– Стоило догадаться, что это была искусная женская уловка, чтобы проверить мое состояние, – хмыкнул Вивьен. Элиза качнула головой.
– Нужно осмотреть рану, перевязать ее, дать тебе еще настоя и заставить тебя лечь. Прости, Вивьен, но ты болен. И в твоем состоянии никакой активной деятельности быть не должно.
– Сидеть и тереть щеткой простынь – активная деятельность, по-твоему? – Вивьен скептически приподнял бровь.
– В твоем случае – да, – прикрыв глаза, вздохнула Элиза. – Послушай, ты запустил серьезную рану. Умей принять последствия этого и дай себе восстановить силы.
Вивьен отвел взгляд, и Элиза заметила, что по его лицу пробежала тень.
«Почему если со мной случается нечто подобное, я всегда думаю о том, что арестантов – не выхаживают? Да что там до арестантов – даже самого Спасителя никто не выхаживал. Разве то, что со мной так возятся – справедливо, особенно учитывая то, чем я занимаюсь? Ведь я часто наношу другим травмы, после которых никто не помогает им восстановить силы. Только если перед казнью. Разве так должно быть? Разве это – справедливо?»
Еще одна мысль мелькнула в голове Вивьена – она мелькала у него каждый раз, когда он задумывался об арестантах: на ум приходил образ человека, который должен был оказаться в застенках инквизиции, но избежал их, скрывшись. Он значил для Вивьена и Ренара очень много – пожалуй, значил до сих пор, хотя ни один, ни другой не спешили в этом признаться. Говорить о нем было опасно для жизни. И все же…
«Его бы точно никто не выхаживал».
– Вивьен? – обеспокоенно обратилась Элиза, вырвав его из раздумий. Она заметила, что он сжимает в кулак лежащую на колене руку и слишком отстраненно смотрит куда-то вдаль. – Что с тобой?
– Все в порядке, – моментально отмахнулся он.
«А ведь когда он только пришел, он не подавал виду. Он учил нас, он стал нашим другом. Его судьбу решило то, как он думал… то, во что его научили верить. Это сделало его врагом человеческих душ и нашим – нашим! – врагом. Всего за один день, за несколько часов, в течение которых Лоран выяснил правду о нем.
Ансель…
Так не должно было быть».
– О чем ты подумал? – не унималась Элиза.
– Ни о чем. – Он попытался улыбнуться.
– Но я же…
– Элиза. – Он посмотрел на нее со всей серьезностью, на какую только был способен. – Я не могу об этом говорить. Это запрещено, понимаешь?
Она вздрогнула, услышав это.
Слишком часто она забывала, что перед ней инквизитор, за плечами которого были множественные допросы еретиков, опасные поездки, охота на вероотступников, секреты, своды правил и вес мощнейшей организации в мире.
Воспоминания, как ни странно, почти физически надавили на Вивьена, мгновенно заставив его почувствовать, как быстро он потерял силы, сделав при этом так немного. Он ощутил, что кровь отлила от лица, а комната предательски качнулась перед глазами. Ему с трудом удалось взять себя в руки.
– Прости, – вздохнула Элиза, накрыв его сжатую в кулак руку своей ладонью. – Знаю, есть много вещей, о которых ты не можешь и не должен говорить. Просто знай, что, если я могу как-то помочь тебе… может, просто выслушать без упоминания каких-либо имен или деталей, чтобы тебе стало легче, я готова сделать это, не задавая вопросов.
Вивьен благодарно улыбнулся и обнял ее. Некоторое время они сидели молча, затем Элиза осторожно отстранилась и направилась к сундуку, откуда достала новую простынь. Она быстро перестелила кровать, не обращая внимания на наблюдавшего за ней инквизитора, и, лишь закончив, повернулась к нему и протянула вперед руки, призывая его подняться со скамьи.
– Я тебя очень прошу, ляг. Не своди на нет все мои усилия. Мне нужно осмотреть и перевязать твою рану. Помоги мне, не упрямься, хорошо?
Тяжело вздохнув, он поджал губы, уголки которых тронула легкая улыбка, и кивнул.
Вивьен резко вскочил на кровати. Он не сразу понял, где находится – реальность словно окутал густой туман, в котором он все еще слышал боевые кличи, звон стали и какие-то выкрики на чужом языке.
Кто-то склонился над ним, и он узнал знакомую копну кудрявых рыжих волос. На него уставилась пара выразительных больших зеленых глаз, глядящих с любопытством и, казалось, легким беспокойством.
– Вивьен, – обратилась к нему девушка. От легкого прикосновения ее холодной руки к его плечу он вздрогнул и попытался перевести дыхание.
– Рени? – хрипло произнес он, потерев глаза. Вопрос «где я?» отпал сам собой, он вспомнил, что находится в доме Элизы. Похоже, Рени пришла к сестре и застала ее пациента в момент пробуждения ото сна.
Словно прочитав его мысли, Рени мягко улыбнулась и кивнула на окно.
– Уже вечер, – возвестила она. – Похоже, ты проспал целый день. Как себя чувствуешь?
Вивьен прислушался к себе. Рана болела, но не сильно. Учитывая, что буквально вчера ее вскрывали вновь, чтобы очистить, боль и вовсе была сущим пустяком.
– Я… в порядке. Спасибо, – неуверенно ответил Вивьен.
– Ты кричал во сне. – Рени присела на край кровати и мягко, но при этом настойчиво надавила на его плечо, заставив его снова лечь. – Тебе снился кошмар?
Вивьен нахмурился.
– Я не знаю… не помню…
– А, по-моему, помнишь. – Пытливый взгляд зеленых глаз Рени проникал в самую душу инквизитора. Он невольно усмехнулся: эта девушка, похоже, умела читать в людских душах не хуже его самого – при том безо всякого обучения.
Рени склонила голову и улыбнулась.
– Ты говорил что-то во сне. Говорил на языке, которого я не понимаю. Что тебе снилось?
Вивьен вздохнул. Что ему снилось? Он и сам не мог толком понять. Сейчас столь яркий сон, в котором участвовало великое множество людей, которых он никогда в жизни не встречал, казался ему лишь оборванными образами. Хотя что-то подсказывало ему, что там, в пылу неизвестного сражения фигурировали и Ренар… и Ансель. Он не видел их лиц, он просто чувствовал, что они были там с ним. Бились под одним знаменем. Под знаменем Креста…
– Я не уверен, – Вивьен неопределенно пожал плечами. – Я видел сражение, в котором никогда не принимал участия. Видел людей, которых знаю, но они выглядели… иначе, хотя я был уверен, что это именно они. Я слышал выкрики на других языках. Хотя сейчас я совсем не понимаю, что все это значило – там, во сне, мне было понятно каждое слово. Все было… таким настоящим. У нас была огромная армия. Вокруг было жарко. И я видел флаги с вышитым на них крестом.
Рени понимающе кивнула.
– Крестовый поход? – спросила она.
Вивьен неуверенно качнул головой.
– Возможно. Не знаю. – Он поднял на нее глаза так, словно Рени могла знать ответы на все волнующие его вопросы. – Я ощущал себя как-то иначе в этом сне. Мне казалось, что я был другим… у меня, похоже, была борода… я был крупнее. Боже… звучит, как бред.
Рени хихикнула.
– Вовсе нет. Ты столько чувствуешь в своих снах! Я вот не могу сказать, как ощущаю себя во сне. В моих снах все смешивается. Я лишь по образам и связям могу понять, что вижу что-то знакомое или кого-то знакомого. А ты чувствуешь даже свое тело. Это удивительно. Хотелось бы мне тоже так.
Вивьен слабо улыбнулся, но улыбка его быстро померкла. Он задумался о том, что видел. Ему не в первый раз снилось, что люди разговаривают на других языках, и он понимал эти языки. Ему казалось, что так бывает со всеми, но, сколько он ни спрашивал украдкой у других, что они видят во снах, каждый раз выяснял, что никто больше ничего подобного не видит. Что это за сны? Этот вопрос не покидал его.
Рени снова будто прочитала его мысли. Она пригляделась к нему и вопрошающе кивнула.
– Тебе часто такое снится? – спросила она.
– Такое – это какое?
– Чтобы во сне на других языках говорили, например. Или чтобы люди, которых ты знаешь, выглядели как-то иначе.
Вивьен прерывисто вздохнул.
– Мне иногда снятся земли, где я никогда не бывал. И события, в которых я никогда не принимал участия. При этом мне кажется, события из моих снов происходили очень давно… если вообще происходили. – Он нахмурился, понимая, что попросту сойдет с ума, если будет слишком много акцентировать на этом внимание. – Забудь. – Он покачал головой. – Это просто сны. Не стоит придавать им такого значения.
Рени не согласилась.
– Это не так, – сказала она, и в голосе ее прозвучало столько уверенности в собственной правоте, что спорить Вивьену не захотелось.
– Ты думаешь?
– Ты, похоже, видишь все очень подробно. Никогда не думал, что через сны с тобой могут говорить твои прошлые воплощения? – Она невинно улыбнулась, словно ее слова не были ересью, а представляли собой нечто обыденное и простое.
– Мои… прошлые… – Вивьен покачал головой. – Мне не положено даже задумываться о чем-то подобном, Рени. – Он усмехнулся. – И тебе в моем присутствии не стоило бы.
– А иначе? – хмыкнула девушка. – Арестуешь меня и сожжешь?
– У вас в семье, что, увлечение такое – дерзить инквизиторам? – буркнул Вивьен. – Мы не сжигаем людей, Рени. И уж точно не стремимся этого делать.
– Я живу в лесу, но мне прекрасно известно, что по стране то и дело пылают еретические костры, – с усмешкой сказала Рени. – Хочешь сказать, что я это выдумываю?
Вивьен поморщился.
– Нет, – покачал головой он. – Но не инквизиция приговаривает еретиков к смерти через сожжение. Церковь… – Он помедлил, понимая, как глупо будет звучать то, что он собирается сказать. Этот постулат всегда казался ему лицемерием. – Церковь не пятнает себя кровью.
Рени приподняла бровь, не стараясь скрыть своего скепсиса.
– Если не инквизиция приговаривает людей к сожжению, то кто?
– Такое решение выносит светский суд, которому передается дело безнадежного еретика, – поморщился Вивьен. – Нас заботит спасение человеческой души в первую очередь. Мы много беседуем с теми, кто попадает к нам, и пытаемся вернуть их на путь христианской веры.