А какой восторг читать и перечитывать чужие рукописи! Попадались такие, что вызывали у Жоффруа чувство зависти. Мысли в рукописях были столь остры и точны, что Жоффруа начинало казаться: подобного совершенства в изложении он достигнуть не сможет.
В тот день Жоффруа увлёкся переписыванием замечательной рукописи и вдруг услышал голос Анжелики Готье:
— Здравствуйте, Жоффруа.
Жоффруа не удивился. В мыслях своих он ни на минуту с ней не расставался.
— Посидите минутку, — сказал он. — Я сейчас. Какие здесь изумительные слова! Какие мысли! Вот бы мне научиться так писать!
— Вы мне прочтёте то, что там написано? — спросила Анжелика.
— Разумеется. Я затем и переписываю рукописи, чтобы дать прочесть их всем честным и мыслящим людям. Вот, к примеру:
«Люди обычно ни к чему так не стремятся, как к тому, чтобы возможно шире распространить свои убеждения. Там, где нам это не удаётся обычным способом, мы присовокупляем приказ, силу, железо, огонь. Беда в том, что лучшим доказательством истины мы склонны считать численность тех, кто в неё уверовал, огромную толпу, в которой безумцев безгранично больше, чем умных людей…»
Или вот:
«Только глупцы могут быть неколебимы в своей уверенности… Кто рабски следует за другим, тот ничему не следует».
У Жоффруа возникало ощущение, что он давно носил в себе такие же мысли, а этот мудрец взял и сформулировал их, чётко и доходчиво изложив на бумаге. Кто он? Где живёт? Не оскудела ещё, выходит, французская земля отважными и мыслящими людьми! Не всех их замучили и сожгли на кострах.
— Чувствуете, какая мысль? — Жоффруа поймал себя на том, что рассуждает вслух.
Он говорил, а Анжелика улыбалась и слушала.
— Кто рабски следует за другим, тот ничему не следует! — горячился он. — Вы понимаете?
— Понимаю, — улыбалась она. — Очень хорошо понимаю и готова рабски следовать за вами всюду, куда вы пойдёте.
— Но это совсем другое! — возмутился он.
И вдруг понял, что происходящее — вовсе не сон. Что Анжелика Готье, которая десятки раз уже являлась ему во сне, теперь на самом деле здесь, в его комнате.
— Как вы разыскали меня? — удивился он.
— Так… — ответила она. — Как люди разыскивают людей?
— Анжелика… Анжелика… — повторял он. — Но ведь это невозможно.
— Что невозможно? — спросила она. — Многие молодые люди предлагали мне руку и сердце, но я отказала всем. Я всегда любила одного вас.
— Но ведь вы не знали меня!
— Знала. Только ещё не встретила. И была убеждена, что встречу.
— Анжелика! У моей совести не станет ни минуты покоя, если я свяжу свою судьбу с вашей. Я обязан сделать задуманное, обязан написать свою книгу. Чтобы люди могли сказать обо мне: «Он сделал всё, что мог, и пусть, кто может, сделает лучше». Именно потому мы никогда не будем вместе.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯЛавка с дыркой
То, что лавка ростовщика Раймона Ариньи находилась на мосту Менял, имело много преимуществ. Главное из них: в полу задней комнаты имелся люк, а внизу, под крышкой люка, текла Сена. Верёвочная лестница у люка и привязанная внизу лодка с вёслами — что может быть лучше для человека, который бежал из тюрьмы и не желает, чтобы его упрятали туда снова. Помимо всего прочего, Базиль Пьер Ксавье Флоко отныне стал именоваться маркизом де Бук.
Валяясь целыми днями в задней комнате на кровати, Базиль читал нудные толкователи снов, бесконечные гороскопы и толстые альманахи с назидательными любовными историями. Читал и не знал, куда себя девать от скуки.
…В тот день дверь в лавку отворилась без стука. Оторвавшись от бумаг, Раймон взглянул на посетительницу в зелёной полумаске.
— Чем обязан? — поднялся он ей навстречу.
— Вы Раймон Ариньи? — произнесла незнакомка. — Называйте меня мадемуазель Сандреза. Над вашим другом опять нависла опасность. Когда и где я могла бы увидеть Базиля Пьера Ксавье Флоко? Я хочу ему помочь.
— Я не знаю, где находится Базиль. С тех пор, как его арестовали, о нём никто и ничего больше не слышал.
— Это неправда! — воскликнула Сандреза. — Вы знаете, что он бежал. И наверняка знаете, где сейчас находится. Доверьтесь мне. Дело в том, что король решил, будто Базиль бежал из тюрьмы с помощью королевы Екатерины Медичи, и приказал во что бы то ни стало его найти.
— Клянусь, — уверял Раймон, — я не пожалел бы для вас всего, чем владею, даже собственной жизни. Но не просите у меня того, чего я не могу дать. Я не знаю, где Базиль.
— Ах! — тихо воскликнула Сандреза. — Как вы жестоки. Вы убиваете меня. Мне дурно. — Пошатнувшись, она закрыла глаза и медленно опустилась на пол.
— Очнитесь! Не умирайте! Прошу вас! Я приведу к вам Базиля. Вы слышите?
Веки Сандрезы дрогнули.
— Вас зовут… Базиль Пьер Ксавье Флоко? — спросила она склонившегося над ней Базиля.
— Вы ошиблись, сударыня, — улыбнулся ей Базиль. — С вашего позволения, меня зовут маркиз де Бук.
Так волей судеб Базиль Пьер Ксавье Флоко освободился от своего добровольного затворничества в лавке ростовщика и встретил женщину, которую полюбил.
Они часто встречались. Базиль чуть ли не ежедневно приходил к дому, где его ждала Сандреза.
…В тот роковой день Сандреза узнала Базиля, как всегда, ещё издали. Но что это? Из переулка наперерез ему вышел человек, при виде которого у Сандрезы от ужаса перехватило дыхание. Она узнала в нём лучшего фехтовальщика Лувра, скандалиста и дуэлянта лейтенанта Поля де Шарнэ.
В просвет между листьями плюща Сандреза хорошо видела, как они приблизись друг к другу. Томительно проползла минута, вторая, а они всё о чём-то говорили.
Потом мужчины сбросили плащи, отступили на несколько шагов и вытащили шпаги. Послышались удары, и на острых лезвиях шпаг заблестели отсветы солнца.
— Боже! Боже! Боже! — шептала Сандреза, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. — Помоги ему, боже! Будь справедлив.
Лейтенант Поль де Шарнэ легко прыгал вокруг Базиля. Базиль скупыми движениями спокойно парировал удары, лишь изредка перекладывая шпагу из одной руки в другую. А Сандреза чувствовала, что надвигается беда.
И вдруг звон стали неожиданно смолк. Сандреза ещё не поняла, что произошло, а горло уже само вытолкнуло крик. Сверкнула шпага лейтенанта, Базиль упал, потом, скорчившись, повалился набок и откинул левую руку.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯВеликое огненное чудо
На Гревской площади семь огромных поленниц ждали, когда палачи поднесут к ним огонь. На столбах, привязанные цепями, висели грешники, живые и мёртвые. Среди них было подвешено и чучело. Потому что любого смертного, если его приговорили к сожжению, сжечь должны были непременно. Хотя бы и в виде чучела.
— Смерть им! — вопила толпа в тысячи глоток.
Когда на Гревской площади вспыхивали костры, парижские мальчишки вылавливали по всему городу кошек и, завязав их в мешок, волокли сюда. На этот раз их было немного— то ли подлые твари, чуя приближение праздника, попрятались по чердакам и подвалам, то ли вообще оскудел славный город Париж…
По площади волнами прокатился гул. На высоком постаменте, обтянутом зелёной материей, вяло опустился в зелёное кресло под зелёным балдахином король Карл IX.
Придворные дамы и кавалеры, стоявшие за спиной короля, изысканно переговаривались и скользили взглядами по толпе.
Екатерина Медичи зябко куталась в меховую накидку и позёвывала в кулак.
Король скучал и грыз ногти.
Сначала на эшафот поднимались приговорённые к самым лёгким наказаниям — к заключению в тюрьму, к ссылке на галеры, сечению кнутом… Дружно свистели над площадью кнуты, со вкусом и удовольствием обрабатывая обнажённые тела.
И в каждом из этих несчастных Жоффруа Валле — в такие дни он обычно стоял на площади — видел себя. Вместе с преступниками проходил все наказания, от самого лёгкого до самого сурового, и возвращался домой разбитым и опустошённым.
— Смилуйся над ними, святая мадонна, — бормотал Жоффруа, морщась от злого щёлканья кнута. — Дай им сил, упокой их души.
Даже коты в мешке вызывали у Жоффруа физическое ощущение боли. Словно его самого сунули в мешок, чтобы тоже бросить в огонь. Откуда такая варварская жестокость? Твари-то неразумные в чём повинны?
…Ворам отрубили уже правые руки, а еретикам — и руки, и ноги, а напоследок — голову. Готовился заключительный акт спектакля: в последний раз проверяли состояние тех еретиков, что были присуждены к сожжению живыми. Вместе с ними предстояло сгореть и чучелу Базиля, ради которого стоял сегодня на площади и ростовщик Раймон Ариньи.
Весть о гибели Базиля на поединке он узнал от Сандрезы.
— Базиль погиб, — сказала она. — Но я пришла, чтобы сообщить вам, что он жив и невредим. Он просит вас помочь ему в одном небольшом деле.
Вот оно чем обернулось! Базиль, как всегда, шутил. Он хотел превратить в шутку даже собственную смерть. А Раймону, как всегда, предстояло его шутки оплачивать.
А произошло с Базилем вот что.
— Простите, — сказал лейтенант, внезапно появившись из-за угла дома, — если я не ошибаюсь, вы Базиль Пьер Ксавье Флоко?
— Нет, месье, — галантно ответил Базиль, — вы ошибаетесь. Я маркиз де Бук.
— Господин маркиз, — расшаркался лейтенант, — король подозревает некоего Базиля Пьера Ксавье Флоко в заговоре против королевского величества. Мой непосредственный начальник капитан Жерар де Жийю поручил мне затеять с Базилем Пьером Ксавье Флоко ссору, вызвать его на дуэль и убить. Выбор, как вы сами понимаете, у меня ограничен. Либо я убью Базиля Пьера Ксавье Флоко, либо за невыполнение приказа убьют меня.
— И вы решили, — сказал Базиль, — что вам выгодней убить Базиля Пьера Ксавье Флоко?
— Нет. Даже если бы я так решил, то, боюсь, не сумел бы осуществить задуманного. Я отлично знаю, как Базиль Пьер Ксавье Флоко владеет шпагой. Поэтому я хочу договориться с вами, глубокоуважаемый маркиз, о том, чтобы спасти и меня, и его. Я предлагаю разыграть небольшой спектакль. Мы немного попляшем со шпагами. Услышав звон клинков, во всех окнах, разумеется, появятся любопытные. Кроме того, сейчас за мной из-за угла наблюдает мой начальник, капитан Жерар де Жийю. Он заверил меня, что если не совладаю с вами я, он сам доведёт дело до конца. У меня сложилось впечатление, что вы чем-то не устраиваете его лично. Таким образом, свидетелей у нас больше, чем достаточно. Вы упадёте, будто на самом деле сражены моим ударом… В результате — я сохраню собственную жизнь, к тому же получу благодарность командира и самого короля, а у вас будет гарантия, что Базиль Пьер Ксавье Флоко окончательно сошёл в могилу. Кого нет, того не ищут.