С жестокой необходимостью Тег продолжал причинять все большую боль своей жертве, следя за тем, чтобы Данкан неотрывно, в каждую секунду своей величайшей муки, смотрел ему в лицо.
«Следи за его глазами!» — наставляла инструкция. И Беллонда, подкрепляя это наставление, предупредила: «Его глаза будут смотреть как будто сквозь тебя, но звать он тебя будет Лито».
Позже Тег затруднился бы вспомнить во всех подробностях свои переживания во время процедуры пробуждения Данкана. Он знал, что продолжал действовать, как было ему приказано, но память затуманилась, оставив плоть свободной выполнять приказания. Очень странно, но всплыл другой акт неповиновения: мятеж на Церболе, когда сам он был в среднем возрасте, но уже башар с грозной репутацией.
Он надел свой лучший мундир без медалей (такая тонкость) и направился по обожженным полуденной жарой, перепаханным битвами полям Цербола. Совсем не вооруженный, наперерез надвигавшимся мятежникам! Многие из нападавших были обязаны ему своими жизнями. Большая часть из них некогда служили ему с глубочайшей преданностью. Теперь они были в яростном неповиновении. И присутствие Тега на их пути будто говорило надвигавшимся воинам: «Я не надену медалей, потому что это напомнит вам, что я сделал для вас, когда мы были товарищами. Я не буду ничем, что говорило бы что я один из вас. На мне только мундир, показывающий, что я все еще ваш башар. Убейся меня, если ваш протест зашел так далека».
Когда большинство нападавших бросили свое оружие и подошли вплотную, некоторые командиры преклонили колени перед старым башаром, и он им возразил:
«Раньше вам никогда не надо было склоняться передо мной или вставать на колени! Ваши новые вожди научили вас плохим привычкам».
Позже он сказал мятежникам, что с некоторыми их обидами он согласен: на Церболе жестоко злоупотребляли. Но он также предостерег их.
«Одна из самых опасных вещей в мироздании — это невежественные люди с реальными поводами для обид. Нигде это так не приближается к опасности, как в образованных и разумных обществах. Зло, которое мстительный разум может принести, невозможно себе даже представить. Тиран покажется добрейшим отцом по сравнению с тем, что вы вот-вот могли натворить!»
Все это — правда, но мало могло помочь в том, что ему приказано было сделать с гхолой Данкана Айдахо — вызвать умственную и физическую муку в почти безжизненной жертве.
Легче всего вспоминался взгляд глаз Данкана. Они не стали расфокусированными, глядели прямо в лицо Тега, даже в мгновения последнего вопля:
«Проклятие тебе, Лито! Что ты делаешь?»
«Он назвал меня Лито».
Тег, хромая, отошел на два шага. Нога его покалывала и ныла там, где ее поразил Данкан. Тег заметил, что дышит тяжело и находится на пределе своих сил. Он был слишком стар для таких упражнений, да и проделанное вызывало в нем чувство глубокого омерзения к самому себе.
Но завершение пробуждения полностью сохранилось в его сознании.
Он знал, что над пробужденным гхолой тяготеет бессознательное проклятие убить того, кого он любит. Разбитая психика гхолы восстанавливается с никогда не заживающими шрамами. Но пробуждение становится тяжелым испытанием и для того, кто проводит его.
Двигаясь медленно, наперекор измотанным мучениями нервам и мускулам, Данкан соскользнул со стола и встал, прислонясь к своему стулу, дрожа и грозно взирая на Тега.
Инструкции гласили: «Необходимо стоять очень спокойно. Не двигаться. Пусть он смотрит, сколько ему угодно».
Тег стоял неподвижно, как было ему предписано. Память о мятеже на Церболе покинула его ум: он знал, что было проделано тогда, а что сейчас. До некоторой степени эти два события были схожи — как тогда, так и сейчас, он мог сказать: «Это сделано для твоего собственного блага».
Но в самом ли деле во благо то, что они делают с этим гхолой Данкана Айдахо?
Тег гадал, что происходит в сознании Данкана. Тегу много рассказывали, и он много чего знал об этих моментах, но все слова были бессильны описать увиденное. Глаза и лицо Данкана выражали последнюю степень внутреннего смятения — кошмарное подергивание рта и — щек, взгляд, прыгавший во все стороны.
Медленно, изощренно долго в своей медлительности лицо Данкана расслабилось, но тело все еще дрожало. Он чувствовал болезненную пульсацию во всем теле, отдаленную ноющую и колющую боль, которая находилась как бы в ком-то другом. Однако было четкое ощущение пребывания в этом непосредственном моменте — что бы и где бы это ни было. Его память рвалась из сетей. Он вдруг ощутил неуместность своего пребывания в таком юном теле, неподходящем для его жизни еще до гхолы. Метания и перекручивания сознания были его внутренним состоянием.
Инструкторы Тега говорили: «У него были налагаемые гхолой шоры на воспоминания жизни до гхолы. Некоторые из этих первоначальных воспоминаний хлынут в него широким потоком, другие же будут возвращаться медленнее. Хотя никакой путаницы не возникнет до тех пор, пока он не вспомнит момент своей первой смерти». Беллонда сообщила Тегу известные подробности этого фатального момента.
— Сардукар, — прошептал Данкан. Он поглядел вокруг себя на символы Харконненов, которыми был переполнен не-глоуб. — Имперская группа вторжения в мундирах Харконненов! — волчья улыбка искривила его рот. — Как они должны были это ненавидеть!
Тег сохранял бдительное молчание.
— Они убили меня, — проговорил Данкан. Это прозвучало простой констатацией факта, и тем большим холодом повеяло от этой фразы, произнесенной ровным, бесчувственным голосом. По нему пробежала и утихла жестокая дрожь. — Наверное, дюжина их в маленьком помещении, — он посмотрел прямо на Тега. — Один из них обрушился на меня, как мясник прямо на мою голову, — он заколебался, его глотка судорожно работала. Взгляд не отрывался от Тега. — Я предоставил Полу достаточно времени, чтобы спастись?
«Отвечать на все его вопросы правдиво».
— Он спасся.
Теперь они подошли к главному, решающему моменту. Откуда взяли тлейлаксанцы клетки Айдахо? Тесты Ордена показывали, что клетки исходные, но подозрения оставались. Тлейлаксанцы сделали что-то особенное с этим гхолой. Его воспоминания могли стать ценным ключом к этому.
— Но Харконнены… — проговорил Данкан. Его воспоминания об Оплоте тоже распутались. — О да. О да! — его сотряс звериный смех. Он испустил оглушающий победоносный рык над давно мертвым бароном Владимиром Харконненом. — Я расплатился с тобой, барон! Да, я расплатился с тобой за всех, кого ты уничтожил!
— Ты помнишь Оплот и то, чему мы тебя научили? — задал вопрос Тег.
Айдахо озадаченно нахмурился, по его лбу пролегли глубокие морщины.
Данкан ощутил незавершенность. Что-то внутри него оставалось подавленным. Пробуждение было неполным. Он сердито поглядел на Тега. Есть ли что-то большее? Тег был с ним просто зверем. Необходимое зверство? Вот, значит, как нужно восстанавливать гхолу?
— Я… — Данкан покачал головой из стороны в сторону, как огромное раненое животное перед охотником.
— Ты обладаешь всеми своими воспоминаниями? — спрашивал Тег.
— Всеми? Да. Я помню Гамму, когда она была Гиди Прайм пропитанная, как губка маслом, пропитанная, как губка кровью, дьявольская дыра Империи! Да, конечно, башар. Я был прилежным учеником. Полковой командир! — он опять рассмеялся, странно по-взрослому для такого юного тела, запрокинув голову.
Тег вдруг почувствовал прилив глубокого удовлетворения, намного глубже, чем облегчение. Все сработало так, как ему говорили.
— Ты ненавидишь меня? — спросил он.
— Ненавижу тебя? Разве я не говорил тебе, что буду благодарен?
Данкан резко поднял руки и посмотрел на них, провел взглядом по всему своему юному телу.
— Какое же искушение! — крикнул он, уронил руки и сосредоточил взгляд на лице Тега, ища опознаваемые признаки.
— Атридесы, — сказал он. — До чего же вы все чертовски похожи!
— Не все, — сказал Тег.
— Я говорю не о внешнем сходстве, башар, — его взгляд стал туманным. — Я спрашивал о моем возрасте, — долгое молчание, а потом: — Боги великие! Сколько же времени прошло!
Тег сказал то, что ему было предписано сказать:
— Орден нуждается в тебе!
— В этом незрелом теле? Что я должен сделать?
— Я и вправду не знаю, Данкан. Тело созреет, и я так предполагаю, что Преподобная Мать объяснит тебе все.
— Луцилла?
Данкан резко взглянул вверх на разукрашенный потолок, затем на альков и скабрезные часы там. Он припомнил, как входил сюда с Тегом и Луциллой. Место было тем же самым, но оно стало другим.
— Харконнены, — зашептал он. Он устремил на Тега полыхающий взгляд. — Ты знаешь, скольких из моей семьи Харконнены пытали и убили?
— Одна из архивариусов Таразы предоставила мне записи об этом.
— Записи? По-твоему, слова могут об этом поведать?
— Нет. Но этот единственный ответ, который есть у меня на твой вопрос.
— Черт тебя возьми, башар! Почему вы, Атридесы, всегда были до такой степени правдивыми и честными?
— Я думаю, это выведено в нашей породе!
— Совершенно верно, — голос принадлежал Луцилле и доносился из-за спины Тега.
Тег не обернулся. Что она услышала? Как давно здесь находится?
Луцилла подошла и встала рядом с Тегом, но взгляд ее был прикован к Данкану.
— Я вижу, ты это сделал, Майлс.
— Буквальное выполнение приказаний Таразы… — сказал Тег.
— Ты оказался очень умен, Майлс, — заметила она. — Намного умнее, чем я тебя когда-либо считала. Твоя мать была бы жестоко наказана за твое обучение.
— А! Луцилла-соблазнительница, — сказал Данкан. Он взглянул на Тега и опять перевел взгляд на Луциллу. — Да, теперь я могу ответить на мой другой вопрос — что ей предполагалось со мной сделать.
— Они называются Геноносительницы, — сказал Тег.
— Майлс, — сказала Луцилла, — если ты усложнишь мою задачу, не допуская выполнить то, что mi 2 велено, я поджарю тебя на вертеле.
От звука ее голоса дрожь пробежала по телу Тега. Он знал, что ее угроза была метафорой, но все, что подразумевалось за этой угрозой, было реальностью.