога мне. И, Бог тому свидетель, я уже делал многое! О некоторых вещах я даже не говорил, чтобы тебя не беспокоить. Но сейчас этого, видно, не избежать.
– Что ты скрывал от меня? – произнесла Элиза голосом, мгновенно ставшим похожим на рычание дикого животного. Если бы Паскаль знал ее дольше, то почувствовал бы, что разозлил язычницу до крайности. Но он не почувствовал.
– Я скажу тебе, – скорбно произнес он. – Я признаюсь. Тот инквизитор приезжал в Кан и искал тебя. Но для твоей безопасности, увидев его на площади, я обнял тебя – так он мог бы понять, что ты с другим мужчиной, и оставил бы тебя в покое. И… так и произошло! Похоже, его любовь к тебе была не так крепка, чтобы он захотел тебя вернуть, но и злоба ему чужда, раз он отпустил тебя и не стал преследовать. Видимо, он рассудительный человек.
– Как ты понял, что это он? – не меняя тона, прорычала Элиза.
– Нетрудно догадаться! Черноволосый молодой мужчина в инквизиторской сутане с цветами вряд ли…
– Цветы? – ахнула Элиза, – Вив… он никогда не дарил мне…
Паскаль продолжал что-то говорить, но в разуме Элизы круговертью начали проноситься воспоминания. Как Вивьен обсуждал с ней цветы, которые не хотел дарить, поскольку справедливо думал, что в ее понимании цветам место там, где они растут. Но здесь, в Кане она их почти не видела. И Вивьен понимал это…
Так он приезжал за ней! Она не зря ждала его.
Глаза Элизы обожгли Паскаля замогильным холодом. Теперь она знала: ради собственной выгоды, потакая своим гнусным мыслям, Паскаль Греню ввел в заблуждение Вивьена и обманывал ее саму. Воистину, он не хотел допустить, чтобы в ее жизни снова появилось то, что дорого ее сердцу.
Лжец.
– Я доверяла тебе! – воскликнула Элиза, перебив Паскаля посреди какой-то фразы, которой он многословно оправдывался. – А ты, выходит, считал меня доступной добычей. Знаешь, раньше… быть может, я бы ударила тебя, услышав такое. Но не теперь.
– Ударила? – округлил глаза Паскаль. – Элиза, для женщины ты очень много себе позволяешь. Если б ты и вправду вела себя так, как пытаешься показать, то вряд ли дожила бы до своего возраста. Я, заметь, спокойно отношусь к твоей дерзости, но…
– Ты просто ничего не можешь сделать против моей дерзости, – холодно рассмеялась Элиза. – Я дерзила графу, Паскаль. Я дерзила инквизитору. Думаешь, я устыжусь или испугаюсь дерзить тебе?
Она вложила в вопрос столько желчи, сколько смогла.
– Элиза, ты… – Он не нашелся, что сказать, и замолчал на полуслове.
– Я заплатила тебе за пять дней вперед. Я улажу дела, и после этого освобожу комнату и оставлю ключ в замке. Можешь не искать встречи со мной – я не буду с тобой разговаривать.
Развернувшись, она быстрым шагом покинула двор.
Паскаль долго прислушивался к звуку ее шагов, кусал губы и сжимал кулаки от досады, но не погнался за ней и не сказал ей вслед ни слова.
***
Оставшиеся несколько дней растянулись для Элизы на целую вечность, полную нервного ожидания и предвкушения. Последние задания по работе были выполнены, последняя плата за них была получена. Элиза тщательно вычистила комнату от следов своих занятий, так что ни трав, ни языческих атрибутов в ней не нашел бы даже самый пристальный наблюдатель.
Теперь Элиза не доверяла Паскалю и его заботливости. Да и о какой заботе речь? Что она жила на постоялом дворе и ела в трапезной? Так она ведь платила за это деньги. Это была услуга, а не какой-то особый дар. Единственное, где ее горе-ухажер о ней позаботился, было устройство на работу. Да и там он лишь раз привел ее, а дальше она сама показывала, на что способна.