Вторая атака обошлась наступающим дороже — из комнаты вытащили одного убитого и трех раненых. Вслед за отступившими хотел выскользнуть из комнаты и высокий монах.
— Назад! — приказал ему Базиль. — Вас, святой отец, я выпущу отсюда только в том случае, если вы устроите мне свидание с папой.
— Это не в моих силах, — отозвался монах.
— А вы постарайтесь, — попросил Базиль. — Если очень постараться, то можно уговорить хоть самого господа бога. Зачем зря проливать кровь?
— Папа не простит вам того, что вы делаете.
— Вопрос в том, прощу ли его я. Смелее, ребята! — весело закричал Базиль, отражая очередную атаку.
— Остановитесь! — раздался в этот момент повелительный голос.
Взоры всех обратились к венецианскому окну. В окне стоял сам папа римский Пий V.
— За что вы собираетесь прощать меня или не прощать? — поинтересовался он.
Все, кто находился в комнате, пали на колени. В том числе и Базиль с Жоффруа Валле. Головы всех склонились к каменному полу.
—Говорите, — подбодрил папа.
— Я бы хотел сказать вам о том наедине, ваше святейшество, — ответил Базиль, поднимая глаза к окну.
— Как вы посмели в этих святых стенах обнажить оружие? — повысил голос папа.
—Нас вынудили к тому, ваше святейшество.
— Вы умрете, — тихо сказал Пий V. — Но сначала я взгляну, такие ли вы мужественные на самом деле, какими желаете показаться.
Скорбная весть о смерти матери застала Генриха Наваррского на полпути к Парижу. Мать уехала туда раньше, чтобы принять участие в приготовлениях к свадьбе. И вот — неожиданная смерть. Но не убийство ли?
Едва наступивший в стране мир в одно мгновение рухнул. Задуманная Карлом IX свадьба, дающая гугенотам незыблемые гарантии, лопнула как мыльный пузырь. Какой сын согласится играть свадьбу у гроба своей матери. Да еще в стане тех, кто убил ее.
От того, чтобы не повернуть обратно, Генриха остановило одно: желание проститься с усопшей. Он очень торопился и все-таки опоздал. Королеву Жанну д'Альбре к моменту прибытия в Париж ее сына уже торжественно похоронили, соблюдя все почести и ритуалы, достойные ее сана.
Именитых гостей встретил в предместьях Парижа, в Сен-Жаке, сам адмирал Гаспар де Колиньи.
— Мужайтесь, мой мальчик, — подбодрил он Генриха Наваррского. — Вы правильно поступили, что не повернули обратно. Я очень боялся, что вы повернете и все начнется сначала. Нельзя допустить, чтобы из-за роковой случайности и нашей чрезмерной подозрительности вновь пролились реки крови.
— А вы убеждены, адмирал, что королева умерла своей смертью? — спросил Генрих. — Вы уверены, что дело только в легких?
— У них есть доказательства, — ответил адмирал.
— Но доказательства легко подделать.
— Я хочу верить королю Франции.
— А я не верю! И особенно не испытываю доверия к его матери.
В Лувре Генриха Наваррского с почетом сопроводили в отведенные для него покои. И первое, что бросилось в глаза юноше, едва он переступил порог комнаты, красиво разложенный свадебный наряд. По черному бархату и белому шелку затейливыми узорами вилась вышивка. Золотая нить перемежалась с серебряной, разноцветный бисер соперничал с драгоценными камнями.
— Что это?! — гневно ткнул в сторону роскошных одежд Генрих.
— Ваш свадебный наряд, ваше величество. Он до последнего момента готовился под непосредственным наблюдением вашей покойной матери, незабвенной королевы Жанны.
— До последнего момента? У королевы было воспаление легких. При этой болезни неизбежны жар, горячка. Или королева умерла внезапно?
— Простите меня, ваше величество, — склонил голову слуга-дворянин, — но я не имел чести быть посвященным в подробности смерти королевы Жанны.
— Вы здесь все... — еле сдерживая себя, отрезал Генрих. — Неужели после всего случившегося они надеются, что я надену этот шутовской наряд? Видно, меня принимают за полного идиота. Я желаю видеть королеву Екатерину Медичи. Немедленно!
— Вас ожидает его величество король Франции Карл Девятый!
— Я, кажется, внятно сказал, что желаю видеть королеву!
— Как вам будет угодно, ваше величество. Я доложу королеве о вашей просьбе.
Генрих устремился к покоям королевы с единственной целью — бросить в лицо им, этим бесчестным Валуа, что он о них думает, и умчаться обратно. Поклониться могиле матери и — домой! И никаких свиданий ни с королем, ни тем более с Маргаритой. Только с одной главной виновницей происшедшего — с Екатериной Медичи, которая олицетворяла всех Валуа.
— Мадам, — войдя в зал, где она восседала за столом, слегка поклонился Наварра.
— Как мне стыдно и тяжело, мой бедный Генрих, — трагически произнесла Екатерина. — Как мне больно, что я вынуждена встречать вас таким жутким известием. Весь грех падает на одну меня, только на меня. Я не сумела уберечь ее, бедняжку, уберечь мою дорогую подружку, женщину великой души и любящего сердца.
Подняв руки, Екатерина ткнулась лицом в ладони и зарыдала.
— Но, мадам, — сказал Генрих, — я бы хотел...
— Примите мои глубочайшие соболезнования, мой мальчик, — пробормотала в ладони Екатерина. — Мне так стыдно, что в нашем доме могло случиться подобное. Все мы ходим под богом. Но чтобы пригласить в гости дорогого человека, которого любишь всем сердцем, и не сохранить ее, не уберечь до приезда сына... Мои врачи сделали все возможное. Я не отходила от нее до последней секунды. Какое горе! О, какое ужасное горе! И на самом пороге свадьбы, о которой милая Жанна и я возвестили по всему королевству.
— Мне кажется, мадам, — глухо отозвался Генрих, — что при нынешнем положении вещей разговор о свадьбе попросту не уместен. А в моих покоях разложили свадебный наряд, будто я...
— О, сколь нечутки и бессердечны люди! — подхватила Екатерина. — Я накажу их. Как они посмели! Мой несчастный мальчик. Я буду теперь вам вместо матери. Вы позволите? Вы можете во всем положиться на меня. С этой свадьбой, на вашем месте, я бы тоже не торопилась.
— Я бы желал, мадам, — сухо сказал Генрих, — более подробно узнать о кончине матери.
— Да, разумеется, — согласилась Екатерина, осторожно промокая платочком глаза и зевая. — Да. Вы поступили правильно, что прежде всего явились ко мне. Иначе я бы сама пригласила вас, чтобы дать подробные разъяснения по поводу смерти вашей любимой матери и моей дорогой подруги. О, как мне тяжело, Генрих! Знали бы вы, как мне безумно тяжело!
По ее сигналу в зал вошли два человека в черном. Они оказались медиками и говорили на таком сложном языке, снабженном специальной терминологией, что Генрих многого не понял. Он понял лишь одно: они всячески пытались доказать ему, что смерть королевы Жанны была совершенно естественной.
— По приказу ее величества, я, Кайр, бывший лейб-медик ее величества королевы Наваррской, член факультета, четвертого июля, во вторник, был вызван к королеве и нашел ее в постели. У нее был приступ лихорадки. Незамедлительно произведя обследование, я установил, что правое легкое у королевы весьма сильно поражено. Заметил я также необычное затвердение и предположил наличие гнойника, который мог прорваться и вызвать смерть. Согласно этому я и записал в своей книге, что ее величество королева Наваррская проживет не более четырех—шести дней. Это было четвертого, во вторник, а в воскресенье, девятого, наступила смерть.
Он говорил, как по писаному. Четко, ровно и без каких-либо интонаций.
Второй, хирург, производивший вскрытие, подтверждал выводы первого. Да, сильное поражение правого легкого, да, гнойник, да, гибель была неизбежной. И сплошные медицинские слова, термины, фразы.
— Почему же она дома никогда не жаловалась ни на легкие, ни на опухоль? — спросил Генрих.
— Мы обычно так легкомысленны по отношению к своему здоровью, — зевнула Екатерина. — Да и какая мать станет расстраивать своими болезнями детей. Мои дети даже не подозревают, сколько у меня всевозможных болячек. Мы общими усилиями отвлечем вас от мрачных мыслей, сын мой. Ничто не возвращается обратно. Помогите мне подняться, дорогой.
Протянутая рука с короткими толстыми пальцами поблескивала маслянистым золотом колец и матовым переливом жемчуга. Идя сюда, Генрих не сомневался, что руки Екатерины Медичи причастны к гибели его матери. И он знал, что не прикоснется к ее отвратительной руке. Он потому и поздоровался издали и лишь сухим поклоном головы. А теперь вдруг, когда она попросила помочь ей подняться, он взял эту мерзкую руку и покорно побрел за Екатериной, которая повела его к своим детям.
— Отныне мы с вами друзья, — говорила ему Екатерина по дороге. — И друзья, и близкие родственники. Я отдаю за вас свою любимую дочь, потому что безгранично доверяю вам. Марго вас очень любит, мой милый. Так любит!
— Относительно свадьбы, мадам, — возразил Генрих, — я уже говорил вам. И сейчас, когда произошли столь трагические события...
— Но ведь отныне я ваша мать, мой мальчик, — перебила Екатерина. — Мы договорились. И вы как примерный сын обещали во всем слушаться меня.
— И все-таки я думаю, что наша свадьба...
— А вот и сама Марго! — воскликнула Екатерина. — Посмотри, девочка, кого я к тебе веду. Какой он красавец, умница, рыцарь! Ты должна проявить к нашему другу максимум внимания, дорогая. Он в таком смятенном состоянии духа, что даже заговорил об отсрочке свадьбы. Но я убедила Генриха, что произойди сейчас несчастье не с его матерью, а с твоей, ты бы не дрогнула. Правда, дорогая? А я бы с того света от всего сердца благословила ваш брак.
Прекрасное лицо принцессы залила краска. Приседая перед королем Наварры, Маргарита попыталась спрятать лицо.
— Я рада приветствовать ваше величество на земле Парижа, — произнесла она.
— А я удаляюсь, мои хорошие, — улыбнулась Екатерина. — Наедине вы скорей найдете общий язык, чем в присутствии отставшей от жизни старухи.
Выполнила ли Екатерина свою сложнейшую миссию? С одной стороны, ей требовалось сделать все возможное, чтобы отвести от себя подозрение в причастности к гибели Жанны. С другой — нельзя было и слишком настойчиво развенчивать сомнения Генриха. Но главное — настаивать и настаивать на свадьбе, чтобы он и оскорбленный, и из-за духа противоречия поступил наоборот. Получилось ли задуманное? Кажется, мальчик пошел по тому следу, по которому направила его она. Нюх у него тонкий, а ф