— «Вы — мой народ».
— Чудесно-чудесно, — радовалась Тамалан. — Затем Шиана распорядилась, чтобы этих двоих вымыли и выдали им новые одежды, а затем освободили. Поведай мне своими собственными словами, что произошло затем.
— Она вызвала Туека, который явился вместе со своими тремя советниками-помощниками. Это было… Похоже на спор.
— Войди в мнемотранс, прошу тебя, — попросила Тамалан. — Проиграй передо мной весь разговор.
Кипуна закрыла глаза и погрузилась в мнемотранс. Потом она заговорила:
— Шиана: «Мне не нравится, когда людей скармливают Шайтану». Советник Стирос: «Мы приносим жертву Шаи-Хулуду». Шиана: «Шайтан!». Шиана топает ногой в гневе. Туек: «Довольно, Стирос. С меня довольно этих сектантских разногласий». Шиана: «Когда вы усвоите?» Стирос старается заговорить, но грозный взгляд Туека заставляет его замолчать. Туек говорит: «Мы усвоили, Святое Дитя». Шиана говорит: «Я хочу…»
— Достаточно, — прервала ее Тамалан.
Послушница молча открыла глаза и стала ждать.
Вскоре Тамалан заговорила:
— Возвращайся на свой пост, Кипуна. Ты на самом деле очень хорошо справилась.
— Благодарю, Преподобная Мать.
— Среди жрецов будет просто паника, — сказала Тамалан. — Пожелание Шианы — для них приказ, потому что Туек в нее верит. Они перестанут использовать червей в качестве инструмента кары.
— Двое заключенных, — заметила Кипуна.
— Да, очень хорошо с твоей стороны, эти двое расскажут, что с ними произошло. История будет искажена. Люди станут говорить, что Шиана защищает их от жрецов.
— Разве она не именно так поступает, Преподобная Мать?
— Нет, но ты только подумай, какой выбор встает перед жрецами. Им необходимо шире прибегать к альтернативным видам кар — бичеванию и конфискациям. В то же время страх перед Шайтаном ослабеет из-за Шианы, страх перед жрецами будет возрастать.
Не прошло и двух месяцев, как в донесениях Тамалан на Дом Соборов появилось подтверждение этих слов.
«Урезание рационов, особенно урезание водного рациона, стали основным видом наказания, — докладывала Тамалан. — Управляемые слухи дошли до самых отдаленных местечек на Ракисе и скоро со всей определенностью достигнут и многих других планет».
Тамалан вдумчиво размышляла, какие выводы последуют из ее отчетов. Его увидит множество глаз, включая и глаза не сочувствующих Таразе. Любая Преподобная Мать способна будет живо представить, что происходит на Ракисе. Многие на Ракисе видели приезд Шианы на диком черве из пустыни. Жрецы с самого начала повели себя не так, как следовало, создавая завесу секретности вокруг Шианы. Неудовлетворенное любопытство порождало собственные ответы. Догадки часто опасней, чем факты.
В предыдущих донесениях сообщалось о детях, которых приводили играть с Шианой. Сильно искаженные рассказы этих детей распространялись и дополнялись и, соответственно, в таком виде передавались на Дом Соборов. Двое заключенных, возвратившись на улицы в новой роскошной одежде, только способствовали разрастанию мифа. Бене Джессерит, мастерицы мифологии, обладали на Ракисе готовой силой, оставалось ее только расширить и направить.
«Мы вскормили в населении веру в исполнение желаний», — докладывала Тамалан. Перечитывая свой последний отчет, она подумала о фразах, бенеджессеритских по сути. «Шиана — именно та, кого мы так долго ждали».
Это было достаточно простое заявление, для того чтобы его значение разошлось без искажений. «Дитя Шаи-Хулуда идет покарать жрецов!»
Это создавало чуть больше осложнений. Несколько жрецов погибли на темных аллеях в результате народной горячности, что возбудило в ответ новую озабоченность корпуса порядка — можно было предсказать несправедливости, которые обрушатся на население.
Тамалан подумала о жреческой делегации, смятенных советниках Туека, посетивших Шиану. Семеро, во главе со Стиросом, влетели к Шиане, завтракавшей с ребенком улиц. Ожидая чего-либо подобного, Тамалан была подготовлена, и ей доставили секретную запись этого инцидента. Было слышно каждое слово, видно каждое выражение лица, все мысли читались как на ладони для глаз Преподобной Матери.
«Мы жертвуем Шаи-Хулуду!» — ратовал Стирос.
«Туек велел вам не спорить со мной об этом», — сказала Шиана.
Как же заулыбались жрицы, когда она так ответила Стиросу и другим жрецам!
«Но Шаи-Хулуд…» — заикнулся Стирос.
«Шайтан!» — поправила его Шиана. На ее лице легко читалось: «Неужели эти безмозглые жрецы ничего не поняли?»
«Мы всегда думали…»
«Вы были не правы!!» — Шиана топнула ногой.
Стирос сыграл, будто ему нужно, чтобы она его просветила:
«Следует ли нам верить, что Шаи-Хулуд, Разделенный Бог, является также и Шайтаном?»
До чего же он законченный дурак, думала Тамалан.
Даже едва сложившаяся девочка может его побить, что Шиана весьма успешно и проделала.
«Всякий уличный ребенок знает это, едва научится ходить!» — назидательно проговорила Шиана.
«Откуда ты знаешь, как думают уличные дети?» — хитро осведомился Стирос.
«Ты Зло, раз во мне сомневаешься?» — обвинила Шиана.
Это был ответ, которым она научилась много раз пользоваться, зная, что все дойдет до Туека и вызовет тревогу.
Стирос тоже слишком хорошо это знал. Он подождал с опущенным взором, пока Шиана очень терпеливо, будто рассказывая старую басенку ребенку, объясняла ему, что либо Бог, либо дьявол, либо оба вместе могут обитать в черве пустыни. Людям остается это только принять. Не людям дано решать такие вещи.
За подобную ересь Стирос ссылал людей в пустыню. Его лицо (так тщательно записанное для аналитиков Бене Джессерит) явно выражало: «Такие нелепые мысли всегда возникают в самых отбросах ракианского общества». Но теперь! Он вынужден был примириться с настояниями Туека, что Шиана вещает правду, как Евангелие!
Проглядывая запись, Тамалан решила, что каша заваривается именно как надо. Это она и донесла на Дом Соборов. Стироса терзают сомнения. Сомнения всюду, кроме преданного Шиане народа. Близкие к Туеку шпионы передавали, что даже он начал колебаться в правильности своего решения «перевести» историка Дроминда в пустыню.
— Не был ли Дроминд прав, сомневаясь в ней? — вопрошал Туек окружавших его.
— Невозможно, — отвечали льстецы.
Что еще могли они сказать? Верховный Жрец никак не может ошибаться в таких решениях, Господь этого не дозволит. Шиана, однако же, явно сбила его с толку. Она ниспровергала в жестокое преддверие ада воззрения многих предыдущих Верховных Жрецов. Отовсюду требовалось новое истолкование.
Стирос продолжал наседать на Туека.
— Что мы на самом деле о ней знаем?
Тамалан получила доклад о последнем столкновении. Стирос и Туек наедине проспорили глубоко за полночь, считая себя (напрасно!) в одиночестве в апартаментах Туека, комфортабельно устроившись в редких голубых песьих креслах с приправленными меланжем конфетами под рукой. Голографическая запись этой беседы, имевшаяся у Тамалан, показывала единственный желтый глоуглоб, блуждавший на своих суспензорах, совсем близко над этой парой, свет притушен, чтобы не резать уставшие глаза.
«Может быть, в тот первый раз, когда мы оставили ее в пустыне с тампером, испытание было некачественным?» — спросил Стирос.
Это был хитрый ход. Туек известен своей простоватостью.
«Некачественный? Что только ты имеешь в виду?»
«Возможно, Бог желал бы, чтобы мы проделали другие испытания».
«Ты сам видел! Множество раз в пустыне она говорила с Богом!»
«Да! — Стирос чуть не подпрыгнул. Он, конечно, рассчитывал именно на такой ответ. — Если она способна стоять невредимой в присутствии Бога, то, может быть, она может научить других этому».
«Ты знаешь, что она гневается, когда мы это просим».
«Может быть, мы не так подходили к этой задаче?»
«Стирос! Что если девочка права? Мы служим Разделенному Богу. Я думал об этом долго и серьезно. С чего бы Богу разделяться? Разве это не наивысшее испытание Бога?»
Стироса явно раздражало, что Туек вошел в колею как раз тех умствований, которых партия Стироса и боялась. Он постарался отвлечь Верховного Жреца на другую тему, но Туека нелегко было сдвинуть, если он начинал рассуждать о своей любимой метафизике.
«Наивысшее испытание, — настаивал Туек. — Видеть доброе во зле и злое в добром».
Выражение лица Стироса можно было описать только как глубочайший ужас. Туек — Верховный Помазанник Божий. Ни одному жрецу не позволено сомневаться в этом! Выступи Туек открыто с такой концепцией — и может произойти то, что потрясает самые основы жреческой власти! Стирос явно задавался сейчас вопросом, не наступило ли время ПЕРЕВЕСТИ Верховного Жреца?
«Я никогда не предполагал, что смогу обсуждать столь глубокие идеи с моим Верховным Жрецом, — сказал Стирос. — Но может быть, я могу выдвинуть такое предложение, которое поможет разрешить многие сомнения».
«Тогда выдвинь», — сказал Туек.
«В ее одеяниях можно было бы спрятать незаметные устройства так, чтобы мы могли ее слушать, когда она разговаривает с…»
«По-твоему, Бог не узнает, что мы делаем?»
«Такая мысль никогда не приходила мне в голову!»
«Я не прикажу отвести ее в пустыню», — сказал Туек.
«Но если ей самой захочется туда отправиться? — Стирос напустил на себя самое вкрадчивое выражение. — Она делала это много раз».
«Но не последнее время. У нее будто отпала необходимость советоваться с Богом».
«Разве мы не можем предложить ей?» — спросил Стирос.
«Например?»
«Шиана, когда ты наконец, опять поговоришь со своим Отцом?.. Ты не жаждешь еще раз предстать пред Его очами?»
«Это больше звучит как понукание, чем как предложение».
«Я только предполагаю, чтобы…»
«Святое Дитя не простушка! Она говорит с Богом, Стирос. Бог может нас жестоко наказать за такую дерзость».
«Разве Бог не послал ее сюда, чтобы мы ее изучали?» — спросил Стирос.
По мнению Туека, это было слишком близко к ереси Дроминда.