Одрейд присела на своем широком подоконнике и откинула подушку в сторону. Она повернулась спиной к базару. На базаре становится шумней. Проклятые жрецы! Они затягивают визит до крайних пределов!
«Я должна думать о моем собственном детстве, потому что это поможет мне с Шианой», — размышляла она. И немедленно хмыкнула над своей слабостью. Еще одна отговорка!
Некоторым послушницам нужно было по меньшей мере пятьдесят лет, чтобы стать Преподобной Матерью. Основа для этого закладывалась во время Второго Этапа — урока терпения. Одрейд рано проявила склонность к глубокому изучению. Считалось вполне вероятным, что она может стать одним из ментатов Бене Джессерит, и очень возможно, архивистом. Эту идею отбросили, когда выяснилось, что ее таланты устремлены к другому выгодному направлению. На Доме Соборов ее сориентировали на выполнение более деликатных обязанностей.
БЕЗОПАСНОСТЬ.
Дикий талант Атридесов частенько использовался таким образом. Внимание к подробностям, вот что отличало Одрейд. Она понимала, что Сестры, хорошо ее зная, способны предсказать какие-то ее действия. Тараза делала это постоянно. Одрейд слышала объяснение из собственных уст Таразы:
— Личность Одрейд чрезвычайно сказывается на исполнении ею своих обязанностей.
Была шутка на Доме Соборов: «Что делает Одрейд, когда она не при исполнении обязанностей? Она берется за работу».
На Доме Соборов не было необходимости прикрываться масками, которые любая Преподобная Мать машинально использовала при общении с внешним миром. Она могла на секунду показать свои чувства, открыто признавать ошибки свои и других, испытывать печаль или горечь и даже счастье. Мужчины были достижимы, но не для воспроизводства, Для периодического умиротворения. Все мужчины такого рода на Доме Соборов Бене Джессерит были крайне обаятельны, и некоторые были даже искренни в своем обаянии. Эти немногие, конечно, пользовались большим спросом.
ЭМОЦИИ.
Понимание этого проскользнуло в уме Одрейд.
«Значит, я опять пришла к тому же, что и всегда».
Спиной Одрейд ощущала тепло вечернего солнца Ракиса. Она знала, где находится ее тело, но мысли были открыты навстречу предстоящей встрече с Шианой.
ЛЮБОВЬ.
Это было бы так легко и столь же опасно.
В этот момент она позавидовала стационарным Матерям — тем, кому позволялось прожить всю жизнь с единственным, выбранным в супруги, скрещивающимся партнером. От такого союза произошел Майлс Тег. Иные Памяти рассказывали, как это было у леди Джессики с ее герцогом. Даже Муад Диб выбрал эту же форму совместной жизни.
«Это не для меня».
Одрейд признавалась себе в горькой зависти, что ей не дозволено вести такую жизнь. Чем компенсируется это в той жизни, в которую ее направляют?
«Жизнь без любви можно активней посвятить Ордену. Мы обеспечиваем посвященным наши собственные формы поддержки. Но тревожься насчет сексуальных развлечений. Это достижимо в любой момент, когда ты почувствуешь в этом необходимость».
С ОБАЯТЕЛЬНЫМИ МУЖЧИНАМИ!
Со времен леди Джессики через времена Тирана и после них изменилось очень многое… Бене Джессерит. Каждая Преподобная Мать это знала.
Глубокий вздох сотряс Одрейд. Она оглянулась через плечо на базар. До сих пор ни признака Шианы.
«Я не должна любить это дитя!»
Вот и все. Одрейд закончила предписываемое Бене Джессерит мнемоническое проигрывание. Она изогнула свое тело и уселась, скрестив ноги, на подоконнике. Ей открывался отличный вид на весь базар, на крыши города и его водный резервуар. Она знала, что немногие оставшиеся холмы к югу — последние остатки Защитной Стены Дюны, высоких хребтов главной горной породы, проломленных Муад Дибом и его легионами на песчаных червях.
Танцующая дымка жары виднелась за кванатом и каналом, защищавшим Кин от вторжения новых червей. Одрейд грустно улыбнулась. Жрецы не находили ничего странного в том, чтобы ограждать свои общины и не позволять Разделенному Богу совершать набеги на них.
«Мы станем поклоняться тебе, Бог, но не докучай нам. Это наша религия, наш город. Ты видишь, мы больше не называем это место Арракин, теперь это Кин. Планета эта больше не Дюна и не Арракис. Теперь она Ракис. Держись на расстоянии, Бог. Ты — прошлое, а прошлое всегда надоедает».
Одрейд посмотрела на отдаленные холмы, танцующие в мерцании жары. Иные Памяти накладывались на этот древний пейзаж. Она знала его прошлое.
«Если жрецы еще немного затянут с возвращением Шианы, я их покараю».
Жара, собранная за день землей и толстыми стенами, окружавшими Великую Площадь, все еще заполняла базар. Воздух над базаром дрожал не только от жары, но и от дыма множества небольших костров, зажженных в окружающих зданиях и под навесами, разбросанными по всей площади. День был жарким, больше тридцати восьми градусов. Но здание — бывший центр Рыбословш — охлаждалось икшианскими механизмами с испарительными бассейнами на крыше.
«Нам здесь будет комфортно».
Здесь они будут в безопасности настолько, насколько это можно обеспечить защитными мерами Бене Джессерит. Преподобные Матери ходят по этим коридорам туда-сюда. У жрецов есть свои представители в этом здании, но никто из них не посмеет себя навязывать, если Одрейд сама не захочет их видеть. Шиана будет здесь встречаться с ними только случайно, но все эти случаи будет позволять исключительно Одрейд.
«Это происходит, — подумала Одрейд. — План Таразы движется вперед».
В памяти Одрейд были еще свежи сообщения последней связи с Домом Соборов. Открытия по поводу тлейлаксанцев наполняли Одрейд возбуждением, которое она старалась скрыть. Этот Вафф, этот тлейлаксанский Господин, будет восхитительным предметом — изучения.
ДЗЕНСУННИТ! И СУФИ!
«Ритуальный образец, замороженный на тысячелетия», — объясняла Тараза.
Между строк в послании можно прочитать и другое: «Тараза возлагает на меня свое полное доверие». Одрейд почувствовала прилив сил при осознании этого.
«Шиана — это точка опоры. Мы — рычаг. Наша сила проистекает из многих источников».
Одрейд расслабились. Она знала, — что Шиана не разрешит жрецам задерживать ее долго. Даже сама Одрейд, умеющая держать себя в руках, не могла справиться с приступами дурных подозрений. Шиане, вероятно, еще труднее.
Они стали заговорщицами — Одрейд и Шиана. Это первый шаг. Для Шианы — чудесная игра. Она рождена и воспитана в недоверии к жрецам. Как же для нее здорово найти, в конце концов, союзника!
Какое-то движение всколыхнуло людей прямо под окном Одрейд. Она с интересом посмотрела вниз. Там пять обнаженных мужчин, взявшись за руки стали в круг. Их одежда и стилсъюты лежали грудой в стороне под охраной темнокожей девушки в длинном коричневом платье из спайсового волокна. Ее волосы были перевязаны красной тряпкой.
ТАНЦОРЫ!
Одрейд читала множество донесений об этом феномене, но наблюдала она это впервые со времени своего прибытия. Среди зрителей она увидела трех высоких жрецов-стражей в желтых шлемах с высокими гребнями. Охранники носили короткие накидки, которые оставляли ноги свободными для действия, у каждого было выкованное из металла копье.
После того как танцоры стали в круг, в толпе зрителей начало явно нарастать напряжение. Одрейд уже поняла, что это такое: скоро последует скандирующий крик неистовства и грандиозная рукопашная. Будут проламываться головы. Польется кровь. Люди будут кричать и метаться вокруг. В конце концов все уляжется без официального вмешательства. Некоторые уйдут плача. Некоторые — смеясь. И охранники-жрецы не будут вмешиваться.
Бесцельное безумие этого танца, его последствия многие века занимали Бене Джессерит. Сейчас оно привлекло жадное внимание Одрейд. Защитная Миссионерия проследила, как этот ритуал переходил из поколения в поколение. Ракианцы называли его «танцем развлечения». Были у него еще и другие названия, и самым значительным среди них — «Сиайнок». Вот во что превратился величайший ритуал Тирана, момент его сопричастия со своими Рыбословшами.
Одрейд хорошо распознала энергию, заложенную в этом феномене, и испытывала уважение к ней. Ни одна Преподобная Мать не оказалась бы слепа к такой энергии. Одрейд, однако, коробило ее бесплодное расточительство. Такие вещи следует искусственно направлять и концентрировать. Этот ритуал можно использовать для дела. Он сейчас только истощал силы, которые должны бы стать разрушительными для жрецов, если бы пары не выпускали.
В ноздри Одрейд поплыл сладкий фруктовый запах. Она чихнула и посмотрела на вентиляторы возле своего окна. Жар от толпы и согретой земли вызвал восходящий поток воздуха. Он и принес запахи снизу через икшианские вентиляторы. Одрейд прижалась лицом к плазу, чтобы посмотреть вниз. Вот оно: или танцоры, или толпа опрокинули торговую палатку. Танцоры топтались по фруктам. Желтый сок обрызгал их до самых бедер.
Среди наблюдателей Одрейд обнаружила торговца фруктами — знакомое сморщенное лицо, которое она видела несколько раз в этой палатке рядом со входом в здание. Ему словно наплевать было на понесенные убытки. Как и все остальные вокруг него, он сосредоточил свое внимание только на танцорах. Пять обнаженных мужчин двигались разболтанными движениями, высоко вскидывая ноги, неритмичное и на вид не скоординированное представление, которое периодически повторялось — трое танцоров двумя ногами на земле, двое подняты в воздух над своими партнерами.
Это было похоже на древний обычай Свободных — хождение по песку. Этот занятый танец — ископаемое, уходящее корнями в древнюю необходимость двигаться так, чтобы ничем не выдать своего присутствия червю.
Танцоры начали все больше обрастать тесной толпой, собиравшейся вокруг них со всего огромного прямоугольника базара; люди в толпе подпрыгивали как детские игрушки, чтобы поверх голов хоть на секунду бросить взгляд на пятерых обнаженных мужчин.
Затем Одрейд увидела эскорт Шианы, двигавшийся далеко справа, где на площадь выходил широкий проспект. Символы охоты на животных, изображенные на зданиях, говорили, что эта широкая улица является Дорогой Божьей. Согласно историческим источникам, по этому проспекту проходил маршрут Лито II в город из его обнесенного высокими стенами Сарьера, расположенного далеко к югу. Если внимательно приглядеться к деталям, можно различить некоторые из форм и образцов, которые при Тиране были городом Онн — фестивальным центром, построенным вокруг более древнего города Арракина. Он стер многие отметины Арракина, но кое-какие проспекты остались: некоторые здания были слишком полезны, чтобы заменять их другими. А здания определяли улицы.