Ноги сами понесли его в дом Амори, а руки вскоре потянулись к той греческой книге, на первой странице которой он заметил жука. Что-то в этом рисунке не давало ему покоя.
Показания свидетелей при попытке отбросить ненужные толки, постепенно складывались в единую картину. Лес. Четыре заболевших. Предлог в виде сбора трав. Никаких романтических отношений между жертвами и травником. Жук.
Жук.
Вивьен распахнул глаза, схватил греческую книгу с собой и спешно направился в дом Леона, где держали тело покойной до похорон.
Преисполненный скорби староста открыл дверь, и не сразу сумел понять, чего от него хочет инквизитор. Однако когда Вивьен решительно вошел в дом и направился к телу Жанин, Леон, опешив, побежал за ним.
– Господин инквизитор, ну разве можно так? – причитал он.
– Те женщины, что заболели похожей хворью – они ведь все ходили с Амори в лес, так?
Леон тупо уставился на Вивьена, несколько раз моргнув. Вивьен нахмурился и подтолкнул:
– Так или нет?
– Так…
– Лекарь осматривал Жанин на предмет укусов?
Леон передернул плечами.
– Так ведь не было ничего примечательного. Ноги, руки, – он немного замялся, – и вообще все тело…
– Эти женщины, которые ходили с Амори на поляну – они ведь были в простых платьях?
Леон вновь моргнул.
– А в каких же им еще быть платьях, господин инквизитор?
– А Амори? – В глазах Вивьена появился болезненный фанатичный блеск. – Не замечал, у него ноги были в плотной обуви? Закрытые? До каких пор?
Леон опешил от напора инквизитора.
– Так он… в лес всегда так ходит… кажется. Клянусь, я не знаю, господин инквизитор, я к нему не приглядывался. Он, – Леон развел руками, – не баба же, чего на него смотреть? Простите, право, только после смерти супруги нельзя такое говорить, но ведь…
Вивьен недовольно цокнул языком и решительно направился к лежащему на столе телу умершей.
– Принеси масляный фонарь! – скомандовал он. – Живо!
Сожалея о том, что даже при фонаре света может оказаться недостаточно, Вивьен все же не отказался от своей идеи. Дождавшись, пока староста выполнит указание, он придвинул стул так, чтобы сидеть перед головой покойницы.
– Держи фонарь, – приказал он. Леон не смел ослушаться. Вивьен под тусклым светом фонаря принялся осторожно – прядь за прядью – перебирать волосы Жанин у самых корней, пока не нашел на коже головы среди светлых волос странное уплотнение, вокруг которого темнел кровоподтек.
– Посвети сюда, – тихо произнес Вивьен, осторожно раздвигая прядь волос.
– Матерь Божья! Что это такое? – в ужасе отпрянул Леон.
Пожалев об отсутствии инструментов, Вивьен кивнул старосте, проигнорировав его вопрос.
– Принеси острый нож и глиняную чашку.
– Что вы собираетесь…
– Вопросы здесь задавать буду я, когда сочту нужным. Выполняй, что я тебе сказал.
Поставив масляную лампу на стол рядом с головой покойной жены, Леон на время удалился, и вскоре вернулся с глиняной чашкой и ножом.
– Подставь ей под голову и поймай то, что я оттуда вырежу, – строго сказал Вивьен, берясь за рукоять ножа.
– Но…
– Не беспокойся. Это нужно для установления правосудия, а больно твоей жене уже не будет. – Он не удержался от ухмылки. – За душу ее я помолюсь лично.
Леон, совершенно растерявшись, повиновался, и вскоре вместе с небольшим куском кожи в глиняную чашу упал небольшой жук. Вивьен осторожно в свете масляного фонаря пригляделся к нему. Жук, похоже, был мертв, как и его… носительница.
Вивьен не разбирался в тонкостях того, как должно выглядеть каждое насекомое, но этого жука он знал хорошо. Это был клещ.
Вивьен сверился с рисунком в книге и убедился в своей правоте.
Лес. Четыре заболевших женщины. Предлог в виде сбора трав. Никаких романтических отношений между жертвами и травником. Рисунок в греческой книге. Клещи.
Вивьен вскочил, осторожно разгладив волосы покойницы.
– Подай мне какой-нибудь лоскут ткани. Скорее.
Леон вновь повиновался, не решившись задать вопрос. Вивьен осторожно накрыл чащу с содержащимся в ней клещом и поспешил разбудить Ренара. Допрос предстояло продолжить прямо сейчас.
Строго наказав Леону держаться вне конюшни, пробужденный Ренар, недовольный тем, что Вивьен так и не объяснил цепочку своих рассуждений, запер дверь в импровизированную допросную. Отложенная другом в сторону книга и глиняная чашка, накрытая куском ткани, не ускользнули от его взгляда, но вопросов задавать он не стал.
Амори встретил их с нескрываемым страхом в глазах.
Ренар и Вивьен молча схватили его и развязали цепь. Не дав Амори прийти в себя, они завели ему руки за спину и, игнорируя слабые попытки к сопротивлению, вновь связали их веревкой. Затем перебросили веревку через водруженную на приличной высоте перекладину на двух опорах, и Ренар встал к рычагу, прикрепленному к стоявшей в отдалении катушке.
– Амори из Лилльбонна, – заговорил Вивьен, – признаешь ли ты свою вину в том, что поспособствовал болезни четырех жительниц этой деревни, перед лицом Господа и Его верных слуг?
– Я не делал этого!
– Объяснить тебе, что будет, если ты продолжишь упорствовать? Нам ясно, что телесные недуги пугают тебя больше душевных мук, иначе ты бы уже сознался в своих преступлениях. Поэтому расскажу, что будет дальше. С каждым поворотом рычага веревка будет наматываться на катушку и тянуть твои руки вверх через перекладину, пока ты не повиснешь на вывернутых в суставах руках и не начнешь растягивать их всем своим весом. Не стану описывать тебе, насколько сильна боль этой процедуры, скажу лишь, что своим криком ты перебудишь всю округу. Итак. Готов ли ты облегчить свою совесть?
– Господи, сжальтесь! Я невиновен! – вновь застонал Амори. Вивьен переглянулся с Ренаром.
– Начинай.
Ренар невозмутимо дважды повернул рычаг, и связанные за спиной руки арестанта под тягой веревки начали подниматься вверх. Поначалу боли не было, но, похоже, Амори уже понимал, что скоро она придет и будет невообразимо сильна.
– Кем был человек, что посвятил тебя в свои исследования? – вдруг спросил Вивьен. Казалось, этот вопрос удивил даже Ренара.
«Исследования?» – подумал он. – «Не заблуждения? Не ересь?»
Амори вздрогнул, и Вивьен понял, что нащупал ту самую нить.
– Кем он был? Монахом? Со слишком смелыми взглядами? Слишком умным, чтобы заточить себя в стенах монастыря?
Еще один поворот рычага.
Амори закусил губу и чуть согнулся.
Вивьен взял подготовленную заранее книгу и чашу с клещом, накрытую лоскутом ткани. Он поднес чашу к лицу Амори и раскрыл книгу на нужной странице.
– Ты ведь знаешь, что это такое, верно? Ты зарисовал его изображение, чтобы не забыть? Потому что твой учитель не успел научить тебя определять этих жуков на глаз? Что он в них видел? Медицинские перспективы? Возможность создать сильнодействующий яд? И ты продолжаешь его дело, потому что… его с тобой уже нет?
Новый поворот рычага.
Амори застонал и прикрыл глаза, согнувшись еще сильнее, что на этот раз не спасло его от боли. На лице выступили капли пота.
– Прекратите…
– Это ведь он убедил тебя уйти из монастыря? Это его книги, а не книги, которые подарил тебе аббат? – упорствовал Вивьен. – Как его зовут? Где он сейчас?
Ренар переглянулся с Вивьеном. Амори закусил губу до крови, ожидая новой боли, и та не заставила себя ждать. Два оборота рычага заставили его руки подняться так, что кисти замерли на уровне выше лопаток. Амори попытался согнуться, но веревка не позволила ему: если бы он рухнул на колени, то попросту вывихнул бы себе оба плеча рывком, и он понимал это.
– Назови его! – упорствовал Вивьен.
С искусанных губ арестанта сорвался крик, и вместе с тем прозвучало имя:
– Мишель!
– Так его звали? – переспросил Вивьен.
– Боже, да! Прошу, прекратите!
– Он изучал этих жуков? Преимущественно клещей? И их повадки впиваться человеку в кожу и вызывать болезнь?
– Он узнал это случайно… умоляю…
– Где он сейчас?
– Умер! – отчаянно закричал Амори.
– Как это произошло?
– Его долго мучили боли в желудке. Они и убили его!
– Это у него ты научился проверять действие этих жуков на людях, заманивая их в лес? Как ты узнал, что они там обитают?
– По заметкам Мишеля… Боже… он жил здесь когда-то… пожалуйста, отпустите, я все скажу!
Ренар и не думал повернуть рычаг в другую сторону. Вместо того он лишь сильнее натянул веревку. Амори снова закричал.
– Кто еще заинтересовался этим исследованием?
– Никто! Только я! Он доверял только мне! Он никому бы больше не сказал, потому что только я был ему близок.
Вивьен прищурился.
– В каких отношениях ты состоял с этим человеком?
– Я любил его!
Ренар изумленно приподнял брови. Вивьен поморщился и покачал головой.
– Поэтому вы покинули монастырь, – скорее утвердил, чем спросил он.
– Да… Боже, умоляю, отпустите!
– Признаешь ли ты свою вину в том, что поспособствовал болезни четырех жительниц этой деревни, перед лицом Господа и Его верных слуг?
– Признаю! – отчаянно закричал Амори, тут же тяжело застонав. – Признаю! Я делал это! Я приводил их в лес. Разных. А потом ждал, заболеет ли кто-нибудь! Болели не все, только некоторые… Боже, как же больно! Прошу вас…
– Продолжай.
– Клещи кусали многих… Некоторые оставались под кожей… другие отваливались сами… я не знаю, в чем разница, я пытался понять! И Мишель пытался. Я обещал ему, что выясню. – Снова тяжелый протяжный стон. – Прекратите, прошу!
Вивьен посмотрел на Ренара.
– Отпускай, – спокойно сказал он.
Ренар резко ослабил веревку, и Амори с криком рухнул на колени. Ренар и Вивьен схватили его, подняли на ноги и – обессиленного и хнычущего – подтащили обратно к столбу, к которому привязали цепями.
Вивьен улыбнулся Ренару.
– Похоже, мы здесь закончили. Отчет я допишу, мне все равно не уснуть.