другой стороны, и отказать адмиралу было опасно. Ландскнехты стоят под ружьём. Если среди них начнутся волнения…
Стараясь не показать своего состояния, Карл сказал, что королевская казна целиком в распоряжении адмирала, что Карл по-прежнему любовно относится к нему, считая своим другом и отцом.
Адмирал отправился в свои особняк, но по дороге его настигли два выстрела.
— Стрелок целился оттуда, — не теряя самообладания, показал адмирал, когда к нему подбежали его верные гугеноты.
Над решёткой окна, куда указывал адмирал, ещё вился синий дымок. Но у того, кто стрелял, оказалась наготове резвая лошадь. Стук её копыт затерялся в переулках столь быстро, что мысль о погоне отпала сама собой.
— Это Гизы! — вскричали возмущённые гугеноты.
— Мы отомстим!
— Успокойтесь, друзья, — сказал адмирал, превозмогая боль. — Мой юный друг король Карл Девятый сам достойно накажет преступника. Я в этом убеждён. Я только что был у короля и ещё раз имел счастье видеть его дружелюбие.
Истекающего кровью адмирала донесли до дома и уложили в постель. Срочно вызвали врачей. Поставили в известность короля.
— Подлецы! — закричал Карл. — Кто посмел?
Первыми попали под подозрение, естественно, Гизы — Генрих Гиз, возлюбленный Маргариты, его брат и его дядя кардинал Лотарингский.
— Никакой пощады! — ревел Карл. — Пусть вся Франция, весь мир узнает, что для меня нет ничего невозможного! И герцоги, и кардиналы обязаны нести суровое возмездие, если они осмелились встать на пути короля. Взять всех троих. Пытать! И четвертовать!
— Не торопитесь, ваше величество, — подала голос Екатерина Медичи. — Как бы вам не совершить опасную ошибку. Покушение на адмирала, вы правы, действительно организовали Гизы. Но они исполняли чужую волю. Если вы арестуете их, Гизы скажут, что они выполняли мой приказ.
— Ваш?
— А вы и я, ваше величество, пока одно целое, — добавила Екатерина. — Это мы с вами стреляли в адмирала. Надеюсь, вы не станете преследовать Гизов за то, что они выполняли наш приказ?
— Но зачем это нужно было делать?
— Чтобы он не выстрелил в нас первым.
— И что же теперь?
— Теперь необходимо добить гугенотов, пока они не опомнились и не узнали, по чьему приказу раздались выстрелы.
Карл понял, что гугеноты и в самом деле не поверят, что король не причастен к покушению. Выход был один — опередить их.
Судя по всему, до счастливого вдовства Маргариты и в самом деле оставалось совсем немного.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯНочь под праздник святого Варфоломея
Вечером 24 августа, в воскресенье, накануне праздника святою Варфоломея, горбатый звонарь церкви Сен-Жермен-д’Оксерруа, ворча и кашляя, карабкался на колокольню.
— Если они хотят, чтобы я им как следует позвонил, — бормотал он, — я им с великим удовольствием позвоню. Мне не жалко.
И над Парижем поплыл перезвон колоколов, тон среди которых задавал большой басовитый колокол. Парижане знали: если басовитый колокол на колокольне Сен-Жермен-д’Ок-серруа начинал гудеть слишком густо, быть великой беде, вроде чумы или вражеского нашествия.
— Все готовы? — услышав набат, перекрестился герцог Генрих Гиз. — Двинулись!
И вскоре парижские улицы заполнили толпы вооружённых людей. К ним присоединялись и правоверные католики из числа парижских обывателей. У каждого на головном уборе красовался белый бант, а на руке — белая повязка. То был условный знак. Всех, кто оказывался без повязки и банта, требовалось уничтожить.
Бряцанье пик и мушкетов, шпаг и аркебуз, топот коней и громкие крики, солёные шутки и сочная брань возбуждали толпу. Коптящее пламя факелов лихорадило воображение. Крепкие напитки кружили головы. Ведь набат загудел как раз в конце воскресенья.
— Бей гугенотов! — катилось в ночи.
Кольцо факелов сомкнулось вокруг особняка адмирала. Немногочисленную охрану быстро смяли. Разделавшись с ней, пустили в ход колья и дубинки. Под мощными ударами затрещали двери адмиральского особняка.
— Помните, ребята, — напутствовал своих орлов герцог, красиво восседая на белом коне, — адмирал не должен уйти. Я хочу увидеть его труп. И тогда город ваш. Тогда вы можете убивать всех и брать всё. Весь Париж ваш! Смелее, бесстрашные!
Двери уже выломали и теперь приступом брали лестницу. Слышались грохот, ругань и звон стали.
Когда атакующие ворвались в спальню, раненый адмирал, превозмогая боль, встретил их стоя. Но первый же удар сбил ею с ног. Его, лежачего, добивали на ковре шпагами и кольями.
— Как там, ребята?! — кричал снизу, со двора, Генрих Гиз.
— Готово, ваша светлость! — отвечали ему.
— Давайте его сюда!
Бездыханное тело проволокли за ноги к балкону и швырнули через ограду.
— Тело адмирала сберечь! — приказал герцог. — Я должен показать его королю. В особняке долго не задерживаться! Вперёд, мои отважные! За мной!
Подковы коня ударили о камень, высекая искры. Вслед за вождём, хищно горланя, хлынула толпа тех, кому не досталась пожива в особняке адмирала.
— Бей гугенотов! — изрыгали глотки.
За воротами люди разбивались на небольшие группы, у каждой из них тут же выявлялся командир. Одну из таких групп возглавил капитан Жерар де Жийю.
— Слушай мою команду! — кричал он. — Не упускать друг друга из виду. Не щадить ни женщин, ни стариков, ни детей. Раненых добивать. Таков приказ.
Он был отличным служакой, капитан Жерар де Жийю, он умел точно выполнять приказы. А потому гибли все, кто был без белой повязки и белого банта.
И в доме Люсьена Ледрома, куда они ворвались, капитан переколол всех детей прямо в постелях. Погибли все. Лишь глава семейства, сам Люсьен Ледром, не пострадал. Той ночью в тюрьме было слишком много работы, и он не возвращался домой. Да ещё увернулся от шпаги ловкий Жан-Жак.
— Я думал, вы отважный воин! — крикнул мальчуган, юркнув за дверь. — А вы всего-навсего грязный убийца!
В мгновение ока он оказался на крыше дома.
— Огня! — кричал капитан. — Где факельщики?
Когда прибежали факельщики, Жерар де Жийю выстрелом из пистолета сбил мальчугана с крыши. Пуля попала Жан Жаку в живот.
Так погиб славный мальчишка, верный друг Жоффруа Валле.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯДа здравствует месса!
За полночь доложили Карлу IX, что адмирал Гаспар де Колиньи убит и его труп валяется во дворе особняка на улице Засохшего дерева.
— Слава тебе, господи, — перекрестился Карл. — А как Наварра?
— Сейчас покончим, ваше величество, — пообещали монарху.
У короля сердито топорщились усы, он зябко кутался в шерстяной плащ. Дело в том, что ночью король любил спать — для государственных дел ему вполне хватало дня.
— Разожгите поярче огонь, — кивнул он на камин. — Усильте у моей спальни стражу и докладывайте каждые пять минут.
И ему докладывали: кого убили, как убили, и как много их, убитых, этих проклятых гугенотов.
Наконец открылся путь и к спальне Генриха Наваррского. Если не считать последнего заслона — полутора десятков отборных драчунов из личной охраны вождя гугенотов.
У дверей спальни завязалось настоящее сражение. Было тесно, пускать в ход пистолеты боялись. Ритмично звенела сталь.
Сюда же примчался и Карл. Он не вытерпел столь длительного ожидания.
— Быстрее! Быстрее! — подбадривал он. — Я хочу увидеть Наварру мёртвым.
— Сейчас вы его увидите, сир! Рывок, ещё один, последний…
Массивная дверь в спальню отворена. Но неужели Генрих спит? Неужели не слышит шума за дверью?
Конечно, нет, слышит.
Как только нападающие распахнули в спальню двери и туда одним из первых ворвался нетерпеливый Карл, Генрих Наваррский бросился королю на шею.
— Мой любимый брат! — пролепетал он. — Как хорошо, что ты пришёл ко мне. И как раз в такую важную минуту! Я размышлял всю ночь. И сам собирался к тебе идти. Знаешь, что я надумал? Я порываю с протестантством. Отныне я — католик. Хватит разногласий! Я хочу быть вместе с тобой.
— Анрио… — пролепетал потрясённый Карл, — но мы… Ты понимаешь? Гугеноты ’затеяли против меня заговор. Я узнал. Мы должны были перебить всех до единого.
— И перебьём! — воскликнул Генрих. — В чём же дело? Смерть гугенотам! Да здравствует месса!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯОгненная маска
Той страшной ночью бравый капитан Жерар де Жийю отменно поработал и шпагой и кинжалом, чем заслужил особую благодарность Екатерины Медичи. В знак высокой признательности королева пригласила его к себе.
— Ходят слухи, капитан, — сказала она, — что вы давно и безнадёжно влюблены в одну из моих фрейлин.
— Увы! — вздохнул Жерар де Жийю и в порыве искренности поведал своей королеве, как коварная Сандреза поманила его за собой, а затем надменно оттолкнула. Как издевалась над ним. И всё потому, что увлеклась другим…
Состоялся разговор и с Сандрезой.
— А как поживает тот человек по имени Базиль Пьер Ксавье Флоко, которого король принял за моего шпиона? — спросила королева.
— Он погиб, мадам, — ответила Сандреза. — Я уже докладывала об этом вашему величеству.
— Не верю я тебе, милочка, — сказала Екатерина. — И давно. Так где находится сейчас твой возлюбленный?
— Он погиб.
— Ты лжёшь! Я слишком много прожила на свете и слишком часто обманывала сама, чтобы не отличить правду от лжи. Тебе всё равно придётся всё рассказать. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия признаться во всём здесь, у меня, иначе придётся говорить правду в другом месте.
— Я ничего не знаю, мадам.
С такой же твёрдостью держалась Сандреза и в застенках.
— Вам кажется, — убеждал её судья Таншон, — что вы отдаёте себя в жертву, выгораживая любимого человека. А подумал ли он о вас?
— Убейте меня, — зарыдала Сандреза, — но я ничего не знаю.
— Нет, мы не убьём вас, — сказал судья Таншон. — Вы уйдёте живой, но кое-что в этих стенах оставите. Если, разумеется, не одумаетесь.