— Я не осмелился спросить об этом никого из них.
— Конечно, нет! Но что бы ты осмотрел… Чтобы никого не насторожить…
— Место на вершине, где остались следы не-корабля.
— Тогда, никуда не денешься, тебе пришлось бы лично туда отправиться!
— Это очень трудно будет утаить от шпионов, — согласился он. — Если только не отправиться туда с очень маленьким отрядом и под другим предлогом.
— Каким?
— Водрузить там мемориальный памятник старому башару.
— Делая вид, будто точно известно о его смерти? Да!
1 — Ты уже попросила Тлейлакс заменить гхолу.
— Это была необходимая предосторожность, не основанная на… Бурзмали, это очень опасно. Я сомневаюсь, что мы сможем обмануть тех, кто будет следить за тобой на Гамму.
— Скорбь моя и моих людей будет убедительной и достойной доверия.
— То, что кажется достоверным, не обязательно убеждает настороженного наблюдателя.
— Ты не доверяешь моей верности и верности тех людей, которых я возьму с собой?
Тараза в задумчивости поджала губы. Она напомнила себе, что Бене Джессерит давно научился производить людей без остатка преданных Ордену. Бурзмали и Тег — великолепные примеры.
— Это может сработать, — согласилась Тараза. Она задумчиво поглядела на Бурзмали. Любимый ученик Тега, может быть, он и прав!
— Тогда я пойду, — сказал Бурзмали. Он повернулся, чтобы уйти.
— Одну секунду, — остановила его Тараза. Бурзмали повернулся. — Введите все себе шиэр. Если вы будете схвачены Лицевыми Танцорами — этими новенькими! — вы должны сжечь свои головы или полностью их раскроить. Примите меры предосторожности.
Вид вдруг посерьезневшего Бурзмали успокоил Таразу. Он слишком возгордился собой миг назад. Лучше его вовремя одернуть, чтобы не был без нужды безрассудным.
Существует магия, внушающая благоговение мирозданию: нет никаких атомов, только волны и движение повсюду вокруг. Отсюда ты отвергаешь всякую веру в барьеры к пониманию. Ты отметаешь в сторону само понимание. Это мироздание нельзя увидеть, нельзя услышать, нельзя зафиксировать устоявшимися восприятиями. Это окончательная пустота, где не существует никаких ранее данных экранов, на которые можно проецировать формы. У тебя здесь есть только сознание — экран магии: ВООБРАЖЕНИЕ! Отсюда ты учишься, что значит быть человеком. Ты творец порядка, прекрасных форм и систем, организатор хаоса.
— Господь нас здесь рассудит, — злобно торжествовал Вафф.
Он произносил это несколько раз совершенно неожиданно за время их длительной езды через пустыню. Шиана, казалось, не обращала на это внимания, но Одрейд стал утомлять голос Ваффа и подобные заявления.
Ракианское солнце уже перешло далеко на запад, опускаясь, но червь, несущий их, казался ничуть не утомленным в своем продвижении через древний Сарьер по направлению к курганам, остаткам Защитной Стены Тирана.
«Почему в этом направлении?» — гадала Одрейд.
Пока ответа не было. Опасность, которую опять представлял фанатичный Вафф, однако, требовала скорой реакции. Она обратилась к нему на тайном языке Шариата, зная, как это подействует:
— Пусть Господь судит, а не люди.
Вафф нахмурился, услышав насмешливую нотку в ее голосе. Он посмотрел на горизонт впереди, потом на орнитоптеры, все время сопровождавшие их.
— Люди должны выполнять работу Господню, — пробормотал он.
Одрейд не ответила. Ваффа теперь обуяли сомнения: действительно ли эти мегеры Бене Джессерит причастны к Великой Вере?
Она в мыслях перебирала все, что знала о ракианских червях. Собственные воспоминания и жизни-памяти сплелись в сумасшедший калейдоскоп. Ей представлялись облаченные в робы Свободные на червях, еще крупнее этого. Каждый наездник наклонялся, опираясь на длинный, заканчивавшийся крюком шест, погруженный в кольца червя, как ее руки сейчас хватались за этого. Она чувствовала ветер, дующий в лицо, робу, хлещущую по голеням. Сегодняшнее и прошлое сливались в один знакомый ряд.
«Много времени прошло с тех пор, когда последний Атридес пользовался этим путем».
Может быть, разгадка их нынешнего положения была видна еще в Дар-эс-Балате? Но там слишком жарко — городок буквально таял от жары, — а сама Одрейд так маялась в ожидании их вылазки в пустыню, что запросто могла упустить из виду что-нибудь крайне важное.
Как и в любой другой общине на Ракисе, во время полуденной жары жизнь в Дар-эс-Балате замирала и пряталась. Одрейд ясно припомнилось раздражение, вызванное стилсъютом, пока она томилась в ожидании групп сопровождения. Эти группы должны были проводить Шиану и Ваффа к Одрейд в целости и сохранности.
Какую же заманчивую мишень она представляет в этот момент! Но нужно было удостовериться в добрых намерениях ракианцев, и поэтому сопровождение Бене Джессерит запаздывало намеренно.
— Шайтан любит жару, — сказала тогда Шиана.
От жары прятались ракианцы, но не черви! Нет ли в этом объяснения, почему червь движется именно в этом направлении?
«Мой ум прыгает, как детский мячик!»
Насколько противоречат маленький тлейлаксанец, Преподобная Мать и своенравная девушка, едущие на черве через пустыню, обычаям ракианцев прятаться в самое жаркое время дня? Это древний образ жизни Ракиса. Древние Свободные были ночными людьми. Их современные потомки тоже в основном полагались на тень, опасаясь самых жарких солнечных лучей.
«ШАЙТАН ЛЮБИТ ЖАРУ».
Любой житель ракианского города знает, что на его границе есть кванат — затененный канал, даже испарения которого улавливаются ветроловушками и возвращаются обратно, но и кванат тоже пересыхает.
Без сомнения, жрецы чувствуют себя в полной безопасности за своими охраняющими рвами, всегда наполненными водой!
«Наши молитвы нас защищают» — так они говорят, но на самом-то деле они очень хорошо знают, что действительно защищает их.
«ЕГО СВЯТОЕ ПРИСУТСТВИЕ ВИДНО В ПУСТЫНЕ».
СВЯЩЕННЫЙ ЧЕРВЬ.
РАЗДЕЛЕННЫЙ БОГ.
Одрейд смотрит на кольца червя перед ней. «И в нем тоже есть Он!»
Она вспомнила про жрецов, наблюдавших с топтеров над их головами. Как же они любят шпионить за другими! Глаза, скрытые за высокими прутьями балконов. Глаза, подсматривающие через бойницы в толстых стенах. Глаза, отразившиеся в зеркальном плазе или постоянно преследовавшие из темных мест. Одрейд чувствовала, как они следили за ней в Дар-эс-Балате, когда она ждала прибытия Шианы и Ваффа.
Одрейд заставила себя не думать об опасностях, отмечая течение времени по движению тени стены, под которой она стояла: самые надежные часы в этой стране, где немногие придерживаются другого времени, кроме солнечного.
Напряжение, усиленное необходимостью притворяться беззаботной, возрастало. Нападут ли они? Осмелятся ли зная, что она приняла свои собственные предосторожности? Насколько сердиты жрецы на то, что их заставили присоединиться к Тлейлаксу в этом тайном тройственном союзе? Ее советницы, Преподобные Матери из Оплота, были недовольны, что она, становясь наживкой для жрецов, ставит под угрозу себя лично.
— Позволь быть приманкой одной из нас!
Одрейд была тверда как сталь:
— Они не поверят. Подозрения будут держать их подальше. Кроме того, они наверняка пришлют Альбертуса.
Одрейд ожидали в зеленоватых тенях внутреннего двора шестиэтажного здания в Дар-эс-Балате. Над головой — обрисованный солнцем силуэт здания, кружевные балкончики и балюстрады в зеленых растениях с ярко-красными, оранжевыми и синими цветами, а выше — серебряный прямоугольник неба.
«И таящиеся глаза».
Одрейд ощутила движение у широкой уличной двери справа от нее. Единственная фигура в белом с золотом и пурпурном жреческом облачении возникла во дворе. Она внимательно разглядывала, ища признаки тлейлаксанской подмены еще одним Лицевым Танцором. Но этот человек — жрец, которого она узнала — Альбертус, глава Дар-эс-Балата.
«Именно так, как мы и ожидали».
Альбертус прошел через широкий атриум и внутренний двор, направляясь к ней с достоинством.
«Не таит ли он угрозы? Не подаст ли сигнал своим наемным убийцам?» Одрейд обежала глазами ярусы балконов: слабые помаргивающие движения на верхних этажах. Приближавшийся жрец был не одинок.
«Но и я не одна!»
Альбертус приостановился в двух шагах от Одрейд, подняв на нее глаза, которые до этого он держал устремленными на сложные переплетения узоров золота и пурпура на изразцовом полу внутреннего двора.
«Он слаб в костях», — думала Одрейд.
Она никак его не приветствовала. Альбертус — один из тех, кто знал, что Верховный Жрец замещен Лицевым Танцором.
Альбертус откашлялся и сделал дрожащий вдох.
«Слабая кость! Слабая плоть!»
Хотя эта мысль и позабавила Одрейд, но осторожность ее не уменьшилась. Привычно отмечая изъяны наследственности, которые Орден мог бы устранить в случае необходимости в потомках, Одрейд старалась запомнить Альбертуса. Несмотря на плохое образование — ракианское жречество сильно деградировало по сравнению с прежними днями Рыбословш, и Альбертуса смогла бы побить любая послушница первого года обучения — он так тихо и уверенно взошел к верхним ступеням власти, что могло потребоваться дополнительное исследование ценности его генетического материала.
— Почему ты здесь? — спросила Одрейд с возможно большей обвинительной интонацией.
Альбертус задрожал.
— У меня послание от твоих людей, Преподобная Мать.
— Тогда говори!
— Произошла небольшая задержка: слишком многим известен маршрут.
Это, по крайней мере, та история, которую они хотели подкинуть жрецам. Но на лице Альбертуса легко читалось и другое выражение. Секреты, разделенные с ним, опасно близки к разоблачению.
— Я почти хочу приказать тебя убить, — сказала Одрейд.
Альбертус отпрянул на пару шагов. Глаза его сделались пустыми, словно он уже умер прямо здесь, перед ней. Ей хорошо знакома такая реакция. Альбертус вошел в ту стадию полного разоблачения, когда страх стискивает мошонку. Он знал, что эта ужасная Преподобная Мать Одрейд могла бы совершенно небрежно вынести ему смертный приговор или убить его собственными руками. Ничего из сделанного или сказанного им не избежит ее сверхпристального внимания.