— Запомнил, — сказал Базиль.
— А вас, капитан… — начал король и запнулся.
Король увидел Альфу.
— Где ты шлялась, паршивка? — спросил он.
Капитан Жерар де Жийю родился в сорочке.
— Что-то слишком часто вы стали попадаться мне на глаза, капитан, — поморщился король. — Берегитесь. Все свободны. Я всех помиловал. Ступайте.
Поджав хвост, Альфа виновато лизнула руку Карла и стыдливо прикрыла красивые глаза. Она словно одобряла решение своего повелителя.
Лопоухого швейцарца, мимо которого проскочила из Лувра Альфа, простили тоже. Сержанта, которого разжаловали в рядовые, снова сделали сержантом, выпустив его из темной. А Базиля встретил у входу в Лувр сияющий Жоффруа Валле.
— Я же вам говорил! — обрадовался он.
— Не хотите ли прогуляться со мной в Рим? — спросил у него Базиль. — Проведать моего близкого родственника Папу Пия Пятого.
— Вы, маркиз, в родстве с Папой Римским? — поразился Жоффруа.
— Да еще в каком! — выразительно поднял над головой указательный палец Базиль.
Спешащие по узким улочкам люди словно течением вынесли наших знакомцев к Гревской площади. Здесь гудела плотная толпа.
— Что там? — поинтересовался Жоффруа, силясь рассмотреть происходящее на высоком эшафоте.
— Еще одного еретика отправляют в ад, — ответили ему.
Густую черную бороду человека на эшафоте развевал ветер. Неужели Луи Шарль Арман де Морон?
— Господи, — перекрестился Жоффруа Валле. — Не может быть.
За шумом было не разобрать, что там говорили, на помосте. Лишь когда помощник палача уронил графа на плаху, шум стих. Взлетел и упал топор.
— Звери, — прошептал Жоффруа, — дикие, неразумные звери.
А когда помощник палача показал народу отрубленную голову Луи Шарля, Жоффруа проговорил:
— Маркиз, я еду с вами в Рим. Я уже там бывал и знаю дорогу. Блажен, кто делает большое дело не для себя, а для других. Последнее время я, кажется, немного ослеп и запутался. Я догадываюсь, из-за чего погиб де Морон. Он спасал меня. Вечная ему память. Я не имею права отказываться от дела, на которое подтолкнул его.
То было самым сильным, как считал сам Жоффруа Валле, поступком в его жизни. Самым сильным, потому что Жоффруа не верил в возможность переступить через самого себя. Но он переступил. Он пришел к Анжелике и сказал, что уезжает с маркизом в Рим.
Она поняла его сразу.
— Я всегда знала, что ты уйдешь от меня, — ответила она. — Я знала…
— Но ведь я не ухожу от тебя, — попытался он успокоить ее. — Я уезжаю с маркизом де Буком в Рим. По очень важному делу.
— В Рим? — покачала она головой. — Жоффруа, евангелисты осуждали лицемеров, которые говорят одно, а думают другое. Зачем ты говоришь сейчас не то, что думаешь? Ты уезжаешь не в Рим, ты убегаешь от меня и от своей любви.
— Прости меня, любимая! — взмолился он. — Если бы я не любил тебя столь сильно, это не мешало бы моему зрению.
— Ты снова возьмешься за книгу, которую сжег? — спросила Анжелика.
— В огне сгорели листки, — сказал Жоффруа. — Книга осталась во мне. Быть может, даже лучше, что я ее сжег. Огонь отсеял ненужное.
Сердце Жоффруа разрывалось. Он плакал вместе с Анжеликой. Он молил ее о прощении. Он объяснял ей, что она любит его потому, что он есть вот такой. А если он останется с ней, то превратится в другого человека и она разлюбит его.
— Никогда! — рыдала она. — Я никогда не разлюблю тебя. Любой, кого я любила бы так, как тебя, остался бы. А ты уходишь. И за это я люблю тебя еще сильней. И еще за то, что ты дал мне сил понять, почему тебе надо уйти. Наверное, ни одна женщина в мире не способна поддержать своего любимого, когда он уходит от нее. А я говорю: ты делаешь правильно, иди.
— Ты ангел, — целовал Жоффруа ее руки. — Каждый человек должен идти на смерть для спасения человечества. Пусть даже не всего человечества, а хотя бы одного-единственного человека, как то сделал Луи Шарль. Но он сделал! А я, который проповедовал ему, отступлю? Нет! Я не имею такого права. Я не хочу стать предателем.
Долго ли двум одиноким мужчинам собраться в дорогу. Карл IX не поскупился на деньги. Дворцовый казначей, выполняя приказ короля, отсчитал такую сумму новенькими золотыми экю, какую Базиль отродясь не держал в руках. Обрадовавшись привалившему богатству, Базиль прежде всего решил расплатиться со своим вечным кредитором — Раймоном.
— Сколько я тебе должен? — ворвался он в домик на Мосту Менял. — Наконец-то я имею возможность освободиться от долгов. Смотри!
— Глупость и еще раз глупость, — ответил свое обычное Раймон. — Ты мне ничего не должен. И прекрати эти постоянные разговоры о деньгах, если не хочешь, чтобы я на тебя обиделся. А вот бриллиант я бы на твоем месте брать с собой в дорогу не стал. Пусть он лучше полежит у меня и дальше.
— Бриллиант нужен мне сейчас затем, — пояснил Базиль, — чтобы довести до конца дело, о котором я мечтаю с детства.
— С помощью бриллианта? В Риме? А если вас ограбят?
— Ты ставишь меня в неловкое положение, — сказал Базиль. — Я выпрашиваю у тебя свою собственную вещь… За два года ты, правда, привык к бриллианту. Да и задолжал я тебе немало. Но ведь я готов рассчитаться. Только пойми меня: без бриллианта мне в Риме делать нечего.
— Из-за какого-то дрянного мешочка, — буркнул Раймон, — ты готов расколоть нашу давнюю дружбу.
— Я готов расколоть?
— Или я мало для тебя сделал? — спросил Раймон. — Кто тебя вызволил из тюрьмы? Кто оплачивал операцию с глиняными горшочками? Кто подменил Анжелику на покойницу? Ты только придумываешь, а расплачиваюсь я. Но я-то знал, чем все это кончится. Знал! И молча терпел. На, забери свой камень!
Так они и отправились в дальнюю дорогу, Базиль Пьер Ксавье Флоко и Жоффруа Валле, оба в расстроенных чувствах. Один — от тягостного разговора с ростовщиком, другой — от мучительного расставания с любимой.
Однако существует примета: чем с более тяжелым сердцем уезжаешь, тем удачнее оказывается поездка.
Часть третьяИ пусть Бог НЕ ВМЕШИВАЕТСЯ
I. Пий, дурак этакий!
Попасть в папский дворец в Риме оказалось несложно. Однако добиться приема у Папы Базиль Пьер Ксавье Флоко не сумел. Папа Пий V не желал видеть человека из Парижа, который не имел официальных полномочий посланника французского короля. На вопрос о задуманной в Париже свадьбе Папа дал исчерпывающий ответ и пересматривать свое решение не собирался.
— Во избежание неприятностей советуем вам удалиться из Рима, — вразумляли маркиза де Бука и Жоффруа Валле в канцелярии Ватикана. — Не рекомендуем вам проявлять настойчивость, добиваясь аудиенции у его святейшества. Если Папа прослышит о вашей настойчивости, дело может принять худой оборот.
— А я как раз и хочу, чтобы Папа прослышал о нас и чтобы дело приняло худой оборот, — с несуразным упорством твердил маркиз.
— Не глупи, — уговаривал его Жоффруа. — Кроме неприятностей, нам здесь ждать нечего.
— Прости, но ты ошибаешься, — возражал Базиль. — Ты знаешь обо всем, Жоффруа, но здесь, прости, ближе к истине я, чем ты.
Они всю дорогу от Парижа до Рима проговорили об истине. Чрезвычайно пугая своими крамольными высказываниями Антонио. Хорошо было слуге Жоффруа Валле, глухонемому Просперу, который, с тех пор как у него вырвали язык, почти лишился слуха. Проспер с полным безразличием относился к беседе господ. А Антонио то и дело в страхе крестился. Да Базиль еще и подзуживал его.
— Неужели, Пий, тебе и впрямь не интересно, какую форму имеет Земля, на которой мы живем? — спрашивал он.
— Помилуй, Господи, ваша милость, — таращил глаза Антонио. — Да какая у нее такая форма, у земли? Черная она, матушка-земля, рассыпчатая. У нас в деревне очень даже худая земля, с подзолом. Вот и обеднели мы через нее. А ежели бы землица…
— Да я не про ту землю, Пий. Я про планету Земля. Неужели тебе не интересно, какой она формы, планета, на которой мы живем, почему она куда-то летит, почему вращается вокруг своей оси?
— Ваша милость, не знаю я никакой такой планеты, — крестился Антонио. — Всеми святыми клянусь, не знаю. И живу я вовсе не на планете.
— А где? — интересовался Базиль.
— Так во Франции, ваша милость.
— А где Франция?
— Так где? Во Франции она и есть Франция. Где ей еще быть?
— А Италия где?
— В Италии, наверное, ваша милость.
— А вместе они где?
— Кто?
— Да Франция с Италией.
— Ой, не мучайте вы меня, ваша милость! Глупый я человек.
— В Европе они, Пий.
— Это чего такое?
— Континент. Огромный кусок суши.
— И наша Франция на ней?
— На ней, Пий.
— Не, ваша милость, не на ней.
— Почему?
— Потому как во Франции вовсе и не сушь. Была бы сушь, и посохло бы все. А у нас, слава Богу, дожди идут.
Втолковать что-либо верзиле Пию не представлялось никакой возможности. Но, наверное, так происходило еще и потому, что Базиль лишь только-только сам начинал робко кое в чем разбираться. Взять хотя бы ту же Землю с Солнцем. Ну докажут, к примеру, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот — Земля вокруг Солнца. Что изменится? Нужно ли из-за такой чепухи кому-то добровольно идти на смерть? Этого он не понимал.
— Нужно! — горячо доказывал Жоффруа. — Чем человечество ближе придвинется ко всеобщей истине, тем оно станет жить лучше и справедливее.
— Но мой Пий все равно никогда не поймет, что Земля круглая, — возражал Базиль. — Если бы, по его представлениям, она была круглой, он бы с нее свалился. Да и зачем ему знать о Вселенной? Разве оттого станут лучше урожаи хлеба и винограда?
— Представь себе, что ты родился слепым, — пускался в рассуждения Жоффруа. — Окружающий мир для тебя сплошная черная ночь. Ты работаешь, предположим, в дубильной мастерской, где обрабатывают кожи. Ты на ощупь занимаешься выделкой бараньих шкур, чтобы пропитаться и одеться. Что тебе нужно еще? Ложку мимо рта ты не пронесешь. Стакан с вином — тоже. Тебе рассказывают, что салат имеет зеленый цвет, яичный желток — оранжевый, а сырое мясо — красный. Тебе втолковывают, что сало белое, а небо голубое. Но что тебе до всего это