Теперь пришла очередь Ренара печально качать головой. Он отвел ничего не выражающий взгляд в сторону и холодно проговорил:
– Я лично бросил треклятую книгу в огонь костра, на котором сожгли Вивьена. Этой ереси больше не будет в Руане. Мы не пострадаем от нее. И, покуда я еще служу Святой Инквизиции, я найду Анселя Асье. И ему придется, наконец, ответить на все вопросы, которые терзали людей из-за него.
– Еще служишь? – такая странная постановка предложения привлекла внимание Элизы.
Ренар тяжело вздохнул.
– Не могу я там больше, – махнув рукой, сказал он. Лицо его скривилось в мучительную гримасу. – Не после того, что произошло. Видит Бог, я пытался помочь Вивьену, пытался вытащить его из допросной, пытался говорить с Лораном, с де Бордом, но был бессилен что-либо изменить. – Он со злостью сжал кулак. – Уйти из инквизиции – меньшее, что я могу сделать. Хотя, как выяснилось, пока не могу и этого.
Элиза непонимающе покачала головой. Ренар пояснил:
– Лоран попросил остаться.
– Это, – Элиза помедлила, – неудивительно. Ты же не рассчитывал, что он просто так отпустит тебя?
– Честно говоря, я на это надеялся, – усмехнулся Ренар. – Но понимаю, почему он попросил остаться. Ему нелегко пришлось в последнее время. Он знает, что де Борд сделает все, чтобы сместить его с поста епископа, несмотря на то, что этот сан дается пожизненно. И Лоран просто не хочет оставаться с этим наедине. Ему еще тяжелее было пытаться заступиться за Вивьена, но он это делал. Я не могу его бросить после такого. Это предательство.
– И ты останешься, пока этот де Борд его не… что он с ним сделает? – нахмурилась Элиза.
– Сошлет в изгнание в монастырь.
– Звучит чуть лучше, чем казнь на костре.
– Если только чуть, – пожал плечами Ренар. – По факту это то же тюремное заключение, только условия получше. – Он вздохнул. – В общем, я дождусь этого вместе с ним. А пока у меня есть другие дела.
Элиза покорно кивнула. Остатки привычного уклада жизни продолжали рушиться с каждым новым словом Ренара, но она уже устала сожалеть об этом.
– После этого, – неожиданно сказал Ренар, – тебе будет нужно отсюда уйти. Лучше, если не будешь называться своим именем. Можешь представляться Рени, никто ведь не знал, что твоя сестра лгала, для тебя это преимущество. Будет лучше, если ты покинешь окрестности Руана и даже Нормандию. Выясним, где сейчас безопасно, куда не добирается война, и уйдешь туда.
– Я… – Элиза сглотнула подступивший к горлу ком и умолкла на полуслове.
– Ты – то, что искал и не нашел де Борд. Он будет преследовать тебя, если поступит хоть один донос. Он ненавидит колдунов и колдовство, а ты, ко всему прочему, влезла в самое сердце истории, которую он под пытками вытягивал из Вивьена. Ему и тем, кого он приведет на наши с епископом места, нет дела до того, что ты ненавидишь катарскую ересь и не делала людям зла своими, – он покривился, – ритуалами. Я не встану на твою защиту, это не поможет. Если тебя поймают, то ты погубишь и себя, и меня, ведь я не говорил о тебе, хотя знал. Никто не защитит тебя. Вив не того желал, когда сохранил тайну о тебе на допросе.
– Но мне некуда идти, – в страхе прошептала Элиза.
– Ты говорила, твоя матушка ушла странствовать по миру. Вот и найди у себя в крови тягу к странствиям и последуй ее примеру.
Элиза лишь устало вздохнула.
– А как же ты?
– Уж обо мне-то нечего беспокоиться, – буркнул Ренар. Он решил не волновать ее своими страхами. Попытавшись взять себя в руки, он растянул губы в подобии ободряющей улыбки. – Подожди переживать. Пока что мы оба здесь. Ты еще обещала помочь мне со зрением. А я обещал найти Анселя.
Элиза вновь ощетинилась при упоминании своего недруга:
– Только скажи, и я помогу, чем возможно.
Ренар не ответил, лишь красноречиво покрутил пальцем вокруг своих глаз.
– Может, у тебя сразу что-то найдется?
– Я посмотрю! – Элиза вскочила с кровати и с нервной поспешностью начала перебирать склянки и горшки, расставленные по дому. Это занятие немного отвлекало ее от горя, свалившегося ей на плечи. Ренар не торопил ее, молча откинувшись на скамье и прислонившись к деревянной стене дома.
– Есть только… – Элиза обшарила глазами дом и потянулась к лежащей на столе желтоватой кучке сухих цветов, имеющих достаточно вялый вид. – Есть ромашка. Можно отварить в теплой воде и делать компрессы на глаза. Должно ослабить напряжение, и может стать лучше. – Она сгребла в пригоршню сушеные цветки, приблизилась к Ренару и всмотрелась в его лицо с лекарским хладнокровием. – Я не вижу, чтобы у тебя были бельма на глазах. Или другие повреждения. Но взгляд как будто мутнеет, становится рассеянным. Как ты это ощущаешь? Просто все… расплывается?
– Расплывается и очень быстро устаю смотреть, – нехотя признался Ренар.– Хм. – Элиза неуверенно посмотрела на растения у себя в руках. – Мне кажется, этого мало. Но можно попробовать начать с ромашки.
Ренар коротко пожал плечами.
– Мы попробуем, – словно убеждая не столько его, сколько саму себя, с деланной бодростью кивнула Элиза.
***
Остатки дров, лежавших внутри дома, пошли на растопку печи. Элиза залила закипевшей водой сушеные ромашковые цветки-корзинки и дождалась, пока те размокнут. На улице успело стемнеть, и было слышно, как легкий ветер поскрипывает в ветвях деревьев, вторя треску поленьев в огне.
– Закрой глаза, – велела травница Ренару, который, насколько это было возможно, удобно улегся на лавке, подложив под голову собственную сутану и длинное сюрко Элизы, которое попалась ему под руку. Элиза подметила его хозяйское отношение к ее вещам, но замечаний делать не стала. – И не открывай, пока не скажу.
Ренар скептически хмыкнул, но глаза покорно закрыл.
Элиза опустила в настой чистую тряпицу, дала ей пропитаться, чуть отжала и, не отряхивая от кусочков листьев и цветков, положила ее на глаза Ренару. Тот наморщил нос:
– Развела у меня на лице болото, ведьма. – В голосе его послышалась нервная усмешка.
– Не нравится – могу убрать, – обиженно фыркнула Элиза.
– Я завтра проснусь зеленого цвета и буду весь пахнуть, как твои зелья? – продолжал злорадствовать Ренар. Впрочем, встать и воинственно скинуть с глаз тряпицу он не пытался.
– Приятно, вообще-то, пахнет, – еще больше обиделась Элиза.
Ренар лишь тихо посмеялся, но больше замечаний делать не стал. Теплая, сырая тряпица, источающая горьковатый, свежий аромат, по правде говоря, показалась неприятной только в первый момент. Глаза и брови в тепле волей-неволей расслаблялись, освобождаясь от осточертевшей сухости и усталости.
– Главное, чтобы работало, – примирительно сказал Ренар, прислушиваясь к недовольному сопению где-то около соседней стены дома. Удивительно, насколько обострился за последнее время слух.
– Надеюсь, – донесся до него озабоченный голос. – Я не уверена. Понимаешь, я такого не лечила. Я знаю, что обостряет зрение, что может снять усталость; знаю, что бельмо убирают серебряной иглой, но сама не умею, так что отправила бы тебя к лекарю. Знаю, что глаза слабеют к старости, но ты еще не стар. У тебя… – Она вновь замялась. – Я не до конца понимаю, чем ты болен. Но я буду искать среди всего, что знаю. И что не знаю тоже. – Ренар уловил в ее голосе внезапное воодушевление. – Есть же книги о целебных растениях, камнях, ритуалах? Ведь многие люди этим занимались!
Ренар предпочел проигнорировать смысл, который язычница могла вложить в слово «ритуалы», и ответил:
– Есть медицинские трактаты, по ним лекари учатся. Но ты что, будешь…
– Не зря же я училась читать! Вивьен бы… – Она резко притихла и договорила едва слышно: – Вивьен бы порадовался, если б умение читать помогло мне исцелить твои глаза.
Элиза замолчала, и Ренару показалось, что она почти не дышит.
«И когда я научился прислушиваться даже к дыханию?»
Несколько мгновений они провели в молчании, затем Ренар также тихо согласился:
– Порадовался бы.
На некоторое время они вновь замолкли. Ренар слышал, как Элиза встала, застучала котелком обо что-то. Зажурчала вода – видимо, травница переливала настой в какую-то емкость, чтобы пользоваться им дальше. Перегорающие поленья в печи изредка потрескивали, слышалось шуршание подола юбки Элизы и шаги по деревянному полу. Ренар подумал, что, стоило бы научиться так же чутко прислушиваться к звукам и с открытыми глазами, а не ориентироваться на зрение по привычке.
Элиза присела на кровать, глубоко вздохнула, и вдруг спросила:
– Может, хоть ты мне объяснишь, что собой представляет Ансель?
Ренар вопросительно приподнял брови, но тут же был вынужден придержать закрывавшую глаза тряпицу и вернуть ее на место, чтобы не сползла.
– Известно, что представляет. Сбежавший катарский еретик. Здесь, в Нормандии – и вовсе настоящий ересиарх. Обманщик и убийца, но об этом тебе ли не знать. Искусный, надо отдать ему должное, фехтовальщик и дипломат. Вот и все. Я чем-то из перечисленного тебя удивил?
– Но ведь это не всё. – Ренару послышалось в ее тоне нечто заговорщицкое. – Он еще и человек, с которым вы с Вивьеном когда-то дружили. И ваш наставник.
– Наш наставник – епископ Лоран, – резко возразил Ренар. Воспоминания о дружбе с Анселем сейчас были ему особенно неприятны, но Элиза не оставила эту тему.
– Хорошо, пусть так. Но ведь и ты когда-то был дружен с Анселем, а не только Вивьен. В те времена, когда он учил вас. Судя по вашему рассказу, он в то время вызывал у вас обоих такую же симпатию, или, по крайней мере, уважение, как у Гийома в Кантелё. Гийом был… у него были странные представления о людях. Он лучше разбирался в управлении землей, чем в человеческих душах. И я до сих пор не знаю, на чем строилась его дружба с Анселем. Ну а Вивьен… – Она вздохнула. – Вивьен любил необычных людей, его занимали странности и загадки. Так он и со мной сошелся, вместо того чтобы арестовать. И я понимаю, что Ансель был ему любопытен. Судя по тому, что ты пересказал, любопытен