На воткнутых в дрова столбах последний раз проверили состояние еретиков, осужденных на сожжение живыми. Не испустили ли они раньше времени дух, не потеряли ли сознание. Какой интерес жечь их без сознания. Под нос — пузырек, приходи в себя и готовься. Чучело, естественно, не проверяли. Чего его проверять, чучело? Чучело — оно и есть чучело.
А проверили, пощупали бы у чучела живот, как знать, чем обернулось бы сегодняшнее представление. Глядишь, и весь труд наших друзей пошел бы насмарку. И труд, и риск, и денежки.
Денежки, как всегда, платил Раймон Ариньи. Он же разыскал и кому их нужно дать. Склад уголовного суда открылся друзьям без особых трудностей. За соответствующую мзду их пропустили туда, не спрашивая, что им понадобилось. Раймон с Пушем и Пий остались сторожить вход. На этот раз даже не пришлось особенно хорохориться, изображая отчаянную смелость. Нужное им чучело лежало на длинном портновском столе, будто поджидая гостей.
— Вылитый ты, — ткнул пальцем в чучело Клод. — И рост, и осанка, и костюм. Только, по-моему, правый глаз тебе, вот эту пуговицу, пришили несколько выше левого. Ты не считаешь?
— Нет, не считаю, — возразил Базиль. — Вполне симпатичные, умные и проницательные глаза. И вообще весь я крайне симпатичный и умный. Любопытно, внутри у меня так же симпатично, как снаружи?
С этими словами Базиль расстегнул на чучеле камизоль и штаны о-де-шосс. После чего решительно вспорол живот.
В опилки уложили горшочки с порохом. Прореху зашили. Все, что необходимо, застегнули и привели в порядок. Чтобы не осталось никаких следов.
И вот красивое чучело с начинкой висело на столбе.
— Мы, божьим милосердием, парижский прево вместе с советниками, — долетел до друзей нудный голос, — объявляем справедливым приговор, что ты, Базиль Пьер Ксавье Флоко, постыдно, аки блудливый пес, сбежавший от рук правосудия, повинен во многих заблуждениях и преступлениях. Мы решаем и объявляем, что ты, Базиль Пьер Ксавье Флоко, должен сгореть...
По вялому знаку короля над плотным людским морем дружно запели трубы и ударила барабанная дробь.
Палачи поднесли к связкам сухого хвороста у поленниц факелы. Весело занялся и побежал по хворосту огонь. Задымила, попискивая, кора на поленьях. Разом загудели на площади огромные костры.
Позднее многочисленные очевидцы в подробностях рассказывали, как неожиданно разверзлись небеса и оттуда ударил огненный меч. Оглушительный грохот прогремел над Гревской площадью, разметав костер, на котором горело чучело. Удар небесного меча оказался таким сильным, что три человека получили ожоги. А палачу Люсьену Ледрому опалило надо лбом волосы.
Небольшая тлеющая головешка долетела даже до помоста, на котором сидел под зеленым балдахином его величество король Франции Карл IX.
Весь Париж вот уже больше месяца судачил об огненном мече, падшем с небес. Весь Париж и вся Франция еще раз воочию убедились, сколь всесилен и мудр господь бог.
— К чему этот небесный знак? — рассуждал адмирал Гаспар де Колиньи. — Не к тому ли, что если огонь на глазах у всего Парижа ударяет в католика, а не в гугенота, королю есть над чем задуматься.
— Я знал, что он шпион моей любимой матушки! — негодовал Карл IX. — Даже на костре он не оставил своих подлых замыслов, швырнув в меня головешкой.
— Странно, что небеса разверзлись как раз над тем костром, на котором горел Базиль Пьер Ксавье Флоко, — недоумевала королева. — Почему? За что бог покарал его?
— Господь бог и не собирался карать Базиля Пьера Ксавье Флоко, — нашептывала королеве Сандреза. — Господь бог послал с неба огненную десницу, чтобы показать всем невиновность бедного мученика. Меч ударил в огонь, чтобы загасить костер. Базиль Пьер Ксавье Флоко — святой.
— Не морочьте мне голову, душенька, — морщилась Екатерина Медичи. — Какой еще святой? Последнее время вы сильно изолгались. Я недовольна вами.
— Он святой, — твердила Сандреза. — Он истинно святой.
— Мне кажется, — говорила королева, — вы разглядели в своем Флоко святого значительно раньше, чем он сгорел.
— Он святой! — со страстной проникновенностью настаивала Сандреза. — Скоро вы сами убедитесь в том. Скоро в том убедятся все!
Мудрый ход Сандрезы вполне понятен. Она надеялась подтолкнуть французский двор к мысли о святости своего возлюбленного. Париж убедит Рим причислить Базиля Пьера Ксавье Флоко к сонму святых, и тогда друг ее сердца, за которого она так боялась, навсегда избавится от смертельной опасности.
— Вы мне надоели, милочка, — отмахивалась от фрейлины Екатерина.
— Но если он не святой, — резонно говорила Сандреза, — выходит, король прав, называя Флоко вашим шпионом? Выходит, божье знамение направлено против вас и в защиту короля?
Ей таки удалось сдвинуть с места свою повелительницу. Королева решила, что сделать Базиля Пьера Ксавье Флоко святым и в самом деле не так уж плохо. Но тут восстал король.
— Нет! — твердо заявил он. — Никогда!
Однако хорошо известно: если короли вгорячах произносят твердое «нет», оно может со временем обернуться в еще более твердое «да». Особенно когда в игру вступают такие искушенные игроки, как Екатерина Медичи.
А страна полнилась слухами и томилась ожиданием.
Чего только не говорили в Париже и во всей Франции о том божественном огне, каких только слухов не возникало вокруг него! Но никто, ни один француз ни на секунду не усомнился, что огонь низвергся прямо с небес. Никто! За исключением единственного чудака.
— С неба ничего не обрушивалось, — доказывал Жоффруа Валле. — Людям так показалось. На самом деле взрыв произошел в костре. Не знаю, чем он был вызван, но взорвалось в центре костра.
— Неужели влияние общего мнения столь велико, — недоумевал Луи Шарль Арман де Морон, — что и я попал в стан ошибающихся? Но я видел собственными глазами, как разверзлись небеса и оттуда ударила молния!
— Что обратило ваш взор к небесам, как раз перед тем мгновением, когда они собирались разверзнуться? — спрашивал Жоффруа.
— Мы так часто смотрим в небо...
— Даже тогда, когда рядом с нами на кострах горят живые люди?
— На них я смотреть не мог.
— Но и на тряпичную куклу вы наверняка тоже не смотрели. Не так ли? А когда раздался взрыв, невольно обернулись в сторону того костра.
— Да, правильно. И увидел, как с небес в костер ударила изломанная, белая с синим отливом молния. Я отчетливо видел ее собственными глазами.
— Как все?
— Да, как все.
— Вы каждый день, Луи Шарль, как все, отчетливо видите собственными глазами, как встает и садится солнце. И вы, и миллионы людей вместе с вами убеждены, что наше светило вращается вокруг Земли, то поднимаясь над горизонтом, то исчезая за ним. А что происходит на самом деле? Вы ведь знаете о доказательствах Коперника.
С ним было трудно спорить, с Жоффруа Валле. Своими жесткими аргументами он умел припереть противника к стене. Лишь в одном де Морон упорно оставался на своем: вера не обязательно должна быть основана только на знании. Можно верить и в то, что пока не доказано.
В тот день, когда де Морон открыто приехал в дом своего тайного соперника, словно наступил новый отсчет времени. Де Морон презирал себя за открытый приезд. Презирал и ненавидел. Хотя Жоффруа Валле и по сей день, благодарение господу богу, никто не трогал.
Нет, теперь де Морон ездил к Жоффруа Валле только тайно. Его влекло сюда ненасытное желание говорить обо всем на свете. Говорить и говорить, забыв, что между ними стоит Анна. Анна и его, де Морона, низкий, похожий на предательство, поступок. И странно, испытывая живейшую симпатию к человеку, преклоняясь перед ним, де Морон вместе с тем чувствовал, что желает Жоффруа Валле исчезновения. Чувствовал и... продолжал ездить к нему. Соблюдая при своих визитах крайнюю осторожность.
В Париже весь конец осени и целую зиму только и обсуждалось — быть Базилю Пьеру Ксавье Флоко в святых или нет. Екатерина Медичи выбилась из сил, пустив в ход всю свою дипломатию и воздействие магических сил бессмертного графа Бридуа. Да, да, граф Бридуа по-прежнему услаждал слух и взоры своей королевы. Убитый однажды ночью, он на другой же день чудесным образом воскрес. Ходили слухи, что графа заменил один из его двойников. Но суть от того не менялась. В конце концов столь ли важно, кто мы есть: мы сами или воплощенный в нас двойник. Короче говоря, склонить короля в сторону признания Базиля Пьера Ксавье Флоко святым оказалось совсем не просто.
И потому гонец с бумагами о новом святом, которого должен был утвердить папа Пий V, поскакал из Парижа в Ватикан лишь в начале весны 1571 года.
Давным-давно на свете уже не существовало такого, что было бы неподвластно его святейшеству, наместнику Иисуса Христа на земле папе римскому. Любая его прихоть исполнялась незамедлительно. Однако зимой и летом кое-что папу Пия V раздражало. Зимой в Ватикане становилось холодно да еще начинались дожди. Летом донимала жара. Папа Пий V не любил холодов, дождей и жару. Поэтому зимой и летом он подчас беспричинно нервничал. Папа любил весну. Весной папа чувствовал свое полное единение с богом, становился добрым и мягкосердечным. В этом отношении Базилю Пьеру Ксавье Флоко повезло. Шансы Базиля на высокое звание значительно возрастали.
Роскошный зимний сад в папском дворце в Риме благоухал розами. За стеклянными стенами сада, в полях и садах, лишь пробивались первые ростки, а здесь буйствовало зеленое раздолье. Кисти винограда наливались тяжестью. Персиковые деревья манили свежестью румяных плодов.
— В замке Святого Ангела,[4] — докладывал папе сопровождавший его по зимнему саду, епископ, — за минувшую ночь скончалось семнадцать заключенных. В числе их, к сожалению, и Лоренцо Моделини, которого вы, ваше святейшество, собирались сегодня допросить.
— Я так страшен? — удивился папа.
— Одно ваше появление перед толпой приводит людей в трепет, ваше святейшество.